Наталья МОЛОВЦЕВА
г. Новохоперск, Воронежская область
..А что ей теперь остается делать? Смотреть на стену да вспоминать.
Вон он - Василий Кузьмич: смотрит на нее со стены, с портрета, обвитого траурной лентой. Смотрит и молчит. Слушает. Она ему - про цветы: мол, зацветут опять этим летом в огороде и тюльпаны, и пионы, и флоксы, а еще она новый цветок раздобыла, со странным таким названием - рутбегия. Ну, а лилии - сам знает - с Черного моря привезла.
Заявила тогда:
- Дай, съезжу - живое море погляжу! А то все по телевизору да по телевизору.
Оба тогда еще работали. Другой бы сказал: «Какое море, давай лучше денежку скопим. Скоро на пенсию…». А он:
- Да поезжай хоть на целый месяц.
Так вот и ответил.
А ведь поначалу она его не любила... Да и когда было полюбить, если до свадьбы только два раза и виделись? И оба раза от кавалера она убегала:
- Мне завтра на совещание в район, - не высплюсь...
Работала Катерина в своем селе, в колхозе, учетчицей, а Василий только из армии пришел. Восемь лет отслужил: три года на действительной, потом - война, да еще год после войны. "Все одногодки, считай, на полях сражений остались, а этот извернулся..." - думала с неприязнью.
А Василий взял да сватов заслал. Не обрадовавшись им, Катя убежала к подружке. Мать, чтобы сгладить неловкость (сваты пришли, а невесты нет), указала на старшую из дочерей, Анну. А Вася глянул на нее, и, как в той сказке:
- Нет, это не моя невеста. Моя другая.
Послали за другой. Привели. Тут надо сказать, что сваты пришли из Отрезков, а от их села до этих самых Отрезков - два десятка верст. И сваты их преодолели. Поглядела на них Катерина – и, пожалев (вон сколько оттопали!), решила: соглашусь; поживу с мужем недельку-другую, да и сбегу...
Сватали ее в воскресенье, и свадьбе сваты положили быть через неделю.
- Так быстро? - пробовала возражать мать. - Да у нас еще и приданое не готово.
- А мы не тряпки пришли сватать - девку.
И сыграли через неделю свадьбу.
Праздновали только в доме жениха; стояла весна, за зиму все запасы подъели - слава Богу, хоть одно застолье осилили. Да и немалое расстояние разделяло дома жениха и невесты, а машин в колхозе - нет, а лошаденки той же нуждой, что и люди, приморенные...
В воскресенье - свадьба, в понедельник проводили гостей, а во вторник молодые пошли копать огород. В родном доме Катерины землю пахали на лошади, а в мужнином обходились лопатой. Причем на огород Василий вышел босой.
- Ты что без обувки? - поинтересовалась молодая жена.
- А - нет. Не в свадебных же ботинках...
Бедность в мужнином доме Катя подметила сразу; теперь вот - очередное тому подтверждение...
Богато и ее семья не жила, но справно. Обуть-одеть было у всех; за стол садились - наедались досыта, и родители, и все шестеро детей.
Мама была грамотная, можно даже сказать - чересчур грамотная для крестьянского сословия: случалось, пастух в окно бьет кнутом - "Выгоняй корову, хозяйка", а она - одной рукой книжку держит, другой люльку качает... Отец же ни одной буквы не знал. Но это не мешало им жить в ладу: оторвавшись от книжки, мама впрягалась в крестьянскую работу, а отец, казалось, из этой упряжки не вылезал. Они, дети, пока были маленькими, удивлялись: спать ложатся - отец еще работает, просыпаются - его уже дома нет, в поле уехал. Подросли - и их отец в поле стал брать. Так что все свое благополучие семья зарабатывала своими же неустанными руками.
Дружной работой.
А в мужнином доме, поняла Катерина, все как-то по-другому. Не вместе живут - вразброд... И когда на Троицу она с мужем пришла в гости к родителям, в тот же час заявила:
- Не пойду назад! Дома останусь!
Отец без лишних слов взял в руки кнут, и - ну охаживать, ну охаживать ее! "Вас у меня четыре девки, и если каждая будет разводы устраивать...".
Заступился за нее он, Василий:
- Отец, погоди! Оставь Катю...
- Я-то оставлю. А ты забирай. Да приструни, приструни!
Вот чего не умел Василий - того не умел... Мягкий его характер Катя тоже поняла сразу. И поначалу сердилась: как он с таким характером фашистов бил? За что ему медали давали? Командовать в своей семье решила она сама. И первое ее решение было такое: взять, да и уехать от нищеты. Свекор со свекровью возражали: куда уехать-то? Вдруг там еще хуже окажется? Но тут как раз в селе появились вербовщики, стали звать на работу под Москву, на ткацкие да прядильные фабрики. Катя уже тяжелой ходила, но отговорить ее от поездки было невозможно: "Ничего, не пропадем - своя держава...".
Поехали... Подмосковный город Ногинск. Прядильная фабрика.
Мужа взяли на второй этаж - возить вагонетки с пряжей, ее определили вниз, учетчиком брака. При фабрике не было ни барака, ни общежития; завербованных - тринадцать семейных пар - поместили жить в красный уголок фабричного комитета. Убрали столы и стулья, поставили деревянные топчаны, разгородили их дерюжкой, - живи, народ!
Однако не теснота и не бытовые неудобства досаждали Кате, - с началом осени начались холода. Нахлынувшие с полей мыши и крысы уносили за ночь все припасы хлеба, где их ни спрячь. Да и маленький человечек, которого они с Василием ждали, попервости, поди-ка, будет плакать по ночам, - разве это понравится наломавшимся на работе соседям? Передумав все это не раз и не два, решила сдаваться:
- Давай возвращаться, Василий.
Получая расчет, горевала: денежки, живые денежки в руках! В колхозе-то большей частью за "палочки" работали. Если бы не эти крысы... если бы ей не рожать...
Всю дорогу назад она ревела. Василий пробовал остановить:
- Ты про ребятенка подумай... он там тоже, поди, печалится вместе с тобой...
- Надо думать, чем кормить его будем! - огрызалась она.
- Ну, на земле-то, с огородом-то, да при живых родителях...
Всех запасов еды у его родителей оказалось - два ведра лущенной кукурузы: "Засуха, все сгорело...".
... Вот глядишь и глядишь ты с портрета, смотришь понимающими глазами. И признаюсь тебе поздним числом, Василий: ох, и разозлилась я тогда на твоих отца и мать! "Засуха"... Сами вы засохли!
Вспомнила родную семью: там не ныли, не ссылались на трудности - работали день и ночь. Ей, Кате, шестнадцать было, когда война началась. Но она быстро научилась ложиться спать в полночь, вставать - в три часа утра. А как иначе, если бригадир с вечера на косьбу приказал? А там - уборка. А зимой - скотина...
Весной сорок второго, когда мужиков и парней в селе почти не осталось, девчонок посадили на трактора. А в сорок третьем пошел слух, что их вместе с тракторами на фронт возьмут. Вот тут уж девки не выдержали - разбежались врассыпную. Катерина смерекала устроиться на курсы счетоводов в райцентре. Окончила их, и опять вернулась в свое село, - теперь ее приняли здесь с распростертыми объятиями как молодого и позарез нужного специалиста...
Может, и не совсем хорошо она поступила. А если бы и солдаты тогда с позиций побежали? Где бы она была - победа? Так что с годами ей стало понятно, что, может, не так уж и плох характер у мужа. Не этот ли характер - дюже терпеливый - и помог ему ту войну перемочь? С годами она вообще на многое по-другому смотреть стала. А тогда...
Тогда ей хотелось одного - вырваться из нужды. Потому и уговорила Василия еще раз за счастьем поехать...
Жили они к тому времени уже отдельно от родителей, в соседнем колхозе - Катю туда переманили учетчицей, а Василию, как бывшему танкисту, дали новую машину. Предоставили хоть не новую, но вполне еще годную для житья хату.
В домашнем хозяйстве, кроме ложек-плошек, были у них уже стол с тумбой, железная кровать, швейная машинка. Словом, жизнь понемногу стала налаживаться, но Катя вдруг заявила мужу, что им надо ехать... в Воркуту. Почему в Воркуту? Там отбывал срок ("загребли" его - по доносу - еще до войны), а потом уж работал как вольнонаемный муж Васиной сестры. Вот она-то и написала в письме на родину, что люди на Севере неплохо получают - с колхозными заработками не сравнять. Ну и загорелась душа у неугомонной Катерины...
Муж, как и перед поездкой в Ногинск, колебался: надо ли ехать? Сестра - та к мужу поехала, а они к кому? Да еще так далеко? Да и дети - только-только в школу пошли.
- Не хочешь - поеду одна, - решительно заявила Катя. - Колюшку возьму с собой, Верочку тебе оставлю...
... Ты уж не улыбаешься ли, Василий, со своего-то портрета? Улыба-а-ешься. И я даже знаю, чему. Думаешь: ну, что ты поделаешь с ней, Катериной? Если чего решила - своего добьется, и ей поперек дороги не становись. Такая уж уродилась. И лично он на нее не в обиде. Ну, хотя бы потому, что жена не только ценные указания всегда умела давать, но сама больше всех на работу налегала.
Когда приехали на Крайний Север, жена не просто устроилась на работу - пошла в шахту. Под землю то есть. Он, Василий, как и дома, шоферил наверху, а Катя, оставив легкую работу табельщицы, выучилась на машиниста транспортера.
Сколько уголька подняла она на гора с помощью того транспортера за шесть лет? Да немало. Могла бы и еще больше, но Никита Сергеевич Хрущев на гора поднял женщин, - хватит, мол, использовать их на тяжелом мужском труде - стыдно перед Америкой.
Руководителя государства Катя не поняла и долго еще жалела о том, что шахту пришлось покинуть.
Почему жалела? Потому, во-первых, что там, под землей, было тепло, не то, что на прокаленных полярной стужей воркутинских просторах. Во-вторых - и это главное - за работу под землей хорошо платили. Ради благосостояния семьи Катя готова была расшибиться в лепешку. Но если хорошего заработка нет... Какой смысл морозить в Воркуте себя и ребятишек?
Вернулись они не совсем домой - заработанных на Севере денег хватило, чтобы купить домик в райцентре. Здесь Василий опять шоферил, а Катерина работала кладовщиком, потом - кассиром в райтопе, потом кассиром-приемщиком в ателье.
Вот тогда-то, когда дети уже выросли и стали жить самостоятельно и отдельно, она и заявила мужу: хочу, мол, увидеть море. Москву - видала, Воркуту - видала, а море...
Отпустил ее Василий на месяц, а она вернулась через неделю. Чего вернулась? Затосковала что-то. Денек полюбовалась на море, другой, а потом поняла вдруг, что тянет назад. Что лучше родного дома, оказывается, ничего и нету. И никакие моря-океаны его не заменят, успокоения душе не дадут.
Возвращалась и думала: ну, и заживут они с Василием! Теперь, когда она самой себе сказала: хватит, наездилась.
А он взял и ушел, откуда не возвращаются...
....Глядишь, Василий? Ну и гляди. А я еще признаюсь тебе, что поначалу на тебя опять сердилась: как ты мог-то? Как мог оставить меня одну? Да еще тогда, когда моя душенька наконец-то успокоилась. Когда все в жизни, кажется, наладилось.
А теперь - одна иди на базар. Одна копай огород. Вспоминай, как решила однажды посадить полсотни георгинов, представляя, как это будет красиво, а силы-то были уже немолодые, тык-мык - и устала, и хоть лопату бросай, а ты подошел, поглядел и принялся терпеливо копать ямки. А я глядела и думала: и я корила его, что - характер мягкий? Да как хорошо-то: не заартачится, в любом деле поможет. Что - разве не так всегда и было? Бывало, приду с работы усталая, скажу чего-нибудь с обидой, в сердцах, а он вместо того, чтобы ответить тем же - "Кать, ты легла бы отдохнуть..." А то еще добавит: "Ты полежи, а я супец сварю. Или заболтай блинов - а я, пока ты лежишь, нажарю...".
Кто ей теперь такое скажет?! Дети разъехались, у детей своя жизнь. Да и не хочет она никому обузой быть. Как-нибудь, да сама...
Дети - они к себе зовут, сюда не поедут. А она свой дом ни за что не бросит. Сколько они с Василием на него сил положили: на ремонт сами себе отвели три месяца, а провозились - три года. Каждую дощечку Василий выстругивал сам, каждую половичку она сама прокрашивала.
А раньше всего они свой дом... вышили крестом. Цветными нитками. Увлечение это было у Катерины с детства - мама научила. Только мама любила вышивать крестом, а она - гладью. Но пока в Воркуте жили - и она крест освоила. Да не простой, а двойной, болгарский вышивка, сделанная им, красочна, как картина, и живет долго. Василий ей и здесь помогал. Покупала она кусок миткаля (бязи), и муж его продергивал: через шесть ниточек на седьмую. Лоскут становился поделенным на квадраты. Вот тут она брала пяльцы и начинала вышивать.
Вышивка, даже самая простая, требовала ниток разных оттенков; муж не ленился, вставлял в иголки то ту, то эту. Так они и коротали длинные, темные воркутинские вечера. Зато стены казенной квартиры были украшены яркими букетами, барышнями в шляпах и с нарядными веерами в руках, прудами с белыми лебедями и лилиями.
Однажды Кате дали образец - вышивку "Девушка с оленем" - всего на три дня. Как ни старалась - к сроку закончить не успела. Так Вася пошел к знакомым докторам и принес ей еще на три дня больничный...
И все-таки больше всего души они вложили в другую работу - простой дом с большими и светлыми окнами, среди сада стоящий. В Воркуте - какие сады, какие цветы? А на их вышивке все цвело пышным цветом. Василий, налюбовавшись на работу, проговорил задумчиво:
- Когда-нибудь и у нас такой будет.
И вот он - есть. Все теперь есть. Нет только тебя, Василий. И надо привыкать жить в пустом мире. Вот ведь как чудно: один человек ушел - а целый мир опустел.
И еще думает Катерина: а ведь то, что было, - это и есть счастье. Она за ним по свету гонялась, а оно всегда было рядом..
Источник: газета "Воронежская неделя" N 52 (2141), 25.12.2013г.
Чтобы оставить комментарий, необходимо войти или зарегистрироваться.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2013