Страницы истории
Его имя гремело когда-то по всей Российской империи. Его портрет смотрел с плакатов, конфетных и папиросных коробок, открыток, выпускавшихся огромными тиражами. Ему посвящали стихи, о его подвиге распевали патриотические частушки. Он был символом Первой мировой для своих современников и стал легендой для потомков. Он - донской казак станицы Усть-Медведицкая Козьма Крючков – первый кавалер Георгиевского креста той войны.
Владислав Вдовенко
р.п.Таловая, Воронежская область
Как Козьму за ручку брали
Легендой Козьма стал в самом начале войны - 12 августа 1914 года. В этот день около польского города Кальвария разъезд 3-го Донского казачьего полка имени Ермака Тимофеева под командованием приказного (чин соответствует нынешнему ефрейтору) Козьмы Крючкова столкнулся с разъездом германских улан. Численное превосходство было на стороне германцев - 27 всадников против 4. Но бой казаками был выигран. Крючков, с его слов, шашкой и пикой уложил 11 немцев.
Рассказ героя, растиражированный всеми российскими газетами той поры:
«Часов в десять утра направились мы к имению Александрово. Нас было четверо - я и мои товарищи: Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков. Начали подыматься на горку и наткнулись на немецкий разъезд в 27 человек, в числе их офицер и унтер-офицер. Сперва немцы испугались, но потом полезли на нас. Однако мы их встретили стойко и уложили несколько человек. Увертываясь от нападения, нам пришлось разъединиться. Меня окружили одиннадцать человек. Не чая быть живым, я решил дорого продать свою жизнь. Лошадь у меня подвижная, послушная. Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заскочил, а в это время немец рубанул меня по пальцам руки, и я бросил винтовку. Схватился за шашку и начал работать. Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течет, но сознаю, что раны неважныя. За каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого немец ложится пластом навеки. Уложив несколько человек, я почувствовал, что с шашкой трудно работать, а потому схватил их же пику и ею по одиночке уложил остальных. В это время мои товарищи справились с другими. На земле лежали двадцать четыре трупа, да несколько не раненных лошадей носились в испуге. Товарищи мои получили легкие раны, я тоже получил шестнадцать ран, но все пустых, так - уколы в спину, в шею, в руки. Лошадка моя тоже получила одиннадцать ран, однако я на ней проехал потом назад шесть верст».
Впрочем, еще в 20-х годах прошлого столетия Михаил Шолохов в своем "Тихом Доне" оценил ту схватку иначе: "А было так: столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившем человека, разъехались, нравственно искалеченные. Это назвали подвигом…"
Как бы то ни было, о бое и его главном герое не забыли. В госпитале среди стонущих раненых, запахов лекарств и терпкого солдатского духа командующий 1-й армией генерал от кавалерии Ренненкампф вручил изумленному герою Георгиевский крест с номером 5501 на реверсе - первый крест, врученный в ходе той войны.
И тут завертелось!
Один казак в одном бою уложил одиннадцать матерых противников! Царская пропаганда уже через месяц, 12 сентября, выпустила из печати первый плакат с художественным изображением того поединка. А дальше слава, сперва пугающая, а затем желанная, все больше стала оттенять его на фоне других героев той стычки. И хотя награды получили и три других ее участника, усть-хоперцы Астахов, Иванов и вешенец Щегольков, но милость генералов и господ разного калибра, достались одному Козьме.
Крючков удивлялся в письмах родителям: "Таперя идут ко мне господа охвицеры, полковники, за ручку берут". Да что там офицеры-генералы, если даже светские дамы прибывали толпами аж из Петрограда, чтобы повидать и сфотографироваться на память с этаким молоденьким, хоть и слегка рябоватым героем. И не только "за ручку брали", но и награды на мундир вешали. Так что, к моменту своего возвращения на фронт в 1915 году, Крючков был полным Георгиевским кавалером. А это уже персона! Полный Георгиевский кавалер был жалован званием подпрапорщика и пожизненным денежным содержанием в 120 рублей в год. Деньги немалые, если учесть, что зарплата промышленных рабочих в 1913 году составляла около 200 рублей в год.
Вернувшись из госпиталя в дивизию, Козьма получил должность начальника казачьего конвоя при штабе. Слава все больше разрасталась. По рассказам сослуживцев, весь конвой не успевал прочитывать всех писем, приходивших на имя героя со всей России, и не мог съесть всей вкуснотищи, что присылали ему поклонницы в продовольственных посылках. Когда дивизия отводилась с фронта на отдых в какой-нибудь город в тылу, то часто начальник дивизии сообщал городским властям, что приедет и Козьма Крючков, и весь гарнизон города с музыкой выходил встречать воинов. Всем горожанам непременно хотелось увидеть прославленного героя своими глазами.
Дирекция Русско-азиатского банка вручила золотую казачью саблю. Подобный дар - казачью шашку с соответствующей гравировкой - сделали и редакции газет "Новое Время" и "Вечернее Время".
На страницах этих газет казак и его подвиг сравнивался с былинными героями и их деяниями, а сам он назывался чудо-богатырем. Другие же издания упирали на особую удаль, присущую только казакам, которые представлялись неким русским "сверхоружием". Подчеркивалась склонность казаков к атаке, их жажда боя, если даже не кровожадность.
Вот какие слова вкладывались авторами в уста первого георгиевского кавалера: "Эх, ребята, как руки чешутся, скорей бы с немчурой встретиться, такого им жару подпущу, что небу будет жарко, по паре на пику буду сажать, а разахочусь, так и по пятку не сорвутся!"
Словом, через год образ геройского казака, созданный пропагандой, жил своей жизнью, а Козьма - своей.
Его дальнейшая фронтовая судьба всплывает эпизодами в мемуарах самых разных особ.
Так, известная певица Н.В. Плевицкая так описывала свою встречу с героем в январе 1915 года: "На дворе мы увидели, между прочим, чубатого казака, который учился ездить на велосипеде. Он не обращал на нас внимания, а упрямо одолевал стального коня. Впрочем, этот "конь" то и дело сбрасывал казака в снег.... Так мы увидели Крючкова, портретами которого уже пестрили все журналы. Княгиня Васильчикова казака сфотографировала. Он позировал неохотно. Генерал Леонтович заметил, что Крючков "не очень дисциплинирован". Когда Крючков хочет идти в разведку, а генерал не разрешает, он упрямо трясет чубом, повторяя: "А почему, а почему?".
Но война продолжалась, рождая новых героев. О Крючкове стали понемногу забывать. В конце 1916 года, правда, о нем вновь заговорили, но уже не в связи с батальными успехами донского казака. Когда он лежал в госпитале в Ростове, у него украли награды.
Было в жизни Козьмы Фирсовича еще немало крутых поворотов, которые в ту эпоху случались со многими. Впрочем, во всей его биографии, более других, нас интересует последний абзац - место и дата гибели.
Дважды убитый
В полном соответствии с законами жанра, легенда не может умереть от старости или спиться. Она должна погибнуть, причем ярко, геройски.
Так и случилось. Но в случае с Крючковым создатели мифов-сказители явно перестарались. Версий гибели первого георгиевского кавалера Первой мировой две. И у каждой из них были свои свидетели, клявшиеся, что погиб он именно так, как описывают они.
По одной из легенд, это случилось 18 августа 1919 года у моста через реку Медведица, около станицы Островская (в другом варианте - у деревни Лопуховка, в третьем - у села Громки) нынешнего Руднянского района Волгоградской области. Красные уже перешли мост, выставили на подходах пулеметы и стали окапываться. И вот на полсотни красноармейцев и два пулемета ринулся Крючков с шашкой наголо. Он успел порубить один пулеметный расчет (для пущей драматичности в этой версии легенды пулеметчики оказались почему-то китайцами), но был скошен очередью второго пулемета.
На помощь смертельно раненному командиру подоспели его товарищи, вынесшие героя из-под огня. Пули попали в живот, и отправить Крючкова в тыл возможности не было. Его оставили умирать в станице Островская. И смерть он принял от рук... Буденного. Командарм, согласно легенде, был нетрезв, орал на героя: "Встать, белая гнида!" И только накричавшись, зарубил смертельно раненного казака.
Ярко, броско... И хотя в ней Крючков выглядит человеком нездоровой храбрости, кинувшимся в одиночку с шашкой на полсотни солдат, да еще с пулеметами, а его товарищи - трусами, бросившими героя умирать, именно эта легенда пользуется наибольший популярностью в наши дни.
Но есть и другая, пафоса в которой не меньше, а вот конкретики чуть больше. Нам она интересна еще и потому, что связывает гибель Крючкова с воронежским краем. Выглядит примерно так:
"Это произошло в теперешней Воронежской области в районе села Тишанка Таловского района. Кубанский полк, воевавший на стороне красных, врезался в самую гущу белоказаков, прикрывавших отход пластунов. Перед мостом командир полка кубанцев столкнулся с Крючковым. Тот, пропустив мимо себя командира красных, развернулся, пришпорил коня и попытался нанести удар клинком с тыла. Но не тут-то было. Комполка резко отвернул в сторону, и Кузьма, блеснув свистящей саблей, проскочил вперед. Теперь комполка устремился за ним. Они кружили не одну минуту. Разъяренные кони вставали на дыбы. Искрились клинки. Конь под красным кавалеристом резвостью уступал белогвардейскому. На помощь к кубанцу ринулись несколько человек, но нужды в этом уже не было. Некогда ловкий Кузьма уже рухнул на землю".
И снова романтический флер: главный герой гибнет от руки не простого красноармейца, а командира полка... Хорошо не начальника дивизии или, к примеру, командующего фронтом.
Есть в этой версии одна интересная подробность. Якобы за тот бой командир Кубанского полка вскоре получил орден Красного Знамени.
Пожалуй, единственное, что объединяет эти версии, мост, у которого принял свой последний бой кавалер солдатского Георгия. Но это только на первый взгляд.
Как ни странно, эти взаимоисключающие версии, которые будем именовать, соответственно, "громковская" и "битюжская", весьма странным образом дополняют друг друга. Судите сами.
Героическая география
Кроме этих фольклорных версий есть и вполне авторитетный источник - мемуары деятеля Белого движения, генерал-майора, а в пору описываемых событий - полковника Голубинцева, названные им "Русская Вандея". Автор недвусмысленно указывает на место и дату: "В начале августа в районе села Громки был убит состоявший в 13-м конном полку хорунжий Кузьма Крючков, популярный во всей России народный герой Первой мировой войны, казак 3-го Донского казачьего Ермака Тимофеева полка императорской армии".
Казалось бы, прения закрыты. Действительно, неподалеку от уже упоминавшейся станицы Островская есть небольшое село Громки все на той же реке Медведице. И в августе 1919-го примерно в этом районе шли жаркие бои. Так что льет воду Голубинцев на мельницу "громковской" версии, хотя и у него есть несколько мелких нестыковок и один крупный недостаток.
Во-первых, фронт в начале августа проходил в 20 верстах юго-западнее волгоградских Громков.
Во-вторых, ни китайских пулеметчиков, ни Буденного из "волгоградской" версии и близко к тем местам не было. Но главная нестыковка в другом: 13-й конный полк в начале августа не мог находиться в Саратовской губернии. И автор мемуаров это прекрасно знал. Несколькими страницами ранее он повествует о том, что практически все его бывшие сослуживцы по третьему Донскому казачьему полку влились в ряды 13-го полка, который формировал сам Голубинцев, но командовать им полковнику не пришлось.
(Окончание следует)
Источник: газета "Воронежская неделя" N 28 (2169), 09.07.2014г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2014