 |
12.08.08
Писатель и время. Беспамятство не властно
Общеизвестно и неоспоримо: память – основа любой национальной культуры. И только беспамятство способно разрушить ее до основания. Человеческая леность и нелюбопытство как раз и порождают забвение того, что так сильно волновало и болело еще совсем недавно. Может быть, еще каких-то десять-двадцать лет назад. Читая иные «толкования» нашего недавнего прошлого, порой ловишь себя на мысли, что автору не чуждо пренебрежительное отношение к фактам (одни он помнит, а другие, "невыгодные", почему-то "забывает"), подробностям, а в суждениях он самоуверен и высокомерен.
Писатель-документалист Виталий Жихарев - памятлив (отсюда проистекает еще одна нравственная категория - совестливость). Уже в первой своей повести "Крылья Жар-птицы" (она написана в соавторстве с журналистом Андреем Забелой и выдержала два издания) Жихарев настраивает читателей на доверительный тон, увлекая сюжетом повествования, точно выверенными фактами.
На ту пору он, молодой и начинающий журналист аннинской газеты - за плечами недавняя служба в армии, - знакомится с жителем села Садовое Александром Ивановичем Герасимовым. И узнает, что он - испанец, и зовут его Альфонсо Гарсиа, что в тридцать седьмом он с оружием в руках боролся с мятежным генералом Франко. Постоянные наезды в Садовое, долгие беседы с Герасимовым-Гарсиа подвигли к тому, чтобы глава за главой выстраивалось суровое полотно непростой человеческой биографии, в которой в полной мере отразилось сложное и противоречивое Время.
В первой книге Виталия Жихарева видна исповедальность, и читатель принимает предложенный тон, - вместе с автором возвращается "по собственному следу": вглядываясь в жизнь героя документальной повести, он уже сам обращается мыслью в собственное прошлое, осмысливает свои воспоминания.
Точно увиденная деталь, яркая характеристика человека, подробности быта свойственны писательской манере Виталия Жихарева. Читаем в "Крыльях Жар-птицы":
"Восточная стена, у которой на деревянном топчане спали дети, была глухой. И Альфонсо из-за этого не видел, как восходит солнце. По утрам он освобождался от тряпья, служившего постелью, и любовался игрой его лучей на блестящих окнах кафе напротив, где всегда было людно и весело. В глубине кафе он различал круглое сонное лицо хозяина за стойкой, суетившихся официантов.
Потом, помогая во дворе отцу, мальчик слышал звуки джаза, мелодии песенок, смех нарядных посетителей. Так близко, всего через дорогу, царило веселье, а сюда, в дом столяра Хуана Гарсиа, и радость заглядывала редко, и солнечные лучи обходили его стороной". Одна за другой теснятся картины из жизни юноши Альфонсо. Вот он заканчивает школу, едет в Мадрид, устраивается в кафе… И - сражается с фашистами:
"Посреди улицы дымилась воронка от взорвавшейся бомбы. Альфонсо заглянул в нее и - ужаснулся: на дне молча копошился, пытаясь выбраться, чумазый малыш в разорванной рубашке. Альфонсо подхватил его, крепко прижал к себе - тот молчал. И только когда перевязал ему исцарапанные, с изломанными ногтями пальцы, мальчик словно очнулся.
- Там мама, - показал он на разрушенный дом". Альфонсо оказался отчаянным воякой. Его даже направили в СССР учиться на летчика:
"...Гарсиа взглянул на приборы. Горючее кончалось. Он принял решение выйти на один из ориентиров и развернуться по компасу на аэродром. Самолеты подошли к краю облачности. Сквозь облака ударил свет. Внизу вилась речушка с пряжкой моста. Это был один из хорошо знакомых по карте ориентиров в полусотне километров от аэродрома. В какую сторону от моста лежит аэродром, Гарсиа знал точно... Альфонсо неотрывно следил за секундной стрелкой. Вот она пошла по последнему кругу.
- Приготовиться!
Ручку - от себя. Стрелка альтиметра рванулась к нулю. Двести метров. Сто, пятьдесят.
На бреющем полете два бомбардировщика сделали разворот пошли на посадку. К ним бежали люди. Альфонсо уже приложил руку к шлемофону, собираясь доложить об окончании полета, но десятки рук обняли его, подбросили вверх. Выстроив всех для разбора полетов, начальник школы объявил курсантам Гарсиа и Сепульведе благодарность". Вернувшись на родину, Альфонсо летал на бомбардировщике в небе родной Испании. Однажды его самолет атаковали фашистские истребители. Силы были неравные. Но на помощь Альфонсо пришел самолет, которым управлял республиканский летчик. В этом бою храбреца сбили, бомбардировщик Альфонсо загорелся, но он смог дотянуть до аэродрома. Позже Альфонсо узнал, что от смерти его спас советский летчик доброволец Герасимов. Пришло и сообщение, что он погиб в том бою.
А вскоре Альфонсо Гарсиа второй раз отправился в СССР. На этот раз - учиться в военном училище на командира. Он остался в нашей стране, взял фамилию Герасимова - своего спасителя, - воевал с немцами, защищал и Воронеж. Когда закончилась война, женился на русской девушке. жил и работал в Садовом.
Позднее Альфонсо узнал, что его русский спаситель не погиб в Испании: он, выпускник Борисоглебского авиаучилища, воевал, дослужился до полковника.
...В конце восьмидесятых - начале девяностых имя Сталина мелькало на страницах прессы чуть ли не чаще, чем при жизни "вождя всех народов". Хотели мы того или нет, но именно это приводило к тому, что имя вождя на наших глазах превращалось в символ, воплощая то предельную степень тирании, то "плохого царя", чуть ли не претендующего на место Святополка окаянного.
Впрочем, могло ли быть иначе на то время?
Можно ли было видеть в Сталине реального человека? Само имя - уже было мифом, а для истории оно более реально, чем "Иосиф Джугашвили". Ведь даже самые спокойные из писавших о "вожде всех народов" видели в нем только некое явление.
И тут приходит на память спектакль по пьесе Виктора Коркия "Черный человек, или Я бедный Сосо Джугашвили", который в начале "перестройки" возил по городам и весям какой-то полулюбительский столичный театр. Спектакль добрался и до Воронежа, и шел он на сцене театра оперы и балета. На сцене действовали Сталин, Берия и Попугай. Сталин был как бы соткан из пушкинских текстов: он цитировал то Бориса Годунова, то Самозванца, то Сальери. Его первый монолог начинался словами:
Все говорят: нет правды на земле.
Но правды нет и выше - и в Кремле. В том шоу, не знаю, как другие, но я увидел, что "отец всех народов" представлен как пародия.
Но так ли это было на самом деле?
Как известно, политические деятели обычно имеют имидж (им его ныне специально создают имиджмейкеры): их внешность и поведение воспроизводят какой-либо архетип массового сознания. В Сталине, как считал известный поэт и литератор Константин Симонов, воплощается животное - тотем, как он говорил, "старый тигр". Это главный покровитель племени и вождь охотничьей дружины. Он живет в глубокой пещере, но иногда выходит к людям, чтобы дать им мудрые советы.
Еще один миф на грани пародии.
Виталий Жихарев тот, начала девяностых годов, "сталинский бум" проигнорировал, хотя давно вынашивал тему "Сталин и семья Аллилуевых". И дело тут не в том, что многое у Жихарева-литератора, по его же выражению, "зависит от настроения". Пишет он не быстро, и ему надо было осмыслить, сделать для себя вывод - такой ли он во всем зверь этот, "старый тигр", или есть в нем что-то человеческое? И потому главной линией документальной повести "Судьба Аллилуевых" становится совместная жизнь и отношения Иосифа Сталина и его второй жены, нашей землячки (корни ее - из села Рамонье ныне Аннинского района, здесь родился ее отец Сергей Яковлевич Аллилуев, ставший тестем Сталина).
Их совместная жизнь была далеко не идиллией. Характер у обоих - не мед, поэтому часто споры заканчивались выяснением отношений.
"Тем не менее отношениям Иосифа и Надежды были порой присущи нежность, забота друг о друге, доверительность. Об этом свидетельствует переписка Сталина и его жены за 1928-1931 годы, которую привел в своей книге В. Жихарев. Теплые письма супругов друг другу не нуждаются в комментариях. Они ни в малой степени не предвещали трагедии, разыгравшейся осенью 1932 года, - отмечает, прочитав книгу, доктор исторических наук профессор ВГУ Владимир Глазьев. - В ночь на 9 ноября Надежда застрелилась. Жихарев показывает, что этот шаг жены Сталина был вызван серьезной болезнью, сопровождавшейся повышенной нервностью. Автор книги критически рассматривает разные версии причин самоубийства Надежды Аллилуевой и вполне аргументированно отвергает их как недостоверные".
Тайна так и осталась тайной.
Тема семьи Аллилуевых в творчестве Виталия Жихарева на этом не закончилась. В своей новой книге "И люди Твоя..." он вновь обращается к образу сына крепостного из глухого воронежского села, Сергея Аллилуева, который вошел в число первых русских революционеров, близко знался с вождями Страны Советов. Героями его книги стали жена Г К.Жукова, муж великой русской певицы Лидии Руслановой, сыновья героя Гражданской войны Василия Чапаева...
Виталий Жихарев не изменяет себе. Он вновь листает страницы истории, пристально выискивая тех, кто эту Историю делал. Ибо история для писателя - не перечень событий и даже не сколь угодно документальные и добросовестные исследования этих событий; это прежде всего душевный опыт народа, как и каждого из составляющих его людей. Он входит в каждую личность столь же неотторжимо, как и в сознание общества.
Если спросить любого из нынешних традцати-, сорокалетних, не говоря уже о двадцатилетних: что за события развивались в марте 1969 года на острове Даманский, и где таковой расположен, думаю, что вряд ли найдется хотя бы один, кто слышал об острове. Это еще один пример нашей забывчивости.
Но только не для Жихарева.
В ту самую пору он как раз проходил срочную службу. И хотя остров Даманский находился за тысячи километров, на китайской границе, о развернувшихся там событиях говорил весь мир. А события происходили следующие: банды маоистских провокаторов, как тогда писали в советских газетах, вторглись на остров Даманский. Среди пограничников, защищавших рубежи Родины, был и наш земляк - офицер Евгений Иванович Яншин, родом из Терновского района.
Газета "Правда" писала 17 марта 1969 года: "Группа пограничников, возглавляемая Е.И.Яншиным, более семи часов сдерживала натиск китайцев, в несколько раз превосходящих по численности. От разрывов снарядов потемнел снег. Огневой вал артиллерийских и минометных дивизионов с китайской стороны то и дело накрывал остров. Но никто из наших пограничников, защищавших родные рубежи, не дрогнул".
В те дни вместе с пограничниками оказался на острове Даманский и корреспондент "Советской России" Владислав Аникеев, начинавший в свое время в "Коммуне". В очерке "Герои Даманского" он писал:
"Еще возбужденный боем, рассказывает офицер Евгений Иванович Яншин:
- Утром 15 марта, как обычно, наш пограничный наряд нес охрану острова Даманского. Мы расположились на восточном берегу. Время от времени вдоль побережья посылали отделение разведки. И вот утром разведчики столкнулись с вооруженными китайцами. Первым открыли огонь китайские провокаторы. Их было более роты...
По мозаике рассказов, отдельных фраз восстанавливаем картину боя. В то время как разговаривали с Яншиным, мимо проходил другой офицер-пограничник:
- А ведь не сказал Евгений Иванович, что сам пять раз ходил в атаку". Жихарев через тридцать восемь лет после событий на острове Даманский разыскал живущего ныне в Белоруссии 76-летнего Евгения Ивановича Яншина, в деталях восстановил события тех дней.
Зачем?
Да все для того же: чтобы помнили!
Последнее время Жихарев занят жизнью и творчеством поэтессы XIX века Евдокии Ростопчиной. Как он сам говорит, интерес у него, если хотите, мужской: решил заступиться за честь этой дамы.
Евдокия Петровна Ростопчина была знатной, красивой и умной женщиной эпохи Пушкина и Лермонтова, дружила с ними. Для своего времени она сочиняла превосходные стихи и прозу. Современники, может - от зависти, приписывают ей, замужней, романы на стороне. Даже уверяют, что она родила втайне (!) от мужа двоих дочерей, тайно же воспитывала их в Швейцарии. Отец - якобы Андрей Карамзин, сын известного нашего историка.
Начал Виталий Жихарев сверять обстоятельства. Зародились большие сомнения.
Пример. Один автор пишет, что Ростопчина родила дочь Ольгу от Карамзина в сентябре 1837 года. Но мнимый отец в марте того года еще пребывал в Италии. Женщине ведь, чтобы выносить ребенка, девять месяцев требуется... Другой знаток уверяет, будто у Евдокии Петровны еще одна дочь Ольга была - 1840 года рождения. Однако за девять месяцев до этого поэтесса родила сына Виктора (отцовство мужа Андрея Ростопчина в данном случае никто не оспаривает).
Что интересно, всех своих детей Евдокия Петровна родила в воронежском селе Анна, где было имение Ростопчиных. Если верить "знатокам", то Андрей Карамзин добирался сюда зимой, в декабре, в глухомань, тайком, чтобы переспать с графиней всего через неделю после того, как она родила ребенка? Смешно...
К нынешнему дню писателем собраны архивные материалы, изучено творчество поэтессы, перелопачена вся литература о ней. Идет процесс перевода мыслей на бумагу...
Неспешный и обстоятельный.
Завтра Виталию Ивановичу Жихареву исполняется 60 лет.
Коллеги и друзья сердечно поздравляют его, генерального директора и главного редактора "Коммуны", председателя правления Воронежского регионального отделения Союза журналистов России, с юбилеем, желают отменного здоровья, неиссякаемого творчества и счастья в жизни. |
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|
