04.01.08
Испанские мотивы. Подобие ночной птицы
Наконец преодолены препятствия и стало возможным устроить в кафедральном соборе выставку, посвященную жизни святого покровителя города. Ответственный за организацию выставки Пепе Дуэньяс выходил из дворца епископа, негромко разговаривая с губернатором.
– Хорошо все-таки, что Дон Косме отступился. Каков упрямец!
- И все из-за того, чтобы перечить Дону Хасинто. Нет, если эти священники вмешиваются в политику, то обязательно доводят дело до драки. А все это потому, что хотя один из них выдает себя за демократа, надо признать, что все же испытывает неприязнь к своему коллеге.
Оба политика Сиудаделы распрощались.
Споры в капитуле затянулись, и уже надвигались сумерки. На следующее утро, когда Пепе Дуэньяс пришел в базилику, там уже начались работы по приспособлению средневекового храма к предстоящему событию, которого так долго ждали. Выставкой надеялись привлечь в город посетителей, так как он давно уже был забыт всеми.
Более двух часов Пепе Дуэньяс наблюдал за работой по демонтированию барочных алтарей, которые, по мнению одних, украшали, а по мнению других, портили вид клиров. Именно тогда к нему подошел один из рабочих и отвел в сторону, как будто желая сообщить что-то важное.
- Дон Хосе1, мы обнаружили на колокольне труп. Разрушив кирпичную стену в старом доме, где жил звонарь, мы наткнулись на тело мертвеца. Ну и натерпелись же мы страха!
Дуэньяс поднялся к указанному месту. Рабочие прервали работу и наблюдали, вполголоса комментируя происходящее. В их голосе слышался черный юмор.
- У него лицо совы, - сказал один из них.
Покойник очень хорошо сохранился. Казалось, что он только что отошел в мир иной. На груди у него лежал лист бумаги. Не осмеливаясь прикоснуться к нему рукой, Пепе Дуэньяс подошел и, освещая фонарем, прочитал вслух:
«Здесь покоится Хуан Таскон. В Бургосе был воином, в Сьерре - бандитом, а здесь - звонарем. Когда Господь позовет меня, я не знаю, кем я буду. Но я чувствую, что, благодаря моей вере, что-то от меня останется и здесь».
Так, спустя сто с лишним лет после смерти, было обнаружено тело Хуана Таскона.
Рожденный в Белайосе, он работал в молодости в монастыре реавгустинских монахов недалеко от его села, а когда монахи вынуждены были покинуть монастырь по обвинению в колдовстве, Хуан остался без работы и без средств к существованию.
Тогда один из монахов, кажется, тот самый, который посвятил его в секреты черной магии, предложил ему вступить в ряды его земляка, пресвитера из Бургоса, который замышлял войну против солдат королевы, защищая права святой традиции на землях Кастилии. В один прекрасный день ему сообщили, что небольшое войско священника от безделья занималось мародерством возле Белайоса.
Юноша вышел ночью из своего убого жилища и, пройдя через поле, наткнулся на тех, кого искал и которые расположились недалеко от Адахи. Он был принят без опасения и подозрений: рекомендательное письмо, которое ему дал монах, без сомнения, оказалось хорошей гарантией в глазах того, чье имя было "священник Мерино".
Начиная с того момента, юноша обошел без устали земли Месеты. Только тогда, когда распри взяли верх над согласием в войске, и его командир скрылся в соседней стране, Хуан вернулся домой, не зная, желал ли он мира, который царил там. Он уже свыкся с тем, что защищал то, что принадлежало ему, и завладевал чужим добром с оружием в руках. Что же касается всего остального, то, кажется, царившая в его родном селе обстановка была для него неблагоприятной.
Впечатление было такое, что перемирие заключено генералами и не коснулось побежденных солдат. Как только Хуан вернулся в Белайос, правосудие получило ордер на его арест, обвиняя в не известно каких злодеяниях, совершенных в окрестностях Аревало.
У него не было другого выхода, как снова бежать. Горы были близко, и он скрывался там, а так как у него не было средств к существованию, он начал грабить на дорогах. Воровал он там и сям понемногу, ровно столько - сколько надо было, чтобы прожить. Грабил он тех, кто осмеливался проходить по узким дорогам, ведущим в Мадрид и Талаверу. Жители окрестных сел знали его и, кажется, не боялись, понимая, что этот человек не причинит им зла. Бывший воин время от времени спускался с гор в Сиудаделу. Старался делать это ближе к ночи, пользуясь убежищем, которое предоставлял ему друг детства. Этот друг служил хранителем часовни Пресвятой Девы, покровительницы города. Часовня находилась на возвышенности, с которой виден был въезд в город.
Однажды Хуан познакомился там с Агедой, которой вскоре увлекся. Он подумал, что молодость уходит, и начал завидовать тем, кто, как и его друг, хранитель часовни, создали свой очаг.
В один прекрасный день он решил поговорить с Агедой о своих намерениях, а так как она дала повод для этого, он прямо спросил ее, хотела бы она или нет выйти за него замуж. Он признался ей также, что не был земледельцем одного из сел, за которого выдавал себя раньше, а вынужденный обстоятельствами, скрывался в горах, завладевая тем, что ему не принадлежало.
Она ответила согласием на его предложение. И, обсудив вместе создавшееся положение, они решили после бракосочетания уехать в Мадрид, где Хуан мог жить свободно в неизвестности, которую обеспечивают крупные города.
Так и было сделано. Когда они прибыли в Мадрид, он начал искать товарища по прежней службе, который работал конюхом. Они были хорошими друзьями. А однажды Хуан даже спас крепкого галисийца, попавшего в руки солдат, за что он был искренне благодарен нашему герою.
Итак, немного спустя после прибытия в столицу Хуан нашел работу. Высокий и худого сложения, но крепкий здоровьем, он без жалоб выносил тяжелую работу по переноске мебели и других тяжестей в дома, по преимуществу - обеспеченных людей.
Так прошло около двух лет, пока однажды Таскон, перенося на плечах тяжелый музыкальный инструмент, не увидел, что женщина, открывавшая ему дверь, показалась ему знакомый. Впечатление было обоюдным, так как женщина, узнав его, тотчас же захлопнула дверь перед его носом. Хуан, не задумываясь ни на минуту, поставил в прихожей пианолу, быстро вышел, стараясь не бежать, чтобы не вызывать подозрений и чтобы не подумали, что он скрывается от кого-то или чего-то.
Вернувшись домой, он рассказал жене о случившемся. И, предвидя, что эта ситуация может повториться в любой момент, осуществил план, намеченный заранее: они должны были покинуть Мадрид и вернуться в Сиудаделу к родителям Агеды, уверенные в том, что те примут их.
Тесть и теща Хуана были звонарями в святом кафедральном соборе и проживали рядом с колокольней храма, там, высоко, около помоста, который соединял колокольню с крытой галереей.
По горным тропам, которые Хуан знал очень хорошо, вернулись они в Сиудаделу, обходя магистральную дорогу. Когда они подошли наконец к крепостной стене города - остановились, чтобы дождаться наступления ночи и постучать в двери часовни, где хранителем был друг Хуана.
Хранитель открыл дверь и пригласил друга войти внутрь, а когда заметил, что Агеда была на сносях, предложил им остаться на ночь. Они поставили для супругов кровать в отдаленном углу часовни, за главным алтарем. Туда никто не мог войти, потому что для этого нужно было знать устройство, открывавшее туда доступ. Это устройство находилось в вычурном шкафу, сделанном в стиле чурригереско 2. Шкаф был полон разными святынями и обетами. Супруги сообщили оттуда родителям Агеды о своем приезде.
На следующий день повозка со звонарем подъехала к часовне, и на ней устроились молодые супруги. Была глубокая ночь, когда повозка остановилась у двери собора, через которую под прикрытием ночи вошли супруги. Там их ждала мать Агеды. Она обняла молодых.
- Дети, хорошо, что вы приехали! Восемь дней и ночей я провела в тревоге за вас. Да защитит вас Богородица Сонсолес!
Поднимаясь по крутой винтовой лестнице, ведущей на колокольню, Хуан и Агеда вздохнули с облегчением, оказавшись наконец в надежном убежище.
Немного спустя пришел глава семьи, сказав им, что Хуан и его супруга уже взрослые, и их присутствие в доме родителей как нельзя кстати, так как они нуждаются в помощи детей.
- Не волнуйтесь и ни за что не извиняйтесь. Вы, наверное, поняли уже, что Фиденсия и я стареем. Вы нам поможете в работе, которая с годами становится для нас все тяжелее. Ты, Хуан, должен будешь овладеть звонницей - и как можно скорее. Эта проклятая рука беспокоит меня с каждым днем все больше, - говорил звонарь.
Так в жизни Хуана Таскона, полной случайностей, начался новый этап.
Бывший воин и бандит с большой дороги старался как можно меньше показываться в городе. Выходил он из собора только по мере необходимости, когда надо было помочь тестю и теще в исполнении ими почти музыкальной профессии.
Время шло. Супружеская чета имела уже троих детей, крепких и здоровых, доставлявших им радость в грустной и затворнической жизни.
Однажды Хуан прибежал домой запыхавшись. В один из своих выходов из убежища он увидел в городе человека, который, как ему показалось, слишком пристально и с подозрением смотрел на него. Такое случалось и раньше, поэтому он с каждым разом все больше боялся выходить из собора. Дошло до того, что однажды Хуан решил больше не выходить из своего укрытия. Собор, как он думал, был для него крепостью, которая обеспечивала ему безопасность.
Прошло не так много времени, как случилось нечто уже внутри собора. А произошло это так. Однажды утром Хуан помогал священнику причащать верующих. К перилам алтаря подошел один из них и устремил свой взгляд на Хуана. Наш герой был поражен до такой степени, что священник легко ударил его ладонью, чтобы привести в чувство.
В тот день, поднявшись к себе, Таскон рассказал своим о случившемся и принял новое решение: не появляться во время службы на публике и не ходить по храму, когда в нем находились верующие или посторонние люди.
С тех пор жизнь его стала походить на жизнь ночной птицы, как у тех сов, что обитали на колокольне. Они стали его компанией.
Иногда, справившись с головокружением, он поднимался на стропы, на которых крепился самый большой колокол, и подходил к краю крыши, испачканной грызунами, где свили свои гнезда те птицы. Нередко он оставался там до рассвета и со временем научился отлично подражать их крикам.
Однажды, полушутя-полусерьезно, он сказал своим детям, что когда умрет, превратится в сову.
В действительности Хуан продолжал прохаживаться по храму, но делал это по ночам, когда там царили полная тишина и темнота, едва нарушаемые полетом сов и светом нескольких свечей, зажженных верующими, которые продолжали гореть всю ночь.
Иногда он позволял себе еще некоторые вольности. Так, в теплые вечера он отваживался выходить за пределы собора и, прыгая с абсида, служащего опорой крепостной стены, ходил по ней или же поднимался на крышу крытой галереи или собора.
Его появления там были замечены, к несчастью, солдатами находившейся по соседству казармы-крепости, среди которых поползли слухи о том, что по дороге вдоль крепостной стены бродит призрак. Случилось так, что часовой, увидев его, с перепугу выстрелил из мушкета - и чуть не отправил Хуана на тот свет. Часовой не попал в него, но так перепугал, что Хуан стал спускаться со стены обычным путем, в переулок, который называют "Жизнь и Смерть", но в спешке споткнулся и, падая, сильно повредил себе ногу и чуть не расстался с жизнью.
Окончание следует.
Перевод В.А.БЕЛОУСОВОЙ.
1 Хосе - полное имя, уменьшительно-ласкательное от него - Пепе (Пепе Дуэньяс).
2 Стиль чурригереско - вычурный стиль
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012