 |
14.04.11
Детство смотрится в оконце
К 85-летию нашего земляка, Народного поэта России Егора Исаева
(ПРОДОЛЖЕНИЕ. Начало – в NN53-54)
Дела семейные
Отцов отец, Андрей Петрович Исаев, он же дед Андрей, нрава был крутого. Сам из бедняцкой семьи, и лиха попервой хватил через край. Статью вышел, так если не знать, что он крестьянского рода, и приодеть соответственно, то облик княжеский: профиль четкий, борода окладистая. Женился он на Авдотьюшке, рода она Зенковых, люди додельные и не бедные.
Правда, имелся у нее один изъян - была она косорукая.
Злые языки поначалу судачили, что, мол, Андрюха Кондрашин (так по-уличному звали их семью) погнался за богатой. Хотя какое богатство, все ведь собственными руками нажито. Зенковы мастеровыми людьми слыли: что плотницкое, что печное дело было им с руки, что колеса гнуть. Всем ремеслам пришедшего в их семью Андрея Исаева обучили. Все у них как-то было по делу поставлено.
Жили на улице Красной, выходившей к Битюгу и лесу. С одной стороны - гора или взгорок, а с другой - лес. Коршево оно ведь и расположено на взгорке, на горе по-здешнему. Речка Битюг (название ненашенское, осталось от тех кочевников, которые в стародавние времена здесь бродили) прорезает село как бы на две половины и, вырвавшись из лесной чащи, неспешно течет под здешней кручей, пока вновь не извернется в новое колечко.
На сельской улице в Коршеве в наши дни. Фото Михаила Вязового
Улица не бедная, избы рубленые, семерики называются - семь аршин в длину и столько же в ширину. А по дворам натыканы новые срубы. Кругом Коршева леса, чего стоит один только Хреновской бор. Вот лесоторговцы и сговаривались с коршевскими мужиками - а тут каждый плотницким делом владел - чтоб те срубы на продажу ладили.
Хоть Авдотьюшка была с рождения и покалеченной, но от других девок не отставала в работе. Также спозаранок садилась прясть коноплю. Мать давала ей на целый день норму - кучки конопли, которые называли «намыки», намотанные конопляные волокна на комочки-головки.
Авдотья про замужество и не думала: кто возьмет ее сухорукую? Но потихоньку собралось и у нее приданое. И не только своя одежонка, а и жениховская - дюжина рубах, одна краше другой.
Мать одобряла Авдотьюшку, часто повторяла: "Нет слободы неженатой!" Скажет, постоит рядом, а выйдет в сени и в сердцах вздохнет.
Но прошло время, и у Авдотьюшки нашелся жених - по-уличному Андрей Кондрашин, а по документам Исаев.
То, что дед Егора Исаева шел под венец по любви - это факт: когда на пятом году его семейной жизни умерла Авдотья, оставив мужу двоих сыновей - Александра и Алексея и дочь Марию, он больше не женился. Оказалось, что однолюб.
Сам детей поднимал, на нем же и все хозяйство держалось. И пахал, и корову доил.
Старшим у деда Кондрашина (Исаева) был Сашка. В кого он такой незлобивый и смирный пошел - он и ладу не мог дать. До учебы охочий был. В школе, которую построил земляк Суворин, ставший известным журналистом и издателем, Александр Исаев был на первом счету. Особенно грамотностью и каллиграфическим почерком отличался. А если кому из мужиков нужно было прошение уездному начальству составить, то направлялись к Сашке Исаеву.
В Гражданскую войну он ушел в Красную Армию. Воевал где-то в Туркестанском округе, басмачей гонял по пустыне. Когда возвращался с фронта домой - ехал из Верного (Алма-Аты) через Москву, то в столице молодого и башковитого парня уговаривали пойти на курсы красных командиров.
Он подумал-подумал и ответил: "Не могу. По дому соскучился. Там уже и папашка заждался. Я-то у него главный помощник".
И двинулся Александр Исаев, а по-уличному Кондрашин, в свое Коршево.
…В избе - чисто, прибрано; брат Алешка сидел у окна и наяривал на балалайке: хоть и полуглухой был - зимой уши застудил, а потом из болезни так и не выкарабкался, - а балалаечником оказался знатным. Сестра Мария тут же, подперев рукой щеку, расположилась у стола. Ходики мерно тикали, кошка, навострив уши, подалась вперед.
Такую вот картину увидел Александр Исаев, как только вошел в свою избу.
Лешка перестал бренчать, а Маруська привстала с табуретки, да как заверещит:
- Папанька, папанька, Сашка с фронту вернулся! - и кинулась обнимать брата.
Тот как вкопанный стоял в длиннополой шинели с вещмешком на плече.
Отец неспешно свесил ноги с русской печки, крякнул что-то себе под нос и спрыгнул на пол. За три года, что они не виделись с сыном, он заметно постарел, хотя изо всех сил старался держаться молодцом.
Подошел к сыну, пристально посмотрел, а только потом крепко-крепко обнял.
- Маруська, - приказным тоном окликнул он дочь, - собирай на стол, да из моей заначки, поллитровку поставь, чай, сын старшой с фронту вернулся.
Все в избе было, как и прежде. А на главном месте - печка. На ней конопля сушилась. И запах такой привычный, который в памяти за военное время стал забываться: конопля, когда сушилась, почему-то Сашке казалось, что пахнет горячими блинами, как на Масленицу.
На привычном месте лежали рубель и скалка, чтоб стираное белье катать.
Встал старший сын Андрея Петровича Исаева, подошел к печке, провел руками по шершавой ее поверхности, заглянул в запечье.
- Тараканы куда подевались? - удивленно спросил он. - Все чисто...
- Это Маруська вчерась, словно тебя дожидалась, чугун с кипятком подставила к печи, да всю эту нечисть разом и смахнула, - сказал отец.
Засиделись тогда за полночь, каганец пришлось зажигать. Отец, как всегда, был немногословен, слушал рассказ старшего сына про невиданных ему "азиятов", иногда вставляя возмущенно-удивленные реплики: "Надо ж, козумать их, нехристев..." А в конце заключил:
- Ты, Сашка, жану себе приглядай. Не до гулянок теперь.
И стал Александр заглядывать на тырло - так называли в Коршево место, где собирались на посиделки парни и девки. Не знаю, для смеха ли или еще для чего, но этим же самым словом - "тырло" - прозвали в селе то место, куда на Битюге на водопой гоняли коров.
Александр Андреевич Исаев, отец поэта.
Но так или иначе, Сашка Исаев, которому к тому времени шел двадцать второй год, зачастил на это самое тырло. Но что-то никто там ему особо не приглянулся.
Стал, однако, он вечерами, да и днем, когда надо не надо, мимо подворья Кочетихи прохаживаться: вроде бы в ту сторону и незачем ему идти, крюк получается, а он все равно норовил пройтись мимо избы Кочетковых по-уличному, а по-настоящему Новиковых. Приглянулась ему Фекла, правда, была она на два года его старше и уже вдовой. Мужа рано похоронила: тот хворый вернулся с Гражданской войны.
Долго отцу не говорил, что хочет жениться на Фекле, знал, что тот взбеленится, станет упрекать: "Что тебе, девок молодых мало?", но в конце концов сказал. Отец на удивление спокойно к этому отнесся, только и ответил: "Решил так решил, уже не маленький".
Фекла была додельная. В избе порядок держала, щи наварит - духовитые, хлеб спечет - не наешься; появились у Исаевых на столе творог, квашенка, масло коровье. Вроде бы все это было свекру по душе - домовитая, не лентяйка у него невестка, а все равно что-то было ему все не так: и щи вроде бы как солоноваты, и тыква, что давеча накатала в подпечье, через одну преть начала - не уберегла ее невестка, и стол не добела ножом выскоблила...
Ревность какая-то к невестке у него была. Но сдерживался, старался особо не показывать свое неудовольствие.
Все бы ничего, но и Фекла оказалась с характером: хозяйкой она хотела быть полноценной.
Как-то вызвали Александра в Бобров, значит. И без лишних разговоров предлагают ему, как человеку грамотному, ехать учительствовать в поселок Аносов. Исаев поначалу заартачился: "У меня уже семья, да и хозяйство не бросишь". Начальник, не долго думая, выхватывает пистолет из кобуры и положил на стол: "Вот, видишь? Ну как, едешь учителем?"
Вернулся в Коршево под вечер. Сыновья, Мишка с Егоркой, - на печке, отец сидел у окна и стебал щи, а женка Фекла корову доила на дворе.
- Смотри, как сверчки за печкой рассверчали, - сказал отец. - Это к ветру. Не раз проверено...
- К отъезду это, папаня, - прямо с порога ошарашил Александр, - к нашему переезду.
- К какому такому отъезду? - поднялся со своего места отец, заслонив фигурой окно. - Куды-то вы собралися?
Вот тут-то и пошел полный разлад. Во всем его облике, в том, как он хмуро произнес слова, таилась угроза.
- Учителем меня в Аносово посылают, не хватает сейчас учителей.
- Учителем? Да ты в своем уме?! А кто пахать будет?
И тут он, весь взъерепененный, бросился на старшего сына с кулаками, ухватил его за горло и начал душить: "Это что ж получается, от земли - подальше, не нужна ему землица, в ученые подался!"
Александр как мог уворачивался, но ответить отцу силой не мог: таково было воспитание - родитель всегда прав, даже когда и не прав.
Дети от страха завопили во все горло.
В комнату влетела Фекла, подойник со звоном - в сторону, схватила первое, что попалось в руки - чапли, которые лежали на припечке ("чапляй бяруть скаваротку" - объяснял дед малолетнему Егорке) и со всего размаху ударила ею по рукам свекра.
Тот от резкой боли аж взвыл. "Козумать твою так!" - выругался свекор и уже готов был броситься на невестку, но та, размахивая чаплями, кричала: "Не подходи! Враз пришибу!"
Тот осекся, раздумывая, как быть:
- Вон из дому! Езжайте, мать вашу...
Всю ночь они не спали. И только под утро утихомирились. Дед немного охолонул и даже дал кое-какие продукты на первое время. Но при этом ни одного слова не проронил.
Виктор Силин
(Продолжение следует )
Источник: "Коммуна", N 55 (25683), 14.04.11г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|
