Украине сейчас не до стихов. С сердечной болью слушаем, смотрим, читаем сообщения из Донецкой республики о продолжающихся боях в Славянске у Святых гор, вблизи великой православной святыни – Святогорской лавры. Удалось возомнившим «властелинами мира сего» наполнить злобой одурманенный люд. Превратили его в фашиствующую скотину, готовую убивать, жечь, крушить все и всех на пути. Брат пошел на брата, чтобы собственными руками в донецких степях устроить "выжженную землю". Сделать то, что семь десятилетий назад не удалось фашистским "крестоносцам".
Не спешите радоваться, черные вороны. Как аукнется, так и откликнется. А стихам придет свой черед.
… Украина в огне совсем рядом - с воронежского берега Дона рукой подать к Северскому Донцу. Переживая за братьев-славян, русский поэт Александр Нестругин перекладывает с украинского языка лирику земляка, уроженца слободы Кантемировки, выпускника Бобровской гимназии Воронежской губернии Евгена (Евгения Павловича) Плужника (1898-1936).
Классик украинской литературы XX столетия, родившийся "у двух веков на грани", первые свои стихи в печати подписывал литературным псевдонимом - Кантемирянин.
В 1926 году в Киеве вышла авторитетная хрестоматия "За 25 лет". Ее страницы представляли украинскую поэзию - от творившей на рубеже веков Леси Украинки до известных авторов текущего дня. Среди них значилось имя Евгена Плужника. О нем единственном, кстати, в книге не сообщалось творческих сведений - по причине отсутствия таковых. Собственной книги ведь в багаже молодого автора еще не имелось, печатался пока в газетах и журналах. Обнародовал стихов не так уж много, зато серьезные критики рекомендовали читателю Плужника "как поэта сильного и интересного".
Вчерашний выпускник воронежской уездной Бобровской гимназии, паренек из сельской глубинки, и вдруг - вроде громко сказано: среди классиков. Но ведь точно заявлено - в хрестоматийной антологии украинской поэзии, в которую какие попало стихи не включали.
Стараниями воронежских и московских литераторов в российское отечественное культурное наследие "всерьез и надолго" прописывается творчество Плужника. Он плодотворно работал на рубеже тридцатых годов. В декабре 1934 года был незаконно осужден и в возрасте 37 лет больной туберкулезом скончался в лазарете печально знаменитого Соловецкого лагеря. Потому таким долгим оказался путь его слова к широкому читателю.
В возвращении творчества Плужника нам помогал недавно скончавшийся после долгой тяжелой болезни киевлянин Леонид Васильевич Череватенко - поэт, биограф и издатель. В Воронеже первой ласточкой стала небольшая поэтическая книжечка "Ранняя осень", изданная в 1994 году. А солидная по объему книга "Родюча земля" при поддержке Череватенко и народного поэта Украины Бориса Олейника вышла в "Библиотеке газеты "Коммуна" в 2002 году. В ней впервые представлены в переложении с украинского на русский язык стихотворная лирика, поэмы "Галилей" и "Канев", роман "Недуга".
Одна из пьес "На дворе в предместье" была напечатана в "коммуновском" журнале "Кольцовский сквер" N1(5) за 2004 год. С творчеством Плужника уже знакомились читатели сайта Союза писателей России "Русское воскресение".
Переводы делали Виктор Беликов, Виктор Будаков, Юрий Кузнецов, Евгений Новичихин, Светлана Соложенкина, Михаил Тимошечкин и Петр Чалый.
Сборник "Родюча земля" успел увидеть, подержать в руках большой русский поэт Юрий Кузнецов, до горького рано закончивший свой земной путь. Он охотно согласился, чтобы его переводы вошли в книгу. Юрий Поликарпович поддержал идею: печатать стихи на украинском вместе с разными вариантами переложений одного и того же стихотворения, "это обогатит понимание поэзии Плужника".
Кузнецов удивился, когда услышал, что Евген Плужник и высоко ценимый им поэт-современник Алексей Прасолов (1930-1972), оказывается, близкие земляки.
Родимое, но уже исчезнувшее прасоловское село Ивановка входило в Кантемировский район. На просьбу написать хотя бы краткий отзыв-оценку ответил, что очень занят работой над поэмами о Христе. "Не смогу переключиться. Надо ведь перечитать стихи в подлиннике, подумать. А я сейчас просто физически не в силах это сделать".
О стихах Плужника Кузнецов высказался кратко: "Классическая лирика, сильна мыслью и поэтической образностью".
И вот - Плужник в переводах Александра Нестругина.
Две параллели, два меридиана -
Жизнь, твой квадрат. Твори. И умирай.
Тут тень и свет - не поздно и не рано,
В урочный час. Тут - Тигр, Ефрат и Рай.
Наступит он, час Евы, свет таящий...
Минует он - и мир утратишь ты...
Заступишь грань - идущий ли, стоящий -
Не долготы какой, так широты.
И снова будет: два меридиана,
Две параллели - оквадрачен рай.
И тверди тень. И утра свет багряный,
Бессмертный свет... Живи! И умирай!
• • • • •
Гудок меня опять разбудит в шесть,
Когда росу еще не выпил ветер,
И голуби, как радостная весть,
Дрожат в небесном розоватом свете.
Прохожий каждый холодком храним,
В предместье где-то - жеребенка ржанье...
Так дорог миг - и мне расстаться с ним
Так жалко!
Но над базаром воронье кружит,
И утра молодого очи застит...
Тут закипит вот-вот другая жизнь -
Добыть свой хлеб - и нет сильнее власти.
И власти той я говорю: бери
Усталость мышц, перечить я не стану...
И гаснут, блекнут отсветы зари
На сизых крыльях голубиной стаи...
• • • • •
Вчера над городом летели гуси.
Над городом-камнем, в ночи...
Глупое сердце, стиснуто грустью,
Молчи, смешное, молчи!
Хватит всяких и грез, и болей...
Есть книги - все знают они.
Слышишь, в тополях голых:
- Нишкни...
Девонька, грезы бедой твоей стали!
Дума ночная моя!
Гуси летели в далекие дали...
А я?
Стихотворение к рассказу В. Подмогильного "Третья революция"
Эй, отец мой, простор степной,
Слово молвлю еще с тобою...
Дни младые не стороной
Пошли за водою...
Ой вы, звезды, ярки, близки!
Мне до ваших чар дела мало...
Темный чуб мой, мои виски
Бела вьюга зацеловала.
Ой вы, ночи, ваш черен свет!
Мне не видно, куда иду...
Я один, еще с детских лет,
И таким же я пропаду.
Где ж вы, братья? Мою слезу
Кто утрет, кто меня приветит?
И стою, словно дуб в грозу,
Только тучи вокруг да ветер...
• • • • •
Где вы теперь - все те, кто были
Друзьями юношеских лет,
Кто слышать может мой привет,
Кто, позабытый, спит в могиле?
Как белых паутинок нити
Возьмется время в чуб вплетать,
Так хочется меж вами стать,
Друзья, - чтоб вместе в зрелость выйти!
И вновь расслышать (пусть на миг),
Когда неверье сердце ранит,
Речей кипенье молодых
О том, что зрелость не обманет...
• • • • •
Теперь меня волнует мало
Все, заключенное в слова;
Не захмелеет, как бывало,
От звонкой фразы голова.
Все чаще я молчанью верен,
Теряя разговора нить.
И стих, что мне тоской навеян,
Не дописать хочу - забыть...
Зачем слова в тисках калечить,
Когда несет уже душа
Все то, что не дается речи
И шелесту карандаша?
• • • • •
Предчувствием покоя и тоски
Томит меня листва, что пала долу...
Пора пример брать с медленной реки
Мечтам и думам...
Когда рощам голым
Уже не заслонить немую даль
И солнце льется скупо и нечасто,
Покой нисходит, получивший в дар,
В дар неделимый долгий-долгий час тот,
Что осенью зовется...
Сны смотри,
Перебирай, что лето накопило...
И так с тоской своею говори,
Чтобы она из тьмы на свет ступила.
• • • • •
Да, что ни день - сознанье глубже,
Все шире дум твоих разлет,
Но страсть стихает...
И все туже
Знобящий холодок берет
В осаду сердце...
Удивляет,
Как изменяешься ты сам,
И сердце бедное не знает,
Как переменам и часам
Дать объясненье!
Дико вызнать,
Что чувства, и успев остыть,
В тебе оставят боль - чтоб жизни
Живящей жаждой опалить!
• • • • •
Четвертый день мне в окна суховей
Звенит песком - как будто шепчет кто-то:
"Тоскуй! Тоскуй..." Уже руке моей
Перевернуть страницу - как работа.
Так день за днем пережидаю зной,
И как тут сердцу горестно не сжаться?..
Одной тебе скажу, тебе одной:
Болеть мне скоро - миновала жатва!
• • • • •
Где ты ступала, там песок метет,
Но твой следок - лишь мне -
оставлен весь...
Дрожит река, вжимаясь в берег тот,
А там - лишь редкий облетевший лес...
Кто аистам заступит в небе путь?
Ну, разве что свинцовых туч броня...
О друг единственный! Стесняя грудь,
Какой покой тут стережет меня!
То рук твоих, далеких рук тепло -
Мне верится - пришло побыть со мной.
И смуту чувств, и память уняло,
И мертвый лист, качаемый волной.
Как будто феи поздних теплых дней
Остановить сумели этот час...
И даже этот след ноги твоей
Не тронет сердца и усталых глаз.
Я разглядел с осеннею рекой:
Здесь ничему уже не умирать.
И след твой малый - он большой такой,
Что я и слов не смог бы подобрать!
• • • • •
Ю.Меженко
Проходят дни... И растут лета...
Душа этой нови открыта...
Не та нынче грусть, и радость не та...
Спросить бы о том Гераклита!
Ах, мудрость цитатная - боль души!
Ведь ей - не горами двигать!
...Чего же все ждешь ты? К полке спеши:
Там - книга...
Листай страницы, страницы листай -
Эти, что пожелтели!
...Ты строен был... Ты был не стар -
Сила бурлила в теле...
Но время не только твои лета -
И горы умеет двигать.
...Не та нынче грусть, и радость не та...
Одно неизменно - книга!
• • • • •
Напрасно ищу утешенья
Под синью твоею, природа!
Твоим голосам вечносущим -
И шуму весенней дубравы,
И шепоту степи рассветной,
И рокоту вечного моря -
Уже не под силу, как прежде,
Унять хоть на миг тихий голос,
Что смертному сердцу так слышен!
Как тот безучастный свидетель,
Как гость, что давно загостился,
Я слышу лишь то, что не ново...
И только тот голос суровый,
Что сердцу так явственно слышен
И слышать его не хотел бы -
Одно мне теперь утешенье!