Надежда Середина

ТЕПЛО И ХОЛОД

Его встречали на турбазе как артиста или поэта, как мужчину, в которого влюбляются с первого слова. Но Ольга не поднялась с кресла: было холодно и дождливо, а под голубым пледом тепло и спокойно, как дома. На коленях - книга; глаза устали, а в комнате пасмурно. И уже становится все темнее, и вот уже совсем темно в комнате с двумя параллельными кроватями и одним креслом.

- Игорь приехал! - вскрикнул кто-то радостно в длинном коридоре.

- И-и-горь, - повторялось эхом хлопанье дверей и его имя. Его ждали все, потому что он любил всех. Он умел любить человека просто так... И люди его любили так... Просто... И полюбил Игорь многих иногородних женщин, не только Ольгу, он любил еще Любу, Таню, Ингу, Анюту. И было у него три жены и любовниц он не считал, потому что они не были наложницы, а были свободные женщины. И не развратили они сердце его. Он любил их, потому что один он не мог согреться. А когда ходит за ним женщина, и лежит с ним, и ему и ей будет тепло. Он любил их обычной любовью, потому что без любви жить скучно. И холодно, как в адском мраке.

Ольге было сегодня особенно как-то холодно, очень холодно... А когда человек замерзает всерьез, он не чувствует холода...

- Игорь приехал, - заглянул кто-то зачем-то к ней.

Она увидела его в тот же вечер, как он приехал. Толя привел его или он сам пришел с Толей. Они вошли в сумрак, где была она с книгой... "Расслабься", - взял книгу Толя, он был другом их комнаты, и ему, наверное, стало жалко, что она в холодном сумраке одна. А потом ей казалось, что они одни, но с ними был и Толя и девушки, которые всегда приходят и уходят из комнаты в комнату общежития... Она переставляла магнитные шахматные фигурки: "Ты играешь как-то неинтересно... Без азарта", - убила она черного слона. А Игорь сидел лицом к стене... В руках у него карандаш и маленький блокнотик... "Конь б-1 на а-3. Записал?" "Да, - вздохнул он. - Я давно играю без азарта..." И первую партию она проиграла ему, и теперь черные слоны играли на ее стороне. Он смотрел на ее лицо и забывал записывать ходы. "Зачем тебе надо выигрывать?" - не уходил Толя. Но ей не хотелось проигрывать. Толя и девочки не понимали этого. Они пришли из другой комнаты, где обмывали радость встречи. И радости этой становилось все больше и больше, и ее хватало уже и на другие комнаты. "А может быть, Игорь, любовь - это вдохновение?!" Игорь пел свою песню. "Пою для Ольги!" А она заплакала, потому что вдохновение - это что-то непонятное. Слезы были радостью или печалью... Они были предчувствием. Сквозь волну соленой слезы она видит руку, в разжатых пальцах пачка сигарет. "Я, Игорь, не слышал этих твоих песен, - сигареты шевелятся в руке, как пальцы. В пальцах слабость и сила, дым и смак никотина. Толя гасил голос. - Ты так еще не пел..."

До разъезда оставалась неделя, и каждый спешил сотворить что-нибудь, чтобы запомнилось. Все быстренько любили друг друга. А Толя оставался другом комнаты. "Ты хочешь у нас выиграть?" - спрашивал Толя, а играл Игорь. "Но жизнь дана одна лишь человеку, - вещал поэт-горец и как орел вонзал с любовным содроганием когти в покрытые русыми волосами и истомой девичьи плечи. - Зачем ты себя мучаешь?! - спрашивал утверждая. - Я же вижу... Ты как руки заложила... Я все вижу. За-а-а-чем? - Прельщал неутвержденную душу. - Но жизнь дана одна лишь человеку, - рифмовал жизнь с бабочкой, поцелуй с горным водопадом. - В Чечне, у нас в горах, это звучит складно. Мы гордые люди! Как горные орлы! Мы не питаемся падалью, нам нужна свежая, чистая, бьющая, как святой источник, нарзан.... Наш язык сверкает как золото, как снег на горной вершине! - радовался за свой язык и огорчался за русский. "Ты не пьешь, поэтому тебе трудно", - пытались помочь ей девушки-женщины из других комнат. Они делились с ней радостью, которой хватало на всех. "Ты чья жена? Капитана или бича?" - разгадывал Игорь. "Женщины имеют способность обрастать детьми". - "Пусть обрастают", - смеялись, успокаивая мужчин, бессловесные, водимые природою девушки-женщины и радостные падали на свои кровати: "Голова кружится..." - "Низкое давление, - объяснял горец, - надо поднять".

Если бы ты не пришел за три дня до отъезда...

- Да видели мы. Видели... - Почему ты не пьешь вина? - Он читал стихи. Свои... Чужие, но близкие... - Я слабая женщина, поэтому не пью вина... - Идет гульба! - Мне не дано освободиться от солнца... - Устала... Ты никогда никого не обидишь. Людей любишь. - Я их ненавижу... - Не надо, - ты сделала шаг назад, а он нес тебя на руках. - Там шкафы ходят... - Не надо... - Они стояли, и дверь в ее комнату была закрыта. И никто не входил и не выходил, потому что время кончилось. И не началось сначала... Была тихая, темная ночь. И ее руки, которые предательски выдавали ее. Они вбирали в себя дух его тепла. Силу плеч, твердость рук, нежность век, страстность губ, и глаза... И волосинка каждая под пальцами обретала томительный бродячий дух..

- Я вчера тебя ничем не обидел? - и не были его слова надутым пустословием.

- Нет...

- Следующий раз обижу.

Утро пришло по часам. И время не остановилось. - За мной не приходил мой черный человек? - проснулась она и увидела, что никто ее не превратил в пепел.. - Не горюй - вернемся весной, - верил Толя. - Какие вы старые, - угнетенная несытой страстью искала кого-то девушка-женщина. Она осталась во второй заезд, а тот, ради кого она осталась, забыл по привычке, что она осталась. Когда она была радостной, он был веселым. Теперь он радостный с другой, а она ждет, когда он будет радостный для нее. И устала от безнадежности. - Какие вы здесь все старые, - говорила, переходя из комнаты в комнату, девушка, исполненная любострастием. И девушки-женщины приходили из других комнат и говорили: "Ты не уедешь... Ты влюбилась... Женщина, которая любит спать на подоконнике. Мы же видим..."

Он пришел, когда она уже уходила. Он ходил за ней, как будто она царь, а он - очень красивая девица. И прислуживал он ей, но он не познал ее.

- Когда ты уезжаешь?

- Завтра... Утром.

- Когда взойдет утренняя звезда?

Сыро и серо в ее комнате. Он пришел, чтобы развязать узы адского холода и мрака. Он пришел с тетрадкой, лег на пустую параллельную кровать лицом к стене и к тетрадке... Эта ночь будет тихая... Он уже подбирал слова... Я ни в кого не влюбился. Эта ночь будет самая тихая... Я ни в кого, ни в кого не влюбился. Слова проверяли его, они заглядывали ему в глаза, вползали в изгибы ушных раковин, прикасались к уголкам напряженных губ и обретали слух. Самая тихая ночь. Я не влюбился. Но глаза, уши, пальцы не верили словам, они спотыкались, не покоряясь слову, а заставляя слово служить себе.

- Ты только не провожай меня, - перебила она игру слов.

- Тебя муж будет провожать?

- Нет.

- У него что, семьсот жен и триста наложниц? - Он говорил притчами, которые тогда еще не все знали, поэтому всем казалось, что он пророчит. - Почему твой муж не любит тебя? Или он очень стар? Почему ты уклонила от него свое сердце?

Они лежали у параллельных стен, на параллельных кроватях и параллельно молчали. Они наслаждались обманом своих обеззвученных слов.

- Почему ты молчишь? - не выдержала она.

Это молчание было близким, общим, как воздух в комнате. Оно соединяло: было слышно, как слова отторгаются от живых чувств.

Перед ними окно... Тусклое. Серое... Как душа дома-общежития. Маленькое тускло-серенькое окошко. А сзади дверь... Чтобы выходить. Они лежали, не шевеля воздух даже словами. Параллельно. И тут она почувствовала, нет воли. Она рванулась и подошла к небу в окне. Небо смотрело на них серыми квадратными глазами в деревянной оправе очковых рам. . - Вперед! - разорвала она тишину и обернулась. - Солдаты... - Он молчал весь: словами, ушами, глазами, словно пребывал при освещении от духа. - Надо уметь уходить, - дошла до середины комнаты. Вот дверь. Вот чемодан. И сумка через плечо. Открыть дверь... Взять ее за холодную расшатанную ручку и резко... На себя!.. В пустой проем, как из обреза двери самолета.

Она еще не открыла дверь. Она только видит ее и идет. К двери, которая открывается на себя... Нужно дёрнуть кольцо, чтобы раскрылся парашют. Динамический удар! 356, 357, 358... Стук сердца - отрезвляющая воля.

Что измеряется любовью? Дом... Время... Дорога... - Поедешь в Вологду? - Это было вчера. - Ты в Вологде была? - Нет... Конечно, умные люди не обижаются... - Ты устала жить? Я тебя вчера не обидел?

Все было вчера.

- Ну пока, Игорь!

- Пока!..

Она произносит это "пока" и ищет ту ноту, теплую и спокойную, которой нет ни в одной клавиатуре музыкальных инструментов. В храме поют только голосом. Звук тепла - это звук любви. Нота тишины.

Все звуки врут. И поэтому она меняет его имя. Оно не может озвучить тебя. Ты - это тишина. Ты - это тепло. И дверь, которая открывается на себя, отворилась без скрипа. И слово застыло на устах, как стынут птицы на высоковольтном проводе. Нужно сильнее тянуть стропы, чтобы не принять высоковольтные провода за площадку приземления.

Она - это я... Я иду... Идет со мной тяжелый чемодан, как груда горных камней. Если бы он был легким, то я бы совсем ничего не чувствовала и от бесчувствия не смогла бы идти... - Не ходи куда-нибудь, - это было вчера. И я напрягаюсь и несу свой чемодан по перрону. А вчера ты шел рядом, и мы вернулись вместе в общежитие... Самая, самая тихая ночь... Ночь маскарада. И муж в номере с окнами на Красную площадь. - Вас что там не кормят? - Но сейчас в руке у меня тяжелый, каменный чемодан... И я иду искать послушания истине. И ты трижды отрекся. Значит зачем-то это нужно. И небо, распятое на деревянном кресте рамы. А мне бы открыть дверь на себя и вынести чемодан... Больше ничего не надо вспоминать... Я ухожу... Я удаляюсь от плотских похотей своего тела, восстающих на мою душу. Ты уходишь... Он, она, оно - уходит... Кто это? Ты кротко и молчаливо держишь дверь? Ты не хочешь, чтобы уходило тепло в открытую дверь? Ты тоже устал? Но у тебя умные, добрые глаза и руки. Ведь ты не хочешь, чтобы моя любовь была похожа на услугу? Лирические стихи в твоей тетрадке были нам чужие, потому что для наших чувств ты не нашел еще слов. Почему ты молчишь? Самая тихая ночь. Она была потом. Ночь... Тихая. Самая. Тихая. Ночь... Я дам тебе свое тепло. Лучше пострадать за добрые дела, нежели за злые.

"Ты глупа", - сказала она себе. Но как тебе перестать быть тобой? Если я скажу тебе все, твое светлое пятно станет темным. В жизни и так мало света, когда ночь. Ночью свет звучащий. Свет - слово. Но почему такая светлая ночь? Это взошла утренняя звезда?


Оглавление