|
04.01.08
Виктор Попов, рассказ. Раздумья Митрофана.
Когда у меня неважное настроение, людям от этого ни жарко, ни холодно. Но от того, что плохое настроение у Митрофана Корчагина, животновода из Болотной Гнилуши, людям голодно… Я прочитал много книг. Мне известен физический и химический состав лунной коры и секрет добычи энергии из атома. Не утверждаю, но самому себе даю отчет: видимо, начинаю понимать загадочную скрытную улыбку Джоконды. Порою улыбка ее кажется мне умело скрываемым сарказмом. Смотри на нас Джоконда, смотрит – и разве что не качает головой. Митрофан Корчагин не обременен большими знаниями мироздания. От того, что он не усвоил теории относительности, его настроение не портится. Ему что-либо попроще, ему поотчетливее бы о земле и о правах на нее, если таковые имеются. И прибавить бы уверенности в жизни. А то получается, как с его старым радиоприемником: только настроится Митрофан на какую-то слышимую волну, как тут же раздается хрип или вопль под барабанный бой. Отматерится в душе Митрофан, поищет новую волну, а потом плюнет с досады и махнет рукой сразу же на все волны. Сидя на ступеньках крыльца, он думает и смотрит на свой огород. Мысли его всякие, но чаще не больно радостные: не урежут ли землю, коль так легко возвратили задернелый кусок? Весной надо бы по-хозяйски обработать, но усомнился тогда: не обманет ли новая власть? Угрохаешь и силы, и время, да и вообще... А потом подберут закон - и, пожалуйста, Митрофан, сдай урожайчик. А то и попросту отнимут, якобы из обычных житейских вопросов. А так, если по-хорошему, петрушки-лаврушки всякой натыкал бы и теперь - глядишь, хватило бы и себе, и на базар. Пустеет земля, давно уж сплошной дерн. Как скажешь - в Болотной Гнилуше хозяев нету. А его земля-то, Митрофанова, ею наделили отца еще после гражданской. А Митрофан - наследник. Ну, числился вроде бы наследником. А на самом деле как получилось? Отец навоевался и - помер. Не так уж давно к нему, то есть к Митрофану, пришли и отрезали. Таким он оказался наследником, без всяких прав. А теперь, Митрофан, бери, пожалуйста, свой кусок земли, хозяйничай! И взял бы, но не хочется. Пусть другие хозяйничают, у кого пылу много. А его, Митрофанов, пыл усердно тушили не один год, осталось всего следов - тлеющие головешки. Обидно, конечно, вот она, земля, а руки не подымаются. Да и то надо бы понять: много ли он один подымет? Ну, с этим бросовым куском земли, ставшим обычным неудобьем, он, пожалуй, справится. Но ведь в Болотной Гнилуше ни один такой кусок! Тут самое впору сына запрячь, да и дочка могла бы подсобить. Но... Приходили к Митрофану, толковали: может, будешь новым хозяином, фермером? Ну, по-старому - единоличником? Не чудаки ли?! Какой же это хозяин, если он, Митрофан, один? Жена еле для себя и для детей справляется. Помощницей, конечно, будет, но - с пятое на десятое. Он один, вот тебе и фермер. Митрофан сам говорил с дочкой, она приезжала на праздник. Как начала смеяться - до икоты! Я, говорит, из города ни шагу. Не замужем, а вот поди ты. Я, говорит, в новых туфлях, так иду по асфальту, что на другой стороне проспекта слышно. Многие оборачиваются. Слово за слово: дескать, нельзя ли с вами... Нельзя! Ну, пока что нельзя... Ишь, выбирает. А чего выбирать? Эдак в старых девах нехитро остаться. Но, ясное дело, не останется, не из таких, хватка у нее - будь здоров. А тут? Будет орать во все горло - никто не услышит. Слышать-то почти некому. А то, ишь, каблучками по проспекту - и ее уже замечают. Нет, дочку, видно по всему, не вернуть. Бог с ней, лишь бы жизнь свою устроила, и то уже немалое счастье для родителей. А вот сына надо бы возвернуть. Тоже приезжал, бутылочку привозил, чем-то рыжим набитую. Не приходилось пробовать, а тут - за милую душу, враз уговорили. Значит, доступно; значит, не такой уж он бросовый человек в городе. Насчет фермерства ... Засмеялся, похлопал отца по плечу. Спиною пятиться, сказал он, - далеко не уйдешь. У него семья. Все, считай, настоящие горожане, к сельской жизни теперь не приспособленные. Да и что тут ответишь? Конечно, это не дело вихляться туда-сюда. Устроился, работает, детишки в школу пошли. А в селе придется начинать заново. Да еще не известно, как дела с этим, по-ихнему - фермерством, пойдут. Если плохо будешь работать - самому станет противно. Если хорошо поработаешь, то, надо полагать, и получишь прилично. А это дело не всем окружающим понравится. Завистники еще не перевелись. Найдут, с какой стороны пробраться, чтобы укусить да и отвадить от приличного заработка. Оправдывайся потом, доказывай не известно что. За свои-то мозоли! «Ну, зачем это мне батя? - допытывался сын. - Оно и в городе не всегда без сучка и задоринки получается, но там начальство поближе .Не так уж просто, а все же пробиться можно, а значит, и с законами обращаются поаккуратнее». В этом он прав, сын-то, соображает. Хорошо помнит Митрофан свое, недавнее. Сельским воротилой был в Болотной Гнилуше, из комсомола взяли, из соседнего района. У себя, видно, пророки не водятся. Ну, Бог с ними, был бы человек хороший. А человек он оказался с гнильцой, хотя и из молодых, а успел червоточину завести... Так вот, работал Митрофан по соглашению. Договорились свинарник сделать, большой, со всеми трубами и кормушками. Ну, и оговорено было, сколько заплатит каждому строителю. Прилично, что и говорить, стоило спину погнуть. Ну и погнули все лето, не знали - не видали ни дня, ни ночи. К осени сдали, комиссия ни одного замечания не сделала. Пришли строители за получкой, а этот, воротила, пальчиком по своему столу водит: не жирно ли? Вот вам, ребята, тарифные ставки, вот время, то есть, сколько проработали, - ну и будьте здоровы! Ребята, конечно, покраснели и в район, к самому первому. Тот хорошо начал, каждому руку пожал, холеный такой, но полноватый маленько. Лицо вроде бы припухшее, щеки на воротник налезают, и живот, сдвинувший вниз брючный ремень. Так вот, пожал руки и сразу поправил свой белый-пребелый воротничок у такой же белой рубашки. У них, в районе, почти все в такой форме ходят. Вы что, говорит, - шабашники? Нет, ответили ему, мы из той же Болотной Гнилуши. - А если не шабашники, то какая же у вас сознательность? Как вы относитесь к своему хозяйству? - А ему в ответ: сознательность такая - сделали свинарник хорошо, это, во-первых, а во-вторых, раньше того, как было обусловлено. Что касается денег... Шабашникам за такой же свинарник платят, что называется, по совести, а своих, оказывается, можно обдуривать? Хозяин кабинета возмутился и сказал жестко, прямо: вы, говорит, если разложить по месяцам, получите больше первого человека в районе. Я, говорит, здесь первый человек, значит, я и должен получить больше любого другого. А умный на вид человек... Но ведь сказал! И глаза хотя и напористые, но светлые, чистые. Митрофану стало неловко. Подумал, не подать ли в суд? Но ведь в дураках останешься. Так и ушла вся бригада не солоно хлебавши. Лучше совсем не работать? Ну и как дальше жить? Обидно признавать, а сын в чем-то прав. Родной сын, а его уже ничем не возьмешь: ни криком, ни родительской властью. Вот какой он, так называемый работник. Утерся в тот раз Митрофан, а сын даже не пожалел отца из-за этого свинарника. Не ты первый, сказал он, не ты последний. Впрочем, сам Митрофан теперь тоже не очень развешивает уши. Правда, бывшего начальника Болотной Гнилуши недавно сменили, районного светилу - тоже. Пришли новенькие.Но когда это было, чтобы Митрофан слышал от таких людей плохие слова? Все обещают, чего только не сулят. О-о, Господи-и... В тот приезд он упрекнул сына: говоришь, в селе и то плохо, и это. А в твоей промышленности городской все хорошо? На обувной фабрике работает он, механиком по машинам. Страх один, если подержишь в руках его ботинки, чувяки, сапоги. В них если идти - то на скотный двор. Но ведь и в селе тоже люди, а не обезьяны. Им тоже охота, чтоб и прочно было, и прилично. Ну, так вот он, Митрофан, сейчас пойдет на скотный двор и даст своим телятам вместо настоящего корма какие-нибудь сухие палки? Ему вроде бы все равно, что кидать в кормушки, да телята не все будут пережевывать. Не позволит он, Митрофан, такого. Совесть не позволит! А у них, у того же сына, вон как получается. Сын оправдывался в тот раз, мол, машины у них - пенсионного возраста, износились, а новых пока что нету. И еще... Видите ли, кожа плохая! Шутит, что ли? Ваше село, в том числе и ты, отец, плохую кожу растите, а из плохого товара хорошие ботинки и хочешь?! Можно поспорить, надо бы поспорить о тех же кожах, не во всем он прав. Но что правда, то правда: Болотная Гнилуша хромает, не одна ваша городская промышленность. Может, скорее наша деревня, а потом уж ваша промышленность. В конце концов, любые наши корни - из такого вот села, как Болотная Гнилуша, корни той же промышленности. Сырье, товар, кожи... А если не покормить того же механика по машинам на обувной фабрике, то как он наработает тебе... Держи карман шире! А Болотная Гнилуша действительно хромает. Почему? Самое главное -потому, что у Митрофана плохое настроение. Руки не подымаются! Ну, не совсем, конечно, а все же не так, как надо, как он пока еще может. Вот и не получается, потому кожи с его скотного двора идут слабоватыми, да и мало их, а значит, и мяса негусто, людям приходится жаться. Не до конца, конечно, они отказываются от мяса, а повольнее бы. Вот он, след неважного настроения, вот какая веревочка. Да, такая веревочка. Митрофан не ведает, что творится на самом верху. А о том, что было... И при Сталине, и после него.... Начитался! Недаром на селе Наукой прозвали. Не все знает он, а все же картинка понятная. Не было справедливости, вовсе не было, за что ни возьмись. Страшно! Вдумается Митрофан - жить не хочется, такими бывают моменты. А что иначе? Все вроде бы правильно. Хочется Митрофану верить в правду, изголодался он по правильной спокойной жизни. Работать бы да работать, сколько он смог бы добротных кож выходить для обувной фабрики! Не то что нынче. Хочется верить... Но как укрепиться этой вере, если новый голова сельская еще ни разу не был на его, Митрофановом, подворье. Правда, разговор однажды случился, но что это за разговор? Здравствуй-прощай и - ручку для "до свиданья". На рукопожатья нынче расщедрились, можно подумать, что этого хватит человеку до краев. А пришел бы, посидел бы по-мужицки, увидел бы что к чему. А он то на "Волге", то на "козле", и все - мимо. Ясно, хлопот бывает, а все же Митрофану такая суета не по душе. Надо пообстоятельней! Судя по всему, с районной власти моду взяли, ежели так, ни в районе, ни в Болотной Гнилуше каши не сваришь, другие повара потребуются. Вот и думай что хочешь. Тоска одолевает Митрофана. Встретить бы по-настоящему чистого, светлого человека. И о земле поговорить, об этой самой земле... Он бы даже в Москву пробрался, чтобы очиститься от душевной накипи. Пока что некому поправить настроение Митрофана. Говорунов сейчас пруд пруди, особенно перед всякими выборами. Скорее всего, к ним, в Болотную Гнилушу, кто-то приедет, может быть, лично с Митрофаном речь заведет. Важно что? Важно, чтоб умный попался, а не вертопрах какой-нибудь. А если вертопрах, шустрый, обтекаемый, то Митрофан сразу уяснит это. И окончательно разуверится. Совсем разуверится по самой важной причине: если нынче в такое суровое время этих самых вертунов присылают, то кому же верить? Или опять будет по недавней старинке: лишь бы прокукарекать, а там хоть не рассветай? Неужели и теперь?! Отказывается от этой мысли Митрофан и ждет... Я знаю Митрофана Корчагина давно. Чаше всего бываю у него просто так, без дела, и это нравится Митрофану. Но ему мало меня. Я для него слишком свой, хотелось бы ему - со стороны, еще лучше - если совсем новый человек, чтобы Митрофан уверился в своих суждениях. И тогда укрепился бы во взглядах на нынешнюю жизнь, а значит, и настроение его поднялось бы. Он терпелив. Но не до бесконечности же! Митрофан не делится своим нетерпением, но по его острым глазам вижу: когда же нынешний бурлистый туман раскидает свежий ветер? Митрофан встает со ступенек крыльца, смотрит на часы. Надо на скотный двор.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|