Воронежские новости - Детство смотрится в оконце

15.04.11

Детство смотрится в оконце

К 85-летию нашего земляка, Народного поэта России Егора Исаева

ПРОДОЛЖЕНИЕ. Начало – в N53-54 , N 55

Даль за плетнем

Егор Исаев с матерью Феклой Ефимовной, 1942 год.

"Мать моя, Фекла Ефимовна, - вспоминает Егор Исаев, - из рода Новиковых. Она рано осталась без матери, была старшая из детей, досматривала братьев-сестер, потому и звали ее в семье Нянька. Отца материна, моего деда, звали Ефим Егорович, он портняжничал. Лицом я вышел в мать, а характером - в отца. Мать ладная, росточка среднего, но кряжистая, никакой крестьянской работы не чуралась. Особой ласки мы с братом Михаилом от нее не знали. Не то, чтобы она очень суровая была, - хотя и это присутствовало, - но антимонии не разводила. Человек, которого жизнь приучила к труду, порядку, того же требовал от других.

Отец же мой был учителем. Один на всю хуторскую четырехлетку.

Учил он, помню, в две смены: первый и второй классы - с утра до обеда, третий и четвертый - с обеда до вечера. Учил родной речи, арифметике и, конечно, географии, истории. А это значит пространству и времени учил. Учил природе. А это значит - Родине. Родине - России… Бывало, подойдет к карте, поведет по ней самодельной указкой, и аж дух захватывает от своего же собственного воображения - простор-то какой! В глазах и в сердце.

Волга...

Урал...

Кавказ...

Дальний Восток...

Камчатка...

Каждое слово как на гору выносит, далью великой окатывает: Ро-ди-на!

Были у нас, у хуторских ребятишек, кроме школьной карты еще и другие, более сподручные символы времени и пространства - символы-знаки, символы-звуки, символы-запахи. Подойдешь, бывало, к седому кургану, а от него на тебя, как от дедовской бороды вечером, сказкой дремучей повеет. А найдешь латунную гильзу - в ржавчине зелено заплесневелую, - сразу же на юру Гражданская война почудится... А ненароком окажешься рядом с кузней, - от нее не то раскаленным утюгом, не то какой-то неведомой тебе машиной запахнет".

...В самый первый день марта 1926 года дед Андрей, внимательно присматривавший за приметами природы, выглянул в окно и многозначительно заявил: "На Авдотью, как сказано, если курочка на улочке напьется, то на Егория овечка пасется". А оно так и есть. Вона посреди двора какая лужа. Так что, Фекла, - это он уже обратился к невестке, - по теплу рожать будешь".

Так оно и вышло. Второй сын у Александра и Феклы Исаевых появился на свет 2 мая 1926 года, в теплый день, когда уже на деревьях, чуть ли не за ночь, прорезались первые листочки.

Назвали его Егором - раз на Егория родился. Руководствовались родители или нет святцами - сейчас уже не узнаешь; но то, что старые люди им подсказали это - скорее всего, так оно и было. А так как к тому времени церковных записей уже не делали - советская пора на дворе стояла, то в сельской справке записали не Георгий, а Егор. Могли и Юрием означить, так как три эти имени в сознании русского человека слились в одно и в переводе с древнегреческого означают - "земледелец".

Сам же поэт считает, что его имя - Егор, как народная обработка имени Георгий.

Хотя Коршево своим "обличием" сильно отличалось от обычных сел - здесь вам и постоялые дворы, и лавки, и чайные - но "городской", в два этажа, дом, низ у которого сложен из кирпича, а верх - деревянный был только один. Построил его когда-то здешний зажиточный торговец по фамилии Зарубин. На первом этаже располагались магазин и чайная, на втором - жили сами хозяева. Когда в Коршеве стали появляться первые артели по совместной обработке земли, то сельские богатеи, почуяв неладное, начали потихоньку "сматывать удочки". Продал свои хоромы и Зарубин. На втором этаже его двухэтажного дома и расположился сельсовет.

То, что произошло 26 марта 1930 года в бывшем доме Зарубина, Егор Исаев помнить никак не мог - ему еще не исполнилось на тот момент и четырех лет. Но какие-то смутные образы, словно тени на слабо освещенной стене, маячат в памяти до сих пор.

Многое, конечно, представляется по воспоминаниям и рассказам родных и близких. А произошло вот что.

Дом Зарубина стоял в центре села на солнечной стороне. И мартовский снег вокруг него успел потаять, а на противоположной, в каких-то метрах тридцати, изрядно присевшие, ноздревато-серого цвета еще лежали сугробы.

С утра в сельсовете собрались местные партийцы, комсомольцы, приезжее из района, области и даже начальство из Москвы. Был среди них и один столичный корреспондент.

Разговор шел о предстоящем коллективном севе: о семенах, о готовности сельхозинвентаря, о том, что тягловой силе - лошадкам - надо бы давать сейчас побольше овса...

- И организаторскую работу нельзя упускать из виду, - говорил председатель сельсовета Егор Тимашов, резко размахивая правой рукой. - Вот вы, - обратился он к секретарю комсомольской ячейки Осипову и комсомольцам Пастухову и Склярову, - должны попервой собрать и серьезно поговорить с молодежью. На них колхоз надеется в первую очередь, за ними - новая жизнь...

Вдруг как-то невпопад зазвонил церковный колокол. Сельсоветчики - к окнам, а на улице уже собралась толпа: кто с косой, кто с топором и кольями в руках. Верховодил Семен Исаев, недавно отсидевший срок за убийство трех советских кооператоров.

Семен взобрался на длинное бревно коновязи, которая располагалась почти под окнами сельсовета - дома Зарубина, - и во все горло что-то горланил.

Тут толпа всколыхнулась и, сорвав коновязь, вышибла бревном дверь в сельсовете.

- Не стрелять! - приказал кто-то из партийцев. - Кто сейчас выстрелит, тот расстреляет наш колхоз и доверие народа.

Сельсоветчики, коммунисты, комсомольцы сдали оружие.

И тут началась расправа.

"...По сигналу Семена Исаева дверь распахнулась - и в зал ворвались мужики, вооруженные ломами, кольями, топорами. За ними хлынули безоружные, заполнив все помещение. Что послужило толчком для первого удара, теперь трудно сказать. Началось страшное избиение", - вспоминал один из свидетелей этих ужасных событий.

Тогда было убито четырнадцать человек.

В Коршево из Острогожска прибыла оперативная группа во главе со старшим уполномоченным Острогожского окружного отдела ОГПУ Яковом Лутковым. Это впоследствии его сын, Геннадий, корреспондент областного радио и замечательный поэт, подружится с поэтом Егором Исаевым, напишет о тех памятных событиях в Коршеве в книге "Поговорим, отец", а Исаеву посвятит не одно свое стихотворение. В сборнике "Светелка", выпущенном в "Советском писателе" в 1981 году, есть одно из таковых. Наверное, более точно и образно о детстве и малой родине Егора Исаева никто больше и не сказал. Поэтому приведу его полностью:

Из бревен неоштукатуренных
                                           ворота,
Двор курами отчаянно изрыт.
На теплый блин коровьего помета
Ромашка изумленная глядит .
Что ж, двор как двор. Таких немало
                                          В Коршеве -
Под огненным, как печка, летним
                                         днем.
И в небе патрулируют два коршуна,
И даль-то, даль какая за плетнем!
И все, что видится в ней, все, что
                                         деется, Т
о со значением, то налегке
Похоже удивительно на детство.
Оно - твое, хоть где-то вдалеке.
Там шмель бубнит, фырчит устало
                                       трактор,
В сопровожденье выхлопных дымков.
И небо яркое впустила травка
Между своих прозрачных
                                      стебельков.
И облака плывут над головою,
У горизонта - на земле лежат.
И все вокруг воистину такое,
Чего никто не смеет нас лишать.
И капли пота жаркого, соленого,
И ветра след серебряный в овсе,
И желтой искоркой горит соломинка
На вымазанном дегтем колесе.

- В.С

(Продолжение следует).

Виктор Силин

Источник: "Коммуна", N 56 (25684), 15.04.11г.

Источник: Газета "Коммуна"

[Последние] [Архив]