 |
01.10.09
Судьба и книга. Сторожевые посты Виктора Будакова
В столичном издательстве «Зарницы», хорошо известном выпуском книг духовно-культурной, просветительской и патриотической направленности, вышла в свет книга воронежца Виктора Будакова "Родина и Вселенная".
Предисловие к ней написал Валентин Распутин, выдающийся отечественный писатель, классик современной русской литературы. В предисловии говорится не только о творчестве и просветительской деятельности нашего земляка, но и о воронежском, донском крае, об истории его, неразрывно связанной с историей Отечества. И эти размышления Валентина Григорьевича имеют существенный историко-воспитательный, патриотический смысл.
Предлагаем вниманию читателей размышления Валентина Распутина о воронежском крае и новой книге нашего земляка.
Талант писателя, склонность его к той или иной тематике, письмо его, глубина мысли и красота художественности зависят не столько от наследственных качеств, сколько от воспитания и самовоспитания, от первых слабых, словно бы из самого дыхания исходящих, засевов, из которых затем организуется нечто, начинающее толкаться на свободу.
Акт рождения таланта можно сравнить с актом рождения ребенка. Писатель-фантаст не потому отдается дальним мирам, что Господь с высот своих высмотрел в нем это призвание, а потому, что он сам в себе его засеял.
Виктор Будаков, автор книги "Родина и Вселенная", на удивление богатый человек. Не измерить его богатств – так они велики. Никакие кризисы не убавят их и не подорвут - так глубоко и прочно вросли они в землю и такие дали плоды. Знал человек издревле, пусть знает и современник, что плодоносит и расцветает, имеет долгую, а то и вечную, жизнь только то, что имеет корни.
Виктор Будаков сказочно богат родиной своей. Доном-батюшкой, чудодейственная вода которого насыщена какими-то особенными элементами, вызывающими в человеке отменно независимый и свободный дух, и красота которого передается во все клетки его организма. А еще - черноземами, столь тучными, что, по поговорке, сунь батожок - оглобля вырастет, а если оглоблю воткнуть, то и дуб могучий вздымется.
На восток от Дона - великая река Волга, по которой гуляли донские казаки Стенька Разин да Ермак Тимофеевич. Последнему и на Волге стало тесно, и он со товарищи пробил дорогу в Сибирь. А на запад от Дона неподалеку река Днепр, путь из варяг в греки. Порой этот путь проходил и по Дону. Вездесущий автор отпустил свои сторожевые посты и в те времена и, кажется, никого не оставил без внимания. "… то ли в десятом, то ли в двенадцатом веке пробираюсь я к Дону - непонятно зачем, может быть, предчувствуя свое будущее здесь рождение... Не ранено-приотставший и заблудившийся я воин из полка Игорева?"
По одной из версий, сеча дружины князя Игоря с половцами произошла близ нынешней Россоши, а это уже самая что ни на есть родина автора... Если даже и не там русский князь потерпел поражение - все равно неподалеку: Дон в "Слове о полке Игореве" упоминается более десяти раз.
Страда и слово ранней Руси. Уже написаны "Повесть временных лет", "Слово о Законе и Благодати", "Поучение Владимира Мономаха... И вот - "Слово о полку Игореве", и не за горами - "Слово о погибели земли русской" ("О, светло светлая и прекрасно украшенная земля русская!").
Пройдут еще десятилетия, совсем немногие после похода Игорева к Дону, и в битве на Калке - поражение для Руси самое трагическое, после которого "в 1237 году на Воронеж-реке, большом донском притоке, встретятся посольствами русские и ордынцы, и последние потребуют десятину всего - земли, коней, жен, детей, на что русские ответят: "Все ваше будет, когда нас не будет".
И опять свидетелем этого события на родной воронежско-донской земле был Виктор Будаков. Он не мог не быть и на поле Куликовом, когда князь московский Дмитрий перешел решительно Дон, чтобы не случилось позорного отступления, и навеки после победы стал Дмитрием Донским. Запомнит автор как свидетель: "На сечу выходили дружины, с сечи возвращался народ!"
Приехав туда через века и века уже в земной жизни, он запишет: "И вновь бродил я исходимым за день и неисходимым за века Полем... забредал на Смолку и Дубик. Наконец, вновь вышел на донской берег, и, как в первый раз, Дон почудился мне кроваво-красным".
Но и этих глубин в шесть столетий от Куликовской битвы и в восемьсот лет от похода князя Игоря мало Виктору Будакову, и он опускается в темь-темную первоначального заселения родного края, когда и история была невнятной, а древние греки именовали Дон Танаисом. Но, оказывается, и Геродот, отец истории, повествует о донских краях, о пребывании на донских берегах киммерийцев и скифов, будинов и невров, амазонок. Зачем это автору, зачем читателю? Да затем, что они были! А если жили-были - разбуженной в себе памятью в состоянии дотянуться до них и современник и почувствовать токи правремен.
Ничто не проходит бесследно, и древние скифские курганы, хазарские городища, замысловатые и уже непереводимые названия местностей - тому молчаливое, но все-таки свидетельство. А особый, явно не из одного лица и не от одного народа складывавшийся, характер донских казаков, предки которых ходили и на греков, и на латинян, а позднее и в Сибирь, - разве эту тайну можно выводить из нескольких последних столетий?
Да, именно так: когда пробуждаются глубины, токами их начинает организовываться в предшествие и намечать свои жильческие станы и грядущее. А если дают обрушиться прошлому, непрочным будет и настоящее, под угрозой окажется будущее.
"Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам", - в счастливый миг навеялось-вспомнилось Пушкину, и строки эти своей красотой и тайной запечатлелись с раннего детства и на наших устах. Но отечественная история во времена нашего детства была коротка, и только много позже вспомнили мы родовой памятью, что отмстить неразумным хазарам удалось только внуку вещего Олега, сыну княгини Ольги князю Святославу. Княгиня Ольга первой из княжеского рода приняла православие, но если бы не развеял Святослав хазарский каганат, трудно сказать, была бы ли единой на всю Русь наша вера. А вера - это духовное путеводство народа, его характер, соединенность в общее тело.
Судя по имени, Святославу и предназначалось Крещение Руси (мать его, княгиня Ольга, первая русская святая, была названа Карамзиным "великим мужем русской истории", а Ломоносов-историк в заслугу ей ставил более всего то, что она "рассмотрела разность нравов между идолопоклонниками и христианами"). Но произошло Крещение Руси только при князе Владимире в 988 году. Поздно? Да нет, вероятно, не поздно, историю не переписывают. Уходить под монголо-татарское иго нехристями было бы для Руси смерти подобно. И все же невольно спохватываешься: случись крещение раньше - какие тысячи и тысячи воинов не пали бы смертью храбрых в братской междоусобице, тех самых, кого не хватило русичам в битве при Калке.
Когда в 1988 году мы отмечали тысячелетие Крещения Руси, это походило и на второе крещение после эпохи коммунистического атеизма, и на покаянное возвращение к своей истории. Точно во всю свою красоту засияло солнышко после долгих лет его зашторивания. Вспоминаю, как в конце 70-х мы, русские писатели - В.Белов, В.Крупин, В.Лихоносов, я и другие - предлагали на совещании в Роскомиздате снять с издательских планов свои работы - только бы вышла "История Государства Российского" Н.М.Карамзина. Не получилось. Не хватило не бумаги, как нам пытались внушить, а воли не хватило вернуть России всю полноту ее истории.
Вот почему и можно понять Виктора Будакова, когда он, видя, как обкрадено наше прошлое, наблюдая сплошь и рядом, как слабо "земное притяжение", вновь и вновь напоминает: "Провинция у нас - не только географическое понятие, но онтологическое, корневое, почвенное". Вспоминает А.Твардовского: "На хуторе Загорье (это родина Твардовского. - В.Р.) в былые времена леса, поля и взгорья имели имена". "И где они?" - спрашивает как бы и от имени Александра Трифоновича.
И надо сказать, что и в последних по всему двадцатому веку (увы, не последних) испытаниях нашего народа-отечества - в ненасытных, не желающих знать конца революционных пожарах и потопах, в гражданских и отечественных войнах, в бедственном исходе крестьянского мира, раскрестьянивании, расказачивании - сторожевые посты Виктора Будакова неизменно пребывают на его страницах, и в его общественно-политическом делании, несут свою охранную, устроительную службу, помогают отчаявшимся увидеть берег. Они предупреждают, что были и всегда не прочь кружиться в хохоте и блестящих мнимостях балы темных, антинародных разрушительных сил, как в те революционно-послереволюционные годы первой трети двадцатого века, когда народ, его жизнестояние подрубались и рушились, когда у народа жестоко отнимались уклад, память, имя - имя большого народа и малого села, имя большой страны и отчего уголка земли.
И вновь и вновь утверждает Виктор Будаков: "малая родина - явление и понятие историческое, национальное, духовное", и не удерживается опять от горьких слов о переименованиях: "Село Дерезоватое переназвали в Первомайское. Среди моих любимых праздников - Первомай. И все же в названии Дерезоватое больше убедительности: чувствуешь седую старину, природное основание, видишь жесткие травы и кустарники на степных холмах, где село сложилось".
Долгие годы Виктор Будаков отдал Центрально-Черноземному издательству, как редактор подготовил целую библиотеку исторических, поэтических, художественных изданий. И добился (нельзя даже и представить, чего ему это стоило!), что еще в 1977 году российский Госкомиздат принял решение об издании в Воронеже 30-томной книжной серии "Отчий край". И это после долгого осторожного упоминания был торжественный парад великих имен русской литературы только одного отчего края: Державин, Баратынский, Веневитинов, Станкевич, Кольцов, Никитин, а затем Фет, Лесков, Эртель, Бунин, а затем еще Пришвин, Замятин, Платонов.
Боже, до чего же была богата талантами Русь, какие имена поставляла провинция! И как, надо думать, эта серия подняла настроение воронежцев, возвысила их и обогатила (и не одних воронежцев), с какой дерзостью и уверенностью, с каким правом подвигнула на новые "раскопки" и открытия. Вырос интерес к запущенным или вовсе исчезнувшим дворянским усадьбам, ожили старые музеи и появились новые.
И опять же не скажешь об этом лучше, чем сам автор: "Сколько их, пышных и скромных, знаменитых и незнаменитых, усадеб украшали наше Отечество! Десятки тысяч "культурных гнезд", десятки тысяч храмов по великим просторам Руси... Это был ни с чем не сравнимый духовно-православный культурный сад. Не территория, а русская Фиваида". Виктор Будаков говорит здесь не только о воронежских усадьбах, но и всего черноземного края. Больше того - о всей России. О России, словно бы с трудом пробудившейся в последние два-три десятилетия от забвения самой себя (пожалуй, после празднично-скорбного шестисотлетия Куликовской битвы в 1980 году), но как не подхваченной ли вновь и как не уносимой ли сегодня ветром чужепоклонничества.
Автора этой книги хочется цитировать вновь и вновь - настолько он точен, выразителен и красиво убедителен в языке и выводах. Он мастер и в стихах своих, и в художественной прозе, и в этой работе, обозначенной им как "лирические страницы".
Лирические, но и тревожные, одухотворенные, но и назидательные страницы "одной, но пламенной страсти" и беспредельной любви к своей Отчизне, но и любви деятельной и плодоносной.
Низкий поклон ему за этот труд.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|
