06.12.07
Далекое-близкое. Как начиналась "Наша жизнь"
Завтра исполняется девяносто лет одной из старейших районных газет Воронежской области – «Острогожской жизни». Здесь начинали свой путь в журналистику и литературу поэт Василий Кубанев, будущий министр печати СССР Борис Стукалин, литературовед Юрий Сурма, писатели Гавриил Троепольский и Петр Прудковский. Последний, кстати, был и первым редактором "Нашей жизни" - так тогда называлась районка.
Петр Прудковский.
…Уже ближе к вечеру пролетка с возницей, объехав три типографии, остановилась у парадного входа четвертой. Под ногами вовсю хлюпала грязь, дождь вперемешку со снегом так и норовил попасть за шиворот.
- Сгружайте набор! - крикнул с порога типографским рабочим возница.
- А у самого, что, руки отсохли? - послышалось в ответ.
- Я уже натаскался, - буркнул недовольно возница, - пока собрал в кучу весь набор по типографиям. Теперь ваша очередь... (Замечу от себя, что каждая страница, набранная в металле, весила два пуда - 32 килограмма. А таких было четыре).
И демонстративно сел на край длинной лавки, занимавшей полкоридора.
Вышли два печатника, говорившие явно по-московски, на "гэ". "Гришка, гад, подай гребенку, гниды голову грызут", - передразнил их возница.
- В ноябре семнадцатого, после Октябрьской революции, местную газету набирали в трех частных типографиях, а печатали в четвертой, - вспоминал Петр Николаевич Прудковский. - Почему так? Да просто типографии были очень маломощные, не хватало шрифтов, квалифицированных кадров. Печатные станки приводились в действие вручную. Это только к двадцать пятому году у нас появились две машины, работавшие от электроэнергии.
Долго так продолжаться не могло.
И тогда решили все четыре типографии объединить. Оборудование свезли в бывший окружной суд, который после известных событий переименовали во Дворец труда. Явно стало не хватать наборщиков, потому что, кроме газеты, выпускали множество листовок, воззваний, плакатов. Нескольких острогожских рабочих командировали в Москву и Питер на вербовку тамошних наборщиков. Таковых нашлось аж двадцать человек.
- Вскоре у нас появился свой профессиональный союз печатников, который назывался "Просполиграф" - рассказывал мне в свое время Прудковский. - Он объединял около ста человек, в который, кроме полиграфистов, входили и журналисты районной газеты.
Появился и свой клуб у печатников. А при нем действовала библиотека.
Оборудование типографии пришлось эвакуировать в девятнадцатом году, когда на Острогожск вовсю наступали белогвардейцы. Ночью, нагрузив подводы разобранными на части печатными машинами и кассами со шрифтами, тронулись в путь по направлению в Алексеевку. Конечным пунктом назначения был город Бирюч. Намаялись, конечно, по бездорожью, пока добрались. Приходилось не раз и груз с подводы на подводу перетаскивать, и голодать, и от "белых" скрываться.
В сентябре того же девятнадцатого года, когда "деникинцы" вплотную подошли к Острогожску, типографское оборудование вывезти не удалось. А когда в декабре город оказался вновь в руках "красных", типографии как таковой в Острогожске не оказалось.
"А чуть раньше начальство сбивало нас, рабочих, на разборку типографии. Обещало забрать в Ростов-на-Дону. Говорило: "Вы там будете жить, как у Христа за пазухой", - вспоминал рабочий В.Белозеров. - Затем типография была вся до основания увезена белыми на Кавказ... А Красная Армия все дальше и дальше теснила белогвардейцев и начала очищать от них Кавказ. Дошли до Острогожска слухи, что увезенная белыми типография находится на станции Кавказской. Рабочие стали ходатайствовать о командировании туда своих представителей для того, чтобы вернуть типографию обратно. И ее вскоре привезли. Правда, побитой и растерянной".
Двадцатитрехлетний редактор Петр Прудковский приходил в редакцию спозаранок, к шести утра, когда двое мальчишек-экспедиторов начинали запаковывать газету - готовили ее к отправке. Он брал из пачки одну газету, тут же, притулившись у окна, начинал в который раз перечитывать читанное. Мальчишки хихикали и шептались:
- Не читал, что ли?..
Прудковский слышал их шепот и громко пояснял:
- Тогда читал газету как редактор, а сейчас - как обычный читатель. Это совсем другое дело. То работа была, а сейчас - удовольствие.
И шел к себе в кабинет.
На столе уже лежали письма, пачка центральных газет и губернская "Воронежская коммуна", журнал "Большевик", листки с принятыми ночью из Москвы радиотелеграммами.
Заглянул ответственный секретарь редакции Николай Григорьевич Пичугин, поинтересовался:
- Есть ли материалы для засылки в набор?
- Рановато, - ответил редактор. - Еще наш репортер Федоров не появлялся с последними новостями.
Федорову же было не до репортажа.
С утра пораньше он мотался по разным городским учреждениям и "выбивал" деньги за подписку. Дело это было очень хлопотное. "Платить они никак не хотят, - жаловался Федоров, - и если бы не моя настойчивость, переходящая иногда в хамство, то не видать нам подписных денежек".
Особенно трудно приходилось в те дни, когда иссякал запас бумаги, и надо было из кожи вон набрать денег на покупку новой партии.
Бегая по школам, предприятиям, артелям, всяческим организациям и учреждениям, Федоров узнавал множество городских новостей. И тем самым убивал двух зайцев: приносил деньги за подписку и первополосные новости.
Письма от крестьян печатались под рубрикой "По нашим селам". Вообще, газета ежедневно получала 30-40 писем, а выпадали дни - и до сотни.
"Часто мы не успевали разобрать всю корреспонденцию, - вспоминал Петр Николаевич. - И тогда получался "завал" - письма залеживались, шли в архив. Товарищи, сигнализировавшие в "Нашу жизнь", бывали в большой обиде. Но что поделать? Приходилось до поры до времени мириться с маленьким размером "Нашей жизни" и небольшим штатом сотрудников".
Вообще, кроме рубрики "По нашим селам", в газете были "Разные новости", "Уголок селькора", "Справочный отдел". Прудковский самолично готовил материалы селькоров. Он особо выделял одного из них, который печатал заметки под псевдонимом "Глаз". Писал тот не шибко грамотно (вместо "жизнь" - "жызн"), но за факты можно было не сомневаться: все чин чинарем. Вот и очередное письмо от зоркого "Глаза". Он сообщал, что в их селе местное кулачье на общем сходе добилось решения, чтобы выделять участок для показательного поля. А ведь задумывалась хорошая затея: выделить поле, на котором бы все делать по агротехнике, по науке, чтоб урожаем удивить всю округу, заставить крестьянина следовать это самой агротехнике.
"Да тут явно и председатель сельсовета не без греха, - размышлял Прудковский. - Ему любое новое дело - как бельмо на глазу. Лишняя забота, лишняя графа в отчетах перед РИКом (районным исполнительным комитетом. - В. С.), уполномоченными и перед всякого рода "центрами". В общем, гусь еще тот!"
Решено было по поводу этой заметки написать критическую статью. Прудковкий отодвинул графин с водой, переложил груду писем в "шкап" и засел за статью.
Было у него два часа в запасе.
К трем прибежал типографский пострел Серега: "Я за досылом. А то мужики матюкаются - строк не хватает".
- Наверное, метранпаж Тихон Иванович Варченко больше всех разоряется? - спросил ответственный секретарь Пичугин.
- А кто ж еще! - ответил Серега. - Вы же его знаете...
Варченко и типографские, и редакционные уважительно называли "дядя Варченко" (почти как Гиляровского - дядя Гиляй). Потому что был он в своем деле ас и равных ему в Острогожске не сыскать. "Когда дядя Варченко в хорошем расположении духа, - писал в 1925 году Петр Николаевич Прудковский, - то верстка проходит сравнительно мирно. Но иногда попадается материал, который не с какой стороны не прикинешь - то не становится полностью, и надо выкидывать из статьи десяток-другой строк, то остается пустое место, "дырка", которую придется заполнять тут же придуманным лозунгом или объявлением. Все это выводит из терпения Тихона Ивановича. А тут еще и редактор стоит над душой..."
Корректор Татьяна Григорьевна Петрова, человек интеллигентный, даже не лишенный светских манер, обычно затыкала уши ватой, чтобы не слышать грубостей верстальщика.
Часам к десяти-одиннадцати ночи верстку заканчивали. Садились подкрепиться хлебом и колбасой из соседней пекарни. И приступали к печати.
В двадцать пятом году "Нашу жизнь" уже печатали на электромашине.
...Только через два дня редактору Петру Прудковскому все-таки удалось выбраться в село и вплотную заняться письмом, которое прислал селькор "Глаз". Добирался он "до периферии" на пролетке, на "прикомандированной" в редакцию лошади по кличке Галочка. В селе собрал сход. Вопрос один: о выделении показательного поля.
"Вопрос этот был тогда разрешен усилиями бедноты, - вспоминал Петр Николаевич. - Богатеи только злобствовали: "Эх, надо бы этому "Глазу" фонарь под глаз поставить". Но ничего у них не вышло. Глаз остался самым активным нашим селькором, а мне еще не раз пришлось готовить в газету его критические заметки".
Через два года Петр Прудковский уехал в Воронеж. Его пригласили в "Коммуну" заместителем редактора.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012