 |
01.02.12
Там, где мы бывали. Угреше, радость моя...
Все в Угрешской обители достойно поклонения: и сказочная Палестинская стена, и старинные башни, и устремленная ввысь колокольня, именуемая в народе Угрешской свечой, и величественный собор в честь Преображения Господа и Спаса нашего Иисуса Христа.
Спасо-Преображенский собор.
Угреше, радость моя, знаю, что грех для паломника сравнивать по благодати святые места, потому как – каждое святое место свято! Но что поделать, если едешь в новое для себя святое место с неотступной надеждой, здесь-то обязательно будет так - что мой черед настанет: придет прозренье…
Может быть, и мне вот явилась долгожданная награда за то, что, возвращаясь из паломнических поездок с ощущением душевного непокоя, вновь ехал в святые места в надежде обрести благодать Божию для спасения души. Что-то подсказало мне: теперь-то, дома, в Воронеже, когда сверюсь, как делаю обычно, с назиданием паломнику: «Если ты рассеянно произносил слова молитв, если ты остался глух к звонам монастырских колоколов, если ты не расслышал голоса сего святого места, значит, зря ты был...», то скажу с облегчением: "Не зря был..." Пусть, что внешне в Угрешской обители все началось так, как обычно начинается в паломнической поездке с ночлегом. После полудня разместились в монастырской гостинице, потом, что и было лишь отличительным, трапезную посетили индивидуально. Затем, как и всюду, участие в вечерней службе. Здесь она прошла в Спасо-Преображенском соборе. Утром - участие в ранней церковной службе с возможностью исповедаться и причаститься. Угреше, радость моя, по-иному для меня прошла у тебя и моя Исповедь. Да, так же, как и всегда, била меня внутренняя дрожь. Но, как нигде и никогда дотоле, она мигом оставила меня, когда начал исповедоваться. Впервые, пусть и на миг, который дорого стоил, познал я духовного отца. Сохраню в сердце своем его отеческий тон, его слова одобрения за то, что я, правильно оценив свой житейский проступок как грех, определился, и как его пресечь. И потому благодатно было и мое Причастие Светлых Христовых Таин. Сделаю оговорку, что при всем восторженном впечатлении от исповеди я остаюсь благодарным всем священникам, всем нашим воронежским священнослужителям, у которых исповедовался ранее. Они тоже вдумчиво слушали мои, чаще всего поверхностные, слова об оценке своих грехов, мудро наставляли на путь истинный перед разрешительной молитвой к Причастию. А здесь... Может быть, уже начинает сказываться накопленный опыт исповедования... Впрочем, зачем мне смущать свой рассеянный ум и свою слабую душу досужими мирскими рассуждениями, случилось - и слава Богу... Опять-таки, не ведаю, почему, но вот и экскурсия по монастырю, экскурсия, которую обычно проводят для паломников и в других местах, и та стала для меня знаковой: вдруг воедино начала соединяться история Николо-Угрешской обители с историей Куликовской битвы. Оказывается, вблизи и было явление 29-летнему московскому князю Дмитрию иконы святителя Николая Чудотворца на дубе, под которым забылся князь коротким сном. И слова его "Сея сице угреше" свидетельствовали, что явление иконы согрело до пламенности его тревожащуюся душу. Православный князь Дмитрий явление святой иконы воспринял как Божие благословение, в котором он особливо нуждался. Как преданно и по государственному заботящийся о Родине князь Дмитрий сознавал свою ответственность за то, чтобы Московскому княжеству, как писал историк Карамзин, "не исчезнуть". ...Слушали мы, воронежские паломники, слова монастырского экскурсовода под гортанные вскрики лебедей на монастырском озере. Может быть, как и тогда - Мы, сам-друг, над степью в полночь стали: Не вернуться, не взглянуть назад, За Непрядвой лебеди кричали, И опять, опять они кричат... Под гортанные крики монастырских лебедей подумалось и о невиданно доселе мужественном, ответственном, молитвенном поведении ратников накануне сражения, чему помогли всплывшие в памяти поэтические строки стихотворного цикла Александра Блока "На поле Куликовом": И плеск, и трубы лебедей. Не может сердце жить покоем, Недаром тучи собрались. Доспех тяжел, как перед боем, Теперь твой час настал - Молись! Здесь я, знавший только, почему московский князь Дмитрий в истории нашего Отечества именуется как Дмитрий Донской, узнал, и более того - понял, почему он именуется еще и "святой благоверный". Так же, как и "святой благоверный князь Александр Невский", мой небесный покровитель. И сразу же помолился про себя: "Святой благоверный князь Дмитрий Донской, моли Бога о нас". Своими словами кратко помолился про себя и за всех ратников, сражавшихся на Куликовом поле: "Упокой, Господи, души их..." Ратникам тогда предстояло - победить, идеально, по тем временам, организованное татаро-монгольское войско, - одолеть, сойдясь лицом к лицу, стойких, фанатичных воинов, для которых разбой был их жизненной философией, их жизненной сутью. Сутью, которая давала полную уверенность в ошеломляющем превосходстве разбойника в силе, наглости и коварстве. В соответствии с этой сутью было и понимание земного счастья, еще со времен Чингисхана: "Счастливее всех на земле тот, кто гонит разбитых им неприятелей, грабит их добро, любуется слезами их близких, целует их жен и дочерей". Татаро-монгольское иго, помимо тяжкой материальной дани, тяжко давило и нравственно... В Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Даля о слове "Иго" так сказано: "ИГО ярем, ярмо более употребительно в значении "тягости нравственной, гнета управления, чужеземного владычества и порабощения".
Часовня святителя Николая Чудотворца.
Освобождение от "тягости нравственной", которая не один век парализовала волю, ум и дух русских людей, выпало на долю православного князя Дмитрия, для которого, как и для Александра Невского, было осознание "Не в силе Бог, а в правде". И потому, прежде всего, князь Дмитрий заручается на битву с Мамаем благословением игумена Сергия Радонежского, который вместе с благословением посылает монахов Троице - Сергиевой лавры - Пересвета и Ослябю. Услышав возле часовенки монастыря имена монахов Пересвета и Осляби, молюсь кратко и своими словами за них, ставших героями Куликовской битвы, вспоминая и стихотворение поэта Юрия Кузнецова - Противу Москвы и славянских кровей На полную грудь рокотал Челубей, Носясь среди мрака. И так заливался: мне равного нет! Ясно, что два монаха, будь они самыми сильными богатырями, не смогли бы оказать решающего перелома в битве, где с обеих сторон сошлось более 200 тысяч воинов. Но нравственно такая поддержка была знаменательна - ведь монахи не могли по церковному установлению носить оружие, участвовать в баталиях. Появление же двух монахов среди воинов как воинов знаменно значило: война против поработителей-иноверцев - священное дело всех и каждого. По древнему обычаю Куликовскую битву предварили поединком богатырей. Только в этот раз русская сторона выставляет не воина-богатыря, а - монаха Пересвета, зная, что с противной стороны будет выставлен воин-богатырь. Монах Пересвет (его могила находится в Старом Симонове, в монастыре) не был обучен, как Челубей, воинскому искусству, на визгливо-наглый крик: "Эй, рус!", он вышел, молясь Богу: - Прости меня, Боже, - сказал Пересвет... Взошел на коня и ударил коня, Стремнину копья на зарю направляя, Как вылитый витязь! Молитесь, родные, по белым церквам - Он скачет. Молитесь! Глядели две рати, леса и холмы, Как мчались навстречу две пыли, две тьмы, Две молнии света... Страшно подумать, что было бы, если бы монах Пересвет в поединке пал, не сразив басурмана Челубея. Такой исход повысил бы боевой дух татаро-монгольских воинов и пошатнул бы дух русских ратников. Но - Сшиблись... Удар достигнул до луны! И вышло, блистая из вражьей спины, Копье Пересвета. Но если без поэзии, а прозой древней рукописи, то: "и сподаша с коней оба на землю и умерша..."
Воины с обеих сторон бились с упорством и ожесточением. Они гибли не только от ран, но и задыхались от великой тесноты. Летопись оставит о сем потрясающее свидетельство: "Всюду бо множество мертвых лежаху, и не можаху кони ступати по мертвым; не такмо же оружием убивахуся, но сами себя бьюще и под коньскими ногами умираху, от великия тесноты задыхуся, яко немощно бо вместитеся на поле Куликово межу Доном и Мечи (рекой) множества рати многих сил сошедшеся". Был и страшный момент, когда, не выдержав мощного натиска, русские начали пятиться назад, отступать... Казалось, победа на стороне Мамая. Природа и та застыла в скорбном ожидании: "Грозно и жалостно бяше тогды слышати, зане же трава кровию полита бысть, а древеса тугою (скорбью) к земле приклонишеся". Выдержка, с которой ратники запасного полка под предводительством двоюродного брата князя Дмитрия - Владимира Серпуховского и воеводы Дмитрия Боброка Волынского - выждали момент, не выдав преждевременно своего присутствия в засаде, и решила исход битвы. И побежал Мамай, чтобы "кануть без вести" с остатками войска с поля Куликова той же дорогой, что и пришел - через броды Красивой Мечи и Гати... А на поле Куликовом после заупокойного богослужения князь Дмитрий провозгласил, "став на коленях", вечную память погибшим. В дубраве, которая только что укрывала запасной полк, били гробы из вековых деревьев... В Москве радостно и звонко благовестили - ...на все голоса "Победа! Победа!" - засияв небеса от громкого вещего слова. ...Опять, почему так, не знаю, но, не имея никакой цели, зашел в церковную лавку, что возле монастыря. И - услышал в записи мужской хор Николо-Угрешского монастыря, и - вышел радостный с музыкальным диском "Светодавче, слава Тебе". Впервые у меня музыкальный диск, почему-то впервые... Теперь слушаю, и зрительные видения о том, как "Все в Угрешской обители достойно..." навещают меня... Многое в Угреше так, или примерно так, как устроилось еще в XIX веке при настоятеле Пимене, пребывающем ныне в лике святых как Пимен Угрешский. И - по-другому, в силу не зависящих от обители обстоятельств... Но едино свято продолжилось... В конце XX и в начале XXI века первый настоятель Николо-Угрешского монастыря архимандрит Вениамин и председатель Попечительского совета, директор ТЭЦ-22, И.Козлов, опираясь на помощь верующих, сумели восстановить монастырь, разрушенный и обесчещенный в советское время.
Все в Угрешской обители достойно поклонения: и сказочная Палестинская стена, и старинные башни, и устремленная ввысь колокольня, именуемая в народе Угрешской свечой, и величественный собор в честь Преображения Господа и Спаса нашего Иисуса Христа. Вновь стекаются сюда верующие и паломники со всего Отечества нашего для обретения благодати Божией.
Александр ВЫСОТИН г.Воронеж, Спасо-Преображенский собор. Часовня святителя Николая Чудотворца
Источник: "Воронежская неделя", N 5 (2042), 01.02.12г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2012
|