 |
15.09.07
Слово о книге. Возвращение
Виктор Будаков. "Времена и дороги". Воронеж, 2007. Этот солидный том (почти 600 страниц) выпущен в книжной серии "Славянский мост" и содержит в себе полновесное творчество известного воронежского писателя и поэта Виктора Будакова за многие годы: проза, поэзия, литературоведческие изыскания, исторические заметки, публицистика. Писатель, свою жизнь посвятивший изучению и популяризации духовного наследия отчего края, а в широком смысле - вообще русской культуры, в этой книге предстает исследователем основ миропонимания русского человека. Через постижение души во всем ее многообразии, и в светлых сторонах, и в темных, происходит осознание неповторимости и уникальности данной нам для жизни земли.
Вообще земное и небесное очень часто встречаются в произведениях Виктора Будакова. Встречаются либо для того, чтобы объединиться:
"Русское пророческое слово,
В нем и космос, и родной очаг" Либо, чтобы быть противопоставленными:
"На донных тьмах-глубинах
Гнетет подводная власть,
Предана честь любимых -
О Небе не помнит страсть
На донных тьмах-глубинах" Писатель предупреждает, чем нам грозят забвение своих истоков, непонимание того исторического богатства, которое нам досталось по наследству, - богатство русского языка. А оно, как мы можем повсеместно наблюдать, оскудевает и опасно заменяется ничего не значащим словесным мусором. Ведь это так просто понять, что "разлад языковой - разлад души!" Это восклицание сродни крику, призыву опомниться. Кто, как не писатель, способен так остро чувствовать опасность духовного падения и далее, как итог, подчинения неизменному, небытие? Это формула уничтожения, которой Виктор Будаков противится всем своим творчеством.
Он приводит слово в порядок, возвращает ему смысл, наделяет его тем значением, какое уже было у него прежде. Достаточно вспомнить имена Пушкина, Тютчева, Лермонтова, Гоголя, Кольцова, Лескова, Чехова, Бунина, Пришвина, Блока, Есенина, Платонова... О них и о других мастерах Виктор Будаков пишет как исследователь загодочной и интересной страны. Он бережно воссоздает топографию их жизни и творчества - так появляются новые штрихи на литературной карте.
Топография самого Будакова - это Дон и то, что разрастается дальше него, шире, - перелески, холмистые степи, поля. В этом мире пьянящих, дурманящих запахов, стремительных течений он движется уверенно, знает все тропинки. Но не спешит, как это сейчас принято. Ему присущ четкий и последовательный рисунок изображения, когда восстановленное слово становится выше отмеченного им объекта, потому что обладает большим смыслом, допускает больше степеней свободы. Память - самый верный инструмент в этом пути. Ею он проверяет себя нынешнего и сравнивает с тем самым мальчишкой, на долю которого пришлось послевоенное нелегкое детство. Но проверяет не только себя, но и нас всех - разных, добрых и злых, умных и глупых, бойких и ленивых, живущих совсем в иных условиях и в иное время.
Хотя, как сказать... Времена могут сойтись, когда вдруг возникают основные вопросы нашей жизни: как нам жить и зачем жить?
Вот и небольшой рассказ "Погорельцы", в котором рассказывается о том, как после войны в деревне всем миром, совсем не за деньги, восстанавливали сгоревшие после пожара хаты, заканчивается вопросом: "Но неужели нам всегда так - или вспоминать, или переживать вновь испытания, извечно суровые в нашей истории, чтобы лучшее вновь зримо проявлялось в нас?"
Надежда не оставляет Виктора Будакова, иначе бы он не писал. Его задача, как мне видится, - поселить эту надежду в других, возможно, разуверившихся, отчаявшихся... Надо уметь смотреть на мир другими глазами. Вернее, вспоминать, как это было. Как вспоминает писатель в коротком рассказе: "Звезды падают": "По мере того, как взрослеешь, мир, расширяясь, сужается, все в нем теряет преувеличенность, чрезмерность, величественность, - свойство детского глаза видеть мир таковым. Только не звездный свод. Он величественен, как и в детстве, как и во веки вечные..." И действительно, разве может измениться то, что было всегда? Или мы сами себе суживаем мир, или нам его, чаще всего, так сузили.
Проза Виктора Будакова по сути своей философская, - в коротких рассказах это особенно видно. В равной степени можно назвать их и новеллами, и эссе. Этот цикл носит общий заголовок "Волны". Снова Дон - эта река притягивает, манит, назначает всему цену; вокруг нее, рядом с ней, через нее проходит вся жизнь - и заканчивается тоже.
"Волны постепенно успокаивались. Чуть зеленоватые гребни их напоминали, быть может, иные волны: молодых хлебов в древних полях. И каким-то образом через эти волны мы чувствовали себя таинственно сопричастными многому на земле: прекрасной нашей реке, деревням по ее берегам, небу с отраженными в воде облаками, близким холмам, далекому морю". Маленькие истории сплетаются в одну большую историю - историю страны, историю другого возвращения - солдат с Великой Отечественной в деревню ("Не одна в поле дороженька"), первого прикосновения к тайне судьбы, ее отметине для оставшихся жить ребятишек ("Тонкий лед жизни"), первого проснувшегося чувства, обратной стороной которого может стать внезапное отчуждение ("На дне озера"), погибшего от взрыва найденной гранаты мальчика, обладавшего несомненным даром художника ("Крест и алое солнце"). Прочтя "Горькие колосья", уже не забудешь послевоенную детвору, собирающую в поле колоски и особенно сторожа по прозвищу Хобот - "добровольного палача детства, малых и взрослых, "оберегавшего" землю от тех, кто был рожден на ней и оставлял на ней пот и кровь".
В "Райском уголке" убийство соседа, деда Шевченя, странное, непонятное, вызывает у подростка неизведанные доселе сомнения:
"Может, с той поры и явилось впервые на мысль: нет покоя-рая на земле, как бы она, пядь земли, ни выглядела благословенно". Еще одна загадка метафизического свойства проявляется в "Глубоком эхе колодца": поводом служит случайная гибель деревенского паренька, "и оживает неприкаянная душа, и угрюмо мечется, ударяясь о колодезные стены".
Глаза писателя смотрят в глубину далекого колодца из детства - и видят в ней боль ранней потери. Тайна жизни и тайна смерти встречаются. Темный провал дна соприкасается на миг с бездонным небом. И в этом только содержится фактическое признание бессмертия человеческой души. Рассказ, таким образом, перекликается со стихотворением "Колодезь":
"И отрок вглядывался в вечность -
В колодец, строгий, как завет,
Откуда шел - как с тихой свечки -
Глубинный, потаенный свет". Мысль о бессмертии появляется и в воспоминании о том, как в послевоенное время дети собирали желуди для будущих лесов и для выпечки хлеба, который получался повкуснее лебедового ("Собирать желуди"). Выросшие спустя годы могучие дубы, когда кого-то из собиравших уже нет в живых, наводят писателя на мысль о том, что все недаром в этой жизни, не проходит бесследно.
След былой, ушедшей жизни может проявиться внезапно. Достаточно какого-нибудь знака - увидеть в тесноте городских домов рябину, - чтобы нахлынуло и уже не отпустило: послевоенные вдовы, слова песни ("Тонкая рябина").
Было бы наивно полагать, что писатель занят только тем, что ворошит прошлое. Свидетельства прошлого позволяют правильно оценить день сегодняшний. Монолог одинокой женщины в рассказе "Деревня Тайна", ее исповедь о прожитых годах, потерях, вместе с тем является и картиной самой умирающей деревни. Сюжет "Бесед нашего времени" составляет встреча трех старых друзей. Без выпивки тут, ясное дело, не обходится. И тогда мужики начинают говорить о самом главном, наболевшем. О некоем обогатившемся коммерсанте-директоре с характерной фамилией Стожулин говорится так: "Он и депутат, и делегат, и всем жирующим брат. Был Пахом, а нынче на коне верхом". Знакомый образ, не правда ли?
Жизнь, по большому счету, у всех троих не удалась. Занимали прежде какие-то номенклатурные посты, а теперь живут по нисходящей... И вот одному из них, Михаилу Гордеевичу, оказавшемуся на кладбище, приходит вдруг осознание душевной пустоты. Кладбище для этой сцены выбрано не случайно. Писатель показывает, как в человеке взрываются боль и протест: "Не так, не так я жил! - хочется крикнуть ему. - Не о главном, о суетном думал и суетно жил. Не за главное душу рвал. Не на той службе служил. Не те поступки совершал. Не те слова говорил".
Виктор Будаков говорит те слова, нужные, и за это ему большое спасибо. Это слова человека неравнодушного, живущего не сиюминутным, а вечным.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|
