21.06.11
Мне этот бой никогда не забыть...
Помним, веруем, гордимся! Память эту, колючую, как и пули, сидящие в его теле, Дмитрий Литвинов носит всю жизнь
Его, солдата последнего призыва, война убивала много раз. Сначала шестнадцатилетним подростком в оккупированном немцами селе Крутец, что рядом со станцией Рыбальчино под Лисками. Потом – в воде Днепра и в болоте под Бердичевом. И больше года - в концлагере N 318 Ламсдорф - филиале Освенцима. И всякий раз, почти убитого, судьба вытаскивала его к жизни, чтобы снова поставить над пропастью смерти.
«Свою войну я прошагал в трех обувках: лаптях, обмотках и колодках», - итожит свои фронтовые дороги Дмитрий Матвеевич.
Впервые смерть примерялась к нему в декабре 42-го. Немцы заставили женщин и подростков обмолачивать на току обледеневшие снопы ржи. Димка бросил в приемник машины сразу два снопа, и она сломалась. Комендант села посчитал это диверсией и приказал расстрелять юного саботажника. Показательного расстрела он ждал до утра в ледяном подвале комендатуры. Но утром сменился комендант, а новому Дмитрий сказал, что задержан за драку из-за девок. Обматерив пацана, немец отвесил ему подзатыльник и велел убираться вон.
Второй раз смерть пришла к ним в только что освобожденную хату в январе 43-го.
Обрадованные спасением, жители села спешили освободить свои дворы и сараи от немецких складов, вывозя мины и снаряды в ближние овраги. Плоскую круглую железяку домовитый Дмитрий притащил в хату и положил оттаивать на печку: если разрубить ее зубилом пополам, то из нижней части выйдет отличная сковородка для мамы. Пока железка оттаивала, шипя на раскаленной печке, в горницу вошел красноармеец - воды попросить. Увидев на печи противотанковую мину, сгреб ее полами шинели и на задворках полоснул по ней из автомата…
А через пару недель не убитого в оккупации юношу позвал повесткой Евдаковский военкомат.
В дорогу мама вручила сыну маленькую иконку Божией Матери. Ее оставил русской женщине перед отступлением пожилой мадьяр - в благодарность за хлеб, который она ему пекла. И кто ж теперь скажет, глядели ль в пулеметные прицелы друг на друга русский сержант Дмитрий и венгерский капрал Янош, чья иконка была у него на груди.
...От Евдаково до Острогожска колонна новобранцев шла по заснеженному бездорожью - по не завьюженным еще следам наших танков. В Острогожске выяснилось, что 187-й запасной полк отбыл в Репьевку, куда голодные призывники добрались на четвертые сутки. Но полк успел уйти и оттуда - в Старый Оскол.
Отшагав 200 километров по промерзшим снегам, юнцы-новобранцы оказались в прифронтовой "учебке". Переобмундировали их в рваную, завшивленную одежду и... в веревочные лапти. А в их кожушки, телогрейки и валенки одели только что освобожденных из Касторенского концлагеря красноармейцев.
Юнцам - на строевой плац, выжившим в плену - в штрафбат, искупать вину пленения кровью. Через неделю шагистики новобранцам выдали предписание возвращаться по домам "до особого распоряжения". На всю евдаковскую "рать" - бумага-оберег от заградотрядов. Мама, увидев в вечернем окне силуэт оборванца, приняла его за дезертира и, крестясь, велела уходить: "Мой сын с немцами ушел биться, и ты туда же иди с Богом..."
В марте 43-го - снова повестка. И новые пешие дороги войны: Колыбелка - Кисляй - Бутурлиновка - Таловая - Борисоглебск... Отсюда - в лесные учебные лагеря под Ульяновском. Будущих командиров пулеметных расчетов готовили не долечившиеся в госпиталях фронтовые офицеры и сержанты. Готовили с жестким запасом из собственного опыта - выжить даже в безнадежных рукопашных атаках.
Сержант Литвинов ехал с необстрелянным пополнением холодным октябрем несколько голодных суток. Голод глушили самоснабжением - гимнастерки и обувку меняли на полустанках на продукты. Принимая на станции Бровари странное пополнение в засаленных гражданских пиджаках, командующий 18-й армии генерал К.Н.Лиселидзе только и молвил: "Я ждал солдат, а не партизан..."
А они и стали солдатами - живыми и мертвыми - в первом же бою, форсируя Днепр.
У Днепра им на четверых достался плот, наспех связанный саперами из двух бревен, соединенных плетнем. На днепровской стремнине немцы включили прожекторы и засыпали десант минами. Одна, нырнув под плот, разметала его вместе с пловцами. Оглушенного Дмитрия спасла шинель, зацепившаяся за кол плетня. Автомат, диски, гранаты и набухшие ватные штаны тянули ко дну, но поплавок-плетень не отдавал его смерти, волоча по течению. Полузамерзшего, Дмитрия выловили ниже Киева бойцы 27-й армии. Не успевший ни разу выстрелить по врагу сержант оказался в госпитале с двухсторонним воспалением легких.
Потом была разведка боем под Бердичевом, где их обреченная рота вызвала огонь немцев на себя, чтобы выявить их огневые точки. Остатки роты вмерзали в болотную жижу.
Спасая товарищей, сержант Литвинов, волоча по снегу тяжелый "максим", полз... к немцам. За сотню метров от вражеских траншей увидели полевую кухню и очередь солдат с котелками к ней. От "максима", расстрелявшего последнюю ленту, уползали... снова к немцам. Тем и уцелели. Немецкие минометы и пушки долбили болотную кочку с притаившимся русским пулеметом не менее часа. От "максима" не осталось даже искореженных железок.
А через день - рукопашный бой, в котором немецкий унтер рукояткой "Вальтера" оставил Дмитрию на память рваный шрам на лице. Из того яростного штыкового боя из 130 бойцов их роты вышли живыми лишь 29. Тридцатым был замкомвзвода Литвинов.
На ночь приютила счастливцев наспех вырытая землянка в один накат. Ночью Дмитрий вышел проверить посты. Шелест крупнокалиберного снаряда услышал уже после взрыва в "его" землянке. Там не выжил никто. А с ним была спасительница Божия Матерь: не мадьярская, не русская - одна на всех.
Февральской ночью 44-го батальон с марша должен был атаковать Бердичев. Но начальник разведки, молодой лейтенант - земляк Дмитрия, заверил, что в город вечером вошли наши танки. И есть смысл идти туда не атакующей цепью, а строем - победителями. Так и пошли - маршем, ротными колоннами.
Взрыв мины Дмитрий встретил липкой кровью на спине, вспоротой осколком. Немцы били с окрестных улочек с трех сторон - расчетливо, перекрестно. Две автоматные пули клюнули одновременно в бок и ногу.
На рассвете, прочесывая поле с вмерзшим в снег русским батальоном, немцы наткнулись на русского сержанта Дмитрия Литвинова. Хотели пристрелить недобитка, но солдат его взвода взвалил командира на плечи и понес к бронетранспортеру, собиравшему пленных.
"Нас увозят в плен, а в полуверсте наши идут в атаку", - снова ранится памятью старый солдат.
...Концлагеря: Проскурово, Львов, Перемышль. В последнем Дмитрия спас военврач-еврей из Воронежа: обработал и перевязал гноящиеся раны.
Пули из тела доставать было нечем: потому и сейчас сидят они, вросшие в него...
Узникам раз в день давали бурду из грязной мерзлой картошки. Каждого десятого в очереди за ней ожидал "коммунистический паек" - выстрел в голову: так развлекались эсэсовцы на раздаче.
Однажды в очереди Дмитрия тронул за плечо пожилой курянин: "Сынок, уступи место - жрать хочу, в обморок падаю". Дмитрий уступил. Протягивая котелок, солдат обернулся: "Прощай, сержант. Выживи в этом аду". И принял пулю, ждавшую Дмитрия. В лагере смерти Ламсдорф узников лишили имен, заменив их цифрами. Дмитрию достался N 950951.
На санобработку загнали в "душевой" барак. После теплого душа из труб с отверстиями в стене под бешеным давлением дали ледяную речную воду. Жесткие струи сдирали с людей кожу под гогот охранников: "Рус не должен бояться немецкий холод! Рус - сибиряк!"
Из трехсот несчастных, принявших лагерный "душ", из барака вышли не больше сотни. Дмитрия в тифозном бреду отволокли в сарай смертников. Но, выкарабкавшись из-под трупов, он нашел силы доползти до барака-санчасти. "Выходил меня санитар из Боброва - через день приносил мне пузырек молока..."
В марте 45-го под канонаду наступавшей Красной Армии пленных спешно построили в колонны и погнали в глубь Германии. На ночь закрыли в огромных сараях. Дмитрию достался скотный двор какого-то помещика. Под сараем обнаружилась труба для спуска навоза и жижи - сантиметров 80 в диаметре. Трое решились через нее бежать. Первым, обмотав лицо рубахой, полез Дмитрий.
Теряя сознание от зловоний, выпал из трубы в лесистом овраге - за ним больше не выбрался никто. Проплутав ночь в лесу, наткнулся на судетских партизан: те направлялись за взрывчаткой и велели Дмитрию ждать здесь. Ждать решил за камнями через дорогу. Но, не успев доползти и до середины ее, был обнаружен вылетевшим из-за поворота мотоциклистом-автоматчиком.
Полуживого от побоев беглеца закинули в вагон с узниками и выгрузили в концлагере в Австрии. А утром 17 апреля забор лагеря взломали американские танки.
В день избавления от ужасов плена Дмитрию Литвинову не исполнилось и двадцати...
Алексей Сергеев
г.Лиски
Источник: Газета "Коммуна", N 92 (25720), 21.06.11г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
