27.07.11
Рассказ. Пожелтевшее фото
Воспоминания
Она приходила на нашу свадьбу – бабушка моей невесты, баба Таня. Тогда ей было уже девяносто лет! Не верилось - каблуки высокие, капроновые чулки, на голове укладка аккуратная, сама подтянутая, стройная, а на лицо - лет шестьдесят, пожалуй.
Да, рассматриваю сейчас снимки со свадьбы, сидит она рядом с моей матерью, улыбается. В свои девяносто и водочки выпила и как еще сплясала! Жила баба Таня с семьей другой внучки.
К моей теще - своей невестке - приходил в гости - дома их были почти рядом. И пару раз еще там мы встречались, но мимоходом, мельком.
Потом ее семья подальше переехала, она прийти уж не могла, но теща навещала ее иногда.
А лично я забыл про бабушку жены. Но вот в газете моя мать статью встречает про бабу Таню - ей стукнуло сто лет! Есть фотография - сидит в косыночке с лицом серьезным, чуть пополнее стала, морщины глубже.
Конечно, узнаю.
Но сотня лет?! Какой-то фантастический масштаб! Написано, что юбилярша читает без очков, сама вставляет нитку в игольное ушко. Всегда в подобных редких репортажах встречал я обязательную строчку про «ушко» - такой стереотип у журналистов.
Я телефон узнал - но не пришлось поздравить - как ни позвонишь: спит баба Таня.
Все собирались в гости, все собирались. И собрались, когда бабуле стукнуло уже сто четыре! На день рождения приходим - теща, мы с женой и ее брат.
У бабы Тани комната отдельная, сидит торжественно в глубоком кресле и улыбается приветливо. Батистовая белая косыночка на голове, как и на той столетней фотографии, завязана не по-старушечьи, а чуть кокетливо - не снизу впереди, а сзади узелок. Ухоженная бабушка.
Подходим поздравлять, целуем раритетную, из девятнадцатого века, в морщинках щеку.
Я скромно перетаптываюсь сзади - кто я для именинницы. Ее семью - другую внучку с мужем - со свадьбы я не видел, а правнучку-студентку, которая устроила ту юбилейную статью, так вообще не знал.
Заметно сразу, что бабушка уже неважно слышит, хотя и улыбается, и отвечает что-то, но иногда и невпопад. И кажется, что будто бы она не здесь, не с нами, а в коконе своем каком-то, в невидимом футляре, как Папа Римский в своем папомобиле.
А из ума не выжила отнюдь - про день рождения все прекрасно понимает и про погоду здраво говорит. Но как-то ей неинтересно это все, не трогает ее. И даже не совсем уверен я, что вообще она нас узнает.
Меня уж ладно. Но своих внучков, невестку… Мы вроде для нее источники ненужной суеты, а кто есть кто - ну, так ли это важно. Какая-то докучливая группа.
И с высоты ее ста четырех все мы ей кажемся, наверное, молодежью - и я, и моя теща. Ровесники примерно. Возможно даже, и от школьников не очень отличает, которые приходят навещать после статьи в газете.
А временами вдруг глаза прикроет и капельку вздремнет как будто.
Хозяева хлопочут в зале, стол накрывают, а мы все в комнате с бабулей пытаемся вести разговор, но он не клеится. Уж было собрались ее пока оставить, но та глаза открыла, с улыбкой присмотрелась к моей теще и ласково спросила: "Ты кто?" Та растерялась.
Мы громко, по слогам, со всей возможной мимикой перечисляем всех по именам и по родству. В ответ - улыбка безнадежного непонимания.
Хозяйская чета и правнучка пришли на шум, но только лишь усилили галдеж. Как праздновать, когда виновница собранья гостей не узнает? Однако переходим в зал.
Я думал, что ее придется как-нибудь вести. Но баба Таня с кресла поднялась легко и, опираясь иногда совсем чуть-чуть о стены, тихонечко пошла сама, ничуть не горбясь даже.
Бабулю усадили за столом и сами размещаться стали, но тут вбегает правнучка с альбомом и достает какой-то старый фотоснимок. Дает бабуле, и мы склонились все.
Чуть пожелтела карточка, почти полвека ей, но четко видно все. Стоят в рядок три крепких парня с серьезным очень видом, нарядные, при галстуках, а перед ними, чуть улыбаясь гордо, женщина сидит.
Торжественно прабабушке студентка говорит:
- А этих узнаешь людей?
И баба Таня вдруг оживилась:
- Так это ж я с мальчишками!
- Ты можешь их назвать?
Бабуля ласково касалась каждого морщинистой рукой, как будто гладя их и даже вроде поправляя в костюмах что-то. И назвала без ошибки, сразу!
Да разве ж можно ошибиться! Тот снимок сделали перед войной. Как только сохранился? Уж не было ее супруга. Со взрослыми ребятами своими решила сняться - с такой надежной, прочной своей опорой. И вскоре всех троих забрали разом на войну. Погиб сначала старший, с чьей внучкой баба Таня и живет. В разгар войны не стало младшего, который так и не успел жениться. И прямо под конец уже погиб и средний - мой тесть. "Скончался от ран", - написано в бумаге из военкомата.
Моя жена в том роковом июне родилась, еще перед войной, всего за две недели до начала, и не могла, конечно, от отца запомнить ничего. А ее брат - ему уж второй годик шел - единственную сцену помнит, как ухватился за ногу отца и не пускал, почувствовав недоброе в прощании необычном.
Забыв про нас, бабуля ласково картона желтоватого касалась. Вся там она.
Я понял замысел правнучки. Она на среднего из сыновей бабуле указала и сразу же на мою тещу:
- А это ведь его жена!
Внимательно всмотрелась баба Таня, и разом сгинуло стекло "папомобиля", исчез такой непробиваемый барьер. Она невестку назвала по имени и живо обняла. Расцеловала внука, который так похож на среднего из павших сыновей. Узнала сразу всех, включая и меня, и даже матери моей привет передала.
Картонка довоенная как будто бы ее расколдовала! До ста пяти не дотянула баба Таня.
Николай Зубец
Источник: "Воронежская неделя", N 30 (2015), 27.07.11г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
