 |
11.06.11
Субботняя байка от Владимира Котенко
Три головы Гаврилыча
У Змея Гаврилыча беда. Его три головы промеж собой власть делят. Одна - власть административная, другая судебная, третья парламентская. И каждая в самые первые лезет. Вот, скажем, у дракона значится в графике битва с Георгием Победоносцем.
Голова N1 ценное указание дает:
- Надо делать против Жоры правый маневр.
N2 тут как тут:
- Здрассте! Это с какой стати? Только левый.
N3 встревает:
- Глупости, какие! Вверх! А оттуда пикировать.
Уже духом русским пахнет, уже воин на коне белом скачет, копье наперевес, шлем сверкает, конь хрипит, - все, как на иконе. А у Гаврилыча головы промеж собой грызутся. Друг дружку за холку хвать, дескать, не лезь в оппозицию.
Создают согласительную комиссию. Решают-постановляют: все маневры в порядке очередности выполнить - сперва правый маневр, потом левый, далее птицей вверх взмыть и с небес камнем.
И пошла сила нечистая маневры класть: вертится, будто один смачный предмет на сковородке. Битва еще толком не началась, а гад уж устал, пыхтит, тяжко дышит, у Георгия перемирия просит.
- Перекури, Жора.
Головы опять военный совет держат.
N1 кричит:
- Сперва на Жору надо зашипеть, потом огнем опалить.
У N2 свои соображения:
- Нет, сперва опалить, а потом зашипеть.
N3 собственную тактику имеет:
- Шипеть и палить надо одновременно.
Гаврилыч через свою утробу бурчит на головы:
- Вы, курвы, толком меж собой разберитесь, а потом уж мной командуйте!
Георгий Победоносец крестное знамение сотворил, на врага налетел, копьем голову N1 снял. А Змей убытку даже рад, только две ветви власти остались, меньше вокзал - базар. Но не утихает политико-оборонная дискуссия.
- Надо на Жору передом назад лететь! - твердит N2.
- Нет, задом наперед! - оспаривает N3.
Георгий голову N2, будто дурной репейник, срубил. Змей от боли воет, но рад: одна власть - не три, спорить ей не с кем.
Да вот беда: N3, как уже сказано, сторонница войны раком. Велит Змею в бой задом идти.
- Позволь! - не понял тот. - У меня там пламя не идет, и шипеть нечем.
- Не рассуждать! Под военно-полевой пойдешь! Это такая стратегическая хитрость. Всю жизнь как воевали? Передом. А мы наоборот. Жора твою ж… немытую увидит, испужается и с поля боя сбежит.
Попер Змей к лесу передом, а к противнику наоборот. Воин от смеха чуть не помер.
- Ну, змеюка! Сдурел, что ль?
Под хвост ему копье на всю длину всадил, будто клизму вставил. И вместе с той клизмой из Змея наружу дух его поганый вышел. Пустой мешок, а на нем голова.
Георгий тот мешок конем подмял да последнюю голову и отсек.
- Конфликт властей окончен, - радостно прошипел Змей, копыта отбросив.
Шагреневая кожа
Нынче наколка в моде. Некоторые выкалывают на своей груди женщин с рыбьими хвостами, другие по дурости - жену или природу. А Коленька выцарапал слева, где сердце, своего начальника. Художник запечатлел шефа на фоне дымящихся, но не очень, заводских труб. Шеф опирался на пупок, как на пьедестал.
Коленька ходил по конторе, расстегнув рубашку. И шеф на груди смотрел вперед бодро и строго. Коленька считал, что это на всю жизнь. Краски от времени не выцветут, как на картине, не поблекнут от сырости, татуировку не украдут, будто шедевр Дега.
Но однажды Коленьке сказали:
- Шеф погорел. Скорей снимай его портрет!
А кожа не картина - снял и в чулан. Пришлось искать достойное местечко и новому шефу. А надо сказать, что грудь у Коленьки была тощенькая, декадентская. Места явно не хватало. Поэтому он предоставил новому начальнику спину между лопатками. При ходьбе на лице начальника появлялись разные гримасы - то улыбка, то легкая тень печали. Нового шефа спина не устраивала.
- Мой предшественник всегда глядит вперед, а у меня взгляд прикован ко вчерашнему дню, - бурчал он.
Вскоре сняли и этого шефа. Пришел новый. Снова всем острием иглы стал вопрос об увековечивании. Оставался только живот, другого места не было. А живот у Коленьки был впалый, не глаженый, и шеф получился на нем весь в морщинках.
А потом начальство еще менялось. Скоро на Коленьке живого места не осталось. На руках – картины, на ногах - полотна, даже под мышками портреты. Коленька запечатлел шефов в различных аспектах: в кресле, на трибуне, за чашкой чая у потомственного рационализатора, в беседе с лучшими поэтами учреждения и т.д.
Наконец подошел момент, когда весь материал кончился. А новому шефу не терпелось на себя посмотреть. Он намекал:
- В баньку бы!
Коленька пришел в парную какой-то душевно надломленный. Трусы не снял, прошел прямо в них. Шеф заподозрил неладное.
- Снимай! - гаркнул он. - А то стащу с помощью общественности.
И дернул за резинку - будто узел разрубил. И что он узрел?
Сзади, ниже спины, на не тронутой загаром коже без всякого формализма был портрет шефа собственной персоной в масштабе один к одному.
- Кто это? - вымолвило начальство.
- Вы,- промямлил Коленька.
- Нет, не я, - упирался шеф.
- Как же не вы? - обиделся Коленька. - Всю ночь художник копировал с фотографии.
- Позор! - рявкнул шеф и врезал самому себе пощечину.
- За что?! - защищался Коленька.
Шеф уложил его на мраморную скамеечку, прижал коленом, брызнул кипятком и стал хлестать свое изображение березовым веником.
Коленька лежал смирно, подергиваясь в такт, грыз мрамор и плакал от боли и обиды. Хотелось выколоть самую последнюю надпись: «Нет в жизни счастья».
"В чем корень зла? - думал он. - В чем причина моих неудач?"
И наконец понял: в большой текучести руководящих кадров.
Источник: Газета "Коммуна", N 87 (25715), 11.06.11г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|
