Воронежские новости - "По строке всю книгу соберет твой друг..."

13.01.11

"По строке всю книгу соберет твой друг..."

Как-то двадцатилетний поэт и журналист Василий Кубанев, посмертно награжденный медалью Николая Островского, написал: «Либо совсем не гореть – либо гореть во всю силу!». Эти слова стали девизом жизни и самого Василия Кубанева, и всего поколения, к которому он принадлежал. Поколения, отстоявшего мир от фашизма, поднявшего страну из руин!
Сегодня Василию Кубаневу исполнилось бы 90 лет.

Знатные земляки |Так уж вышло: журналист и поэт Василий Кубанев родился в День российской печати

И все-таки он родился на воронежской земле! Это потом, после очередного советского передела село Орехово, изначально принадлежавшее Землянскому уезду Воронежской губернии, отойдет Курской области.

В лютый морозный день 13 января безумно голодного двадцать первого года у Прасковьи Васильевны и Михаила Андреевича Кубаневых появился на свет сын, которого нарекли Василием.

В их домишке в три окна, что стоял в Орехово наискосок от сельской церкви, огонь в печке хозяину приходилось поддерживать день и ночь, чтобы не застудить младенца в такую лютую погоду.

Время было неспокойное.

Потом, через много лет, историки посчитают, что к тому моменту Гражданская война уже закончилась. Хотя это было не совсем так. То там, то здесь вспыхивали крестьянские мятежи. По соседству, на Тамбовщине, колобродило Антоновское восстание. И только весной двадцать второго было подавлено.

Это я к тому, чтобы лучше понять, в какое время - голодное и мятежное - родился будущий поэт Василий Кубанев.

На Тамбовщине же, в Мичуринске, ему еще предстоит жить и даже окончить там школу. Наверное, где-то там, глубоко в подсознании, у него изначально сидело первородное чувство своего появления на белый свет. И к восемнадцати годам оно обретет поэтическую форму:

Так мать, почуявши рези
                                у пояса,
Клянет нерожденного,
                                тихо крича.
А выйдет из тела горячий,
                                кровавенький
И - склонится слепо
                                и слипнется с ней.
Усталость пройдет,
                               отпечатавшись в памяти,
И все расплывется в следе,
                                как во сне…
Но еще за два года до совершеннолетия у Василия Кубанева появятся слова-предтечи, насколько глубокие, настолько и простые.

Из обломков рухнувшего
                               храма
Вынес я к шестнадцати годам
Теплое, большое слово "мама"
Да под бровью неглубокий
                              шрам...
Под этим стихотворением, которое называется по первой строчке "Если нету на сердце печали..." стоит дата - 1937 год. Страшный год. Четыре цифры - и ничего нам не нужно объяснять.

Понимал ли тогда шестнадцатилетний парнишка, что в стране на полную силу крутятся жернова гигантской человеческой мясорубки? Наверное, все-таки нет. Его друг, а впоследствии душеприказчик и ангел-хранитель Борис Стукалин, который уже после смерти Василия Кубанева просто из небытия воскресил его стихи, дневниковые записи, разыскал письма и собрал литературное наследие в книгах, в 2002 году вспоминал, что Кубанев "часто выражал удивление", не мог поверить, что столько в стране врагов народа, что они, то есть враги, "мимикрируют, маскируясь под хороших людей, лояльных граждан".

А 17 ноября того же тридцать седьмого Кубанев запишет: "Где взять мне сил, чтобы навсегда освободиться от всего дурного, от всего чуждого моей душе, но тем не менее присущего ей и мучительно терзающего ее? Жизнь писателя - это вечная борьба с самим собою против дурного - за хорошее. Это вечное стремление к совершенствованию. Это вечные горькие сомнения как одна из форм этого стремления".

В шестнадцать лет он уже точно знал, что его жизнь будет связана со Словом. Потому он много читает. "Сегодня достал книгу Кропоткина "Записки революционера" и книгу Н.Морозова "Повести моей жизни". Книги эти большие. Я хочу лишь познакомиться с ними, чтобы при работе над "Россией" (так назвал я свою громадную эпопею о крестьянстве) воспользоваться ими", - сделает дневниковое признание-запись Василий Кубанев.

Более того, по свидетельству Бориса Стукалина, Кубанев и в школьную пору, а потом, работая в острогожской районной газете "Новая жизнь" и учительствуя в селе Губаревка, неустанно собирал и накапливал материалы о прошлом России, о ярких, самобытных характерах. И все для того, чтобы впоследствии использовать этот материал при создании своего грандиозного замысла - серии художественных произведений о России, революции, великих людях ХХ века.

Это, конечно, наполеоновски-юношеские планы. Но вовсе небезосновательные.

Кубанев, придя литературным работником в районную газету, пишет много и основательно. Ему удаются не только статьи и корреспонденции, но и зарисовки и очерки. То, что представлено из кубаневской прозы в таких наиболее полных его книгах, как "Идут в наступление строки" (1958 и 1967), "Стихотворения. Эскизы поэм. Миниатюры. Письма. Дневники. Афоризмы" (1981), "Если за плечами только восемнадцать..." (1973), говорит и о его таланте эссеиста. В нем жил одновременно большой философ и литератор.

И такое благодатное сочетание талантов давало, к примеру, такие строки:

"Не многословием, не клятвами, не угрызениями совести и прочими красивыми вещами (вещами нематериальными) выражается любовь к человеку, а действием. Будничным действием. Не надо смущаться, что ты не можешь совершить мирового подвига.

Мировых подвигов в одиночку никто не совершал... Целому миру нельзя помочь. Невозможно это. Значит, и не нужно.

Помогай тому, кому можешь, и тем, чем можешь. Помощь - действие, отношение, а оно увеличивает знание... Надо помогать человеку в мелочах, не стесняясь, что это мелочи. Одна мелочь, вторая мелочь - это уже не мелочь".

Статьи его блещут афоризмами: "Глупость похожа на мудрость, как подсолнух на солнце", "Стихи - дыхание души", "Наглость - прикрытие трусости" и так далее.

Он был по-максималистски упрям.

- Василия не так-то было легко переубедить, - рассказывал мне известный краевед и историк, а на ту пору преподаватель Острогожского педагогического училища Алексей Дмитриевич Халимов. - Он часто приходил ко мне домой и за чисто бытовыми разговорами вдруг возникали какие-то глобальные проблемы. И, по большому счету, верность в мироощущениях и оценках Василия не подводила.

После подписания Мирного договора с Германией в советском обществе - во всяком случае, в основной народной массе - воцарилось некоторое благодушие на тот счет, что удалось избежать войны. Василий же Кубанев в своем дневнике на этот счет не строит никаких иллюзий:

"Итак, договор с Германией подписан. Он будет нарушен - и в этом нет никаких сомнений... Пока суд да дело (как говорит пословица), будем недоуменно радоваться вместе со всеми. Будет ошибкой, если мы ослабим борьбу против фашизма и войны (что одно и то же)".

Эти его потаенные мысли и суждения, которые на ту пору, если их обнародовать, сочли бы и наветом, и политической безграмотностью.

Но тема предстоящей войны его гложет и должна каким-то образом найти выход в печатном слове. И тогда у Кубанева буквально вырываются строки:

Ты думаешь, мне каска
                         не к лицу
И плотная шинель
                       не по плечу?
Ты думаешь, что я
                       в прямом строю
Сутуловатость покажу свою?

• • • • •

Не беспокойся.
Разве можно жить
И насовсем о будущем
                      забыть?
Поверь, мой друг,
                      в решительном строю
Я выявлю запальчивость свою.

Первым ушел на фронт редактор "Новой жизни" Иван Андреевич Семин, удивительно талантливый журналист, воспитавший уже после войны не одно поколение газетчиков (отвоевав - он участвовал и в Сталинградской битве, потерял на фронте ногу, - после войны возглавил сектор печати Воронежского обкома партии).

Кубанев 23 июня тоже сунулся в военкомат, но ему повестку не вручили. Оказалось, что на него не заведены документы. Вскоре ошибку исправили и 4 августа его проводили в Красную Армию. А через семнадцать дней ушел и Борис Стукалин. В дневнике у Кубанева появится слегка ироническая запись: "Мама обеспокоена. Она считает меня дитем и никак не может себе представить меня в обмотках. Но я знаю, что ей в глубине души (да и не в глубине тоже) хочется, чтобы я был красноармейцем, и притом хорошим".

Кубанев сначала попадает в Борисоглебское военное училище, а потом в авиационную школу, что располагалась в соседнем Кирсанове Тамбовской области.

В Острогожске живет старейшая журналистка Евдокия Федоровна Савченко. Ей уже за девяносто и она постарше Кубанева. Евдокия Федоровна и по сей день заглядывает в родную "Острогожскую жизнь".

- Как-то Василий умудрился вырваться домой, - рассказывает мне Евдокия Федоровна.- Я тогда, можно сказать, на его место пришла в газету. Вид у него был какой-то растерянный. Нет, не напуганным он казался, а именно растерянным. "Знаешь, Дуся, - сказал он мне, - война будет долгая и тяжелая. Очень тяжелая. Я это уже точно осознал".

Воевать ему не пришлось. Кубанев тяжело заболел туберкулезом, и его списали подчистую. Правда, еще в ноябре сорок первого на вокзале в Борисоглебске он случайно встретил отца, которого призвали с должности главного бухгалтера в "Заготзерне" на фронт. Случай редкостный по тем временам и незабываемый.

Он вернулся домой в начале сорок второго. До оккупации Острогожска еще оставалось почти полгода. Писал ли Кубанев стихи или нет в эти последние дни своей жизни - не известно: в бомбежку их дом загорелся, и весь хранившийся архив пропал в огне. Бомба попала и в могилу поэта.

Но рукописи все-таки не горят! Это доказал настоящий друг Василия Кубанева Борис Стукалин, который по крупицам собрал все, что можно было собрать.

...Острогожцы всегда считали Кубанева своим земляком. И если упоминали, что родился он в Орехово, то как бы скороговоркой, не заостряя на этом факте внимания.

Не будем их в этом корить: городу, которому принадлежит столько выдающихся имен, хотелось иметь в своей обойме и имя Кубанева. А потому есть в Острогожске и улица Кубанева, и парк имени поэта. Журналисты районной газеты на протяжении нескольких лет проводят и Кубаневский литературный конкурс.

В минувшем августе я десять дней жил в Острогожске. И почти каждый день ходил мимо памятника Василию Кубаневу, созданного тридцать восемь лет назад замечательным воронежским скульптором Эльзой Пак.

Но памятник поэту почти не было видно. Высоченный бурьян, сухой и пожухлый от нестерпимой летней жары, словно круговой редут взял гранитную фигуру поэта в осаду. Черный камень стал серым от толстого несмываемого слоя пыли.

От такого вида на душе стало скверно.

Однажды я все-таки не выдержал и зашел к здешнему директору кооперативного техникума. Здание же этого учебного заведения выходит в тот же самый сквер, где стоит гранитная фигура поэта. Рассказал молодой и улыбчивой директрисе о том, что в 1973 году, когда открывали памятник, в Острогожск из столицы приезжали и Народный поэт Егор Исаев, и министр печати всего СССР Борис Стукалин; пожаловали почти все воронежские поэты и прозаики во главе с Гавриилом Троепольским и поэтом Геннадием Лутковым.

Что цветы - а Кубанев любил красные гвоздики - часто алели у подножия памятника. А студенты техникума не считали за труд наводить вокруг порядок.

"Увы, - сказала директриса, - то время прошло. У нас коммерческое учебное заведение, родители учащихся и так меня попрекают: "Мы деньги платим не за то, чтобы наши дети занимались уборкой". Так что, извините".

Что тут возразишь?!

Одно порадовало. Вчера стали известны лауреаты премии имени Василия Кубанева, которую ежегодно присуждают журналисты "Острогожской жизни". Лучшими признаны стихи Светланы Фомичевой, эссе Петра Бурляева и очерк Марии Суворовой.

Есть все-таки на острогожской земле продолжатели дела Василия Кубанева.

Острогожск - Воронеж

Автор: Виктор Силин

Источник: "Коммуна", N3 (25631), 13.01.11г.

Источник: Газета "Коммуна"

[Последние] [Архив]