 |
30.04.11
Детство смотрится в оконце
К 85-летию нашего земляка, Народного поэта России Егора Исаева
ОКОНЧАНИЕ. Начало – в NN 53-54, 55, 56, 59, 63
«Сыграй, Ера, в разлив!»
Был еще один страшный случай с Егором во время учебы в Песковатке. И тоже в зимнюю пору, и тоже по причине неприезда колхозных саней.
"Когда пешком отправлялся домой, в Аносово, - вспоминает Егор Александрович, - то на дворе стояла тихая предвечерняя благодать. Но не прошагал и полпути, как внезапно, ни оттуда, ни отсюда, налетел буран, снег стеной встал на пути, и ни зги не видно. Я оторопел, не зная, куда и податься. Но все равно как-то брел. И со всего размаху лбом ткнулся в телеграфный столб. От боли аж взвизгнул. А в ответ - равномерное гудение проводов.
И тут я сообразил, что идти мне надо от столба к столбу, так я наверняка выйду на жилье. И вскоре заметил маячивший впереди желток. То был свет в оконце. А вскоре увидел и мужика в кальсонах, который вышел из избы по нужде.
"Дядя, дядя…" - окликнул я его, не в силах больше сделать и шага. Он оглянулся, подбежал, сгреб меня в охапку и потащил в избу".
- Смотрика-сь, чай, сынишка учителя Ляксандра Андреича заблудился, - с удивлением, рассмотрев при свете лампы Егорку, сказал хозяин жене. - Давай денатурат, разотру мальчонку, а то, не ровен час, совсем околеет.
Стянул с Егора одежонку, бросил его на лавку и стал растирать денатуратом все места.
- Эх ты, неслух, - приговаривал он, - кто ж в такую стужу путь держит? Счас бы снять ремень, да по одному месту пройтись... Хорошо хоть жив...
Растер Егорку, бросил тулуп на печку и скомандовал: "Лезай-ка, грейси! Да больше не геройствуй".
Печка - родное место.
Печка греет, печка кормит.
Зарывшись в овечий полушубок, да еще с боков согреваемый не остывшими с вечера кирпичами, хорошо грезить о всякой чудесной невидали.
Вот тетка Маруська рассказывала про домового, которого она называла Хозяин. Будто бы легла она спать на печку и только прикорнула, слышится ей голос:
"Корми кур два раза на день -
Будут куры несться и скотина весться".
"И тут бородатый домовой с пол-аршина ростом слез по полушубку, как кирпичом по печке провел. И сразу же под печь спрятался. А иной домовой заберется на потолок и оттуда мочится, - говаривала тетка Маруська. - Или еще история вышла. Ляжала одна хворая бабка на печки, потом, кряхтя и постанывая, поднялась и от неча делать взяла желудевые шляпки и одела их на лапки кошке. Ходит кошка по полу, стучит. А бабка невестку кличет, говорит: "Настька, слышишь, черт по избе ходит. Дверь отвори, выпусти". Вот такие истории случаются".
Прямо сказка в жизни.
После же этого случая, когда Егор чуть было не обморозился, больше он не рисковал отправляться домой затемно и по морозу. Как отрезало.
Исаев не любит, когда у него допытываются, когда он написал первые стихи и как они рождаются?
- Да не знаю я, - в сердцах обычно отвечает. - Как родился, так и стихи со мной вместе появились. И писать их стал с тех пор, как начал осознавать мир вокруг себя. Только писал их не на бумаге, а в душе. Они жили и живут сами по себе, как цветы, как облака, как степь... И в душе рождается особое чувство неба, особое чувство дерева, необъятных наших российских далей. И молодость не может не зависеть от другой молодости. Приходит сокровенное чувство, а вместе с ним и желание это чувство излить, высказать, передать другому. Вот вам и стихи!
Сам Егор Исаев тридцать лет назад о сути своей литературной работы так написал: "А писательство - это тоже своего рода извоз: дорога к слову, в слове и дальше слова - к читателю. Дорога от жизни в жизнь. А раз так, то тут, значит, тоже гляди да гляди. В корень слова гляди: что везешь и зачем? И в даль слова гляди: откуда везешь и куда? И при этом не впадай в край - ни в тот, ни в другой. А главное, не переторопи себя тщеславием, не издергай мелочной выгодой свой же талант, не пережги его чрезмерным ударением с высоты своего нетерпеливого "я".
Однажды я услышал фразу от Исаева: "Эпос, он в поле лежит". Сотворен, значит, народом, по большей части крестьянского рода-племени.
В девятый класс он пришел в Коршевскую десятилетку. С Митькой Рехиным они сидели за одной партой. Это потом, в войну, он станет офицером, летчиком, а пока - самолучший кореш. Выдумщик, сочинитель, открытый душой, в общем, романтик. Он ведь потом и стихи стал писать, и внештатным корреспондентом в "Коммуне" сотрудничал.
Егор и Дмитрий вступили в ту переходную пору от отрочества к юности.
У Егора появилась гитара. Откуда она взялась, кто подарил или смастерил, - он до сих пор так и не знает. Вообще, в Коршеве чуть ли не в каждой избе водились балалайки - мужики сами научились их ладить. Вот и дядька Егора, Алексей Андреевич, сам себе балалайку смастерил и наяривал на ней, как только появлялась свободная минутка. Стали и гитары делать, может, от этого ремесла впоследствии в Боброве и появилась фабрика музыкальных инструментов.
Так вот, у кого - гармошка, у кого - балалайка, а у Егора Исаева - гитара.
Вскоре пошла по селу частушка:
Сыграй, Ера, в разлив, в разлив:
Мое сердце - в разрыв, в разрыв. А сердечко-то екало при виде Егора не только у коршевских девчат! Стал и самолучший друг Митя Рехин замечать, что исподволь, вроде бы как ненароком, поглядывает Егор на Тоню Рубцову. В девятом классе это случилось, когда их глаза встретились. И задержались взгляды друг на друге. И не больше.
Первая любовь, она неизъяснимая и нематериальная. У Егора душа ликовала, когда он просто видел Тоню.
Через много-много лет, в поэме "Даль памяти", он отдаст должное своей первой любви такими словами:
Ах, Тонька, Тонька!
Вся она, как речка.
Попить - пей,
А переплыть - ни-ни... А в Коршеве продолжали распевать частушки про Егора. Томка Крашенинникова, конопатая и бойкая, приплясывая, выводила:
Сыграй, Ера, на гитаре,
Пропоют глазенки кари! - А сами-то частушки сочиняли? - спрашиваю Исаева.
- Это стихи сочиняют, - отвечает он с некоторым неудовольствием.- Частушки же случаются, они приходят.
Гвардии младший сержант Егор Исаев.
А в его молодой жизни случилась еще одна любовь. Но наступила война и разлучила их - Егора и Марусю Гуськову, деревенскую сироту. До сих пор Исаев не может себе простить, что за все военные годы не написал Марусе ни одной весточки. А она так ждала...
"Как бы я все хотел вернуть назад, - говорит Исаев с такой неизбывной грустью и тоской, - всех их, моих друзей и земляков, увидеть их живыми и радостными. А ты все о стихах, да о стихах... Не все поэзия, что в словах. Есть еще особое, едва уловимое эхо судьбы. Случившегося и предстоящего".
В судьбе Егора Исаева предстояла война.
Виктор Силин
Источник: "Коммуна", N 64 (25692),30.04.11г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|
