Эта история – о том, как я впервые поехал в Италию и что из этого получилось
Пустые прилавки 80-х. Фото Виталия Мухина
Дело происходило весной 1990 года. Страна в то время душилась в очередях за водкой и консервами, а я работал собственным корреспондентом всесоюзной газеты «Семья» по Центрально-Черноземному региону. То был период невиданного подъема частной инициативы и еще более невиданного падения нравов.
Виталий МУХИН
г.Воронеж
Пишите письма
Именно тогда я и познакомился с Левой Т., который одним из первых в Воронеже взял золотого тельца за рога и организовал в городе кооперативное кафе. Впоследствии, правда, ему эти рога обломали и, как говорят, даже посадили в Америке за сутенерство, но пока что я помогал ему продвигать в массы идеи капиталистического обогащения, публикуя в газетах материалы о новых экономических веяниях в СССР и содействуя его будущей эмиграции в США. В награду за это мне предоставлялась возможность переводить Леве письма из солнечной Италии, которые валом пошли ему после публикации в тамошних газетах предложения "одной русской семьи подружиться с какой-нибудь итальянской". (В свое время я неизвестно зачем выучил язык Петрарки и Данте и теперь трудился у Левы дармовым толмачом). При этом всех сколько-нибудь состоятельных итальянцев Лева оставлял для дальнейшего общения себе, великодушно позволяя мне отвечать на послания всем остальным.
Так ко мне попало письмо безработного из небольшой деревушки Импрунета, что под Флоренцией, которого звали Джулио Муреро и который после нескольких недель переписки пригласил меня к себе в гости в начале июля. Предложение это мной было с благодарностью принято, но когда я уже закончил оформлять необходимые документы, у моей матери случился инфаркт, и она попала в больницу.
Уезжать в такой ситуации за рубеж, было бы форменным скотством, и я попросил Джулио перенести мой визит "на попозже". Его ответ меня огорчил. Оказалось, что у Джулио двое детей, и его жена ждет третьего, а потому он располагает только двумя неделями, чтобы принять меня, пока супруга и дети гостят на море у тещи.
Все складывалось не в мою пользу, и я уже было расстался с мечтой об Италии, когда мама вдруг пошла на поправку.
- Конечно, езжай, - сказала она мне, - ведь я уже почти здорова. К тому же и Люда за мной здесь присмотрит...
Тогда, поговорив с докторами и убедившись, что самое страшное вроде бы позади, я обеспечил больную необходимыми и очень дефицитными на тот момент лекарствами. И строго-настрого приказал сестре Людмиле немедленно слать мне телеграмму в Италию, если положение ухудшится. После чего отбыл на Апеннины.
Вагончик тронулся
Вопрос с билетом в прицепной вагон "Москва - Рим" к поезду до Будапешта решился довольно быстро, зато намерение обменять рубли на лиры едва не стоило мне здоровья. Не успел войти в помещение банка, осаждаемое толпой "выезженцев", как мне немедленно оторвали на рубашке рукав и существенно пополнили мой словарный запас.
Пришлось звонить в редакцию и просить замолвить за меня словечко. Это помогло, поскольку прессу тогда еще уважали и остерегались вытирать о нее ноги. Так, со второй попытки мне удалось проникнуть в банк с черного хода и получить там небольшое количество вожделенной валюты. Теперь предстояло решить вопрос с подарками.
Времена тогда были тяжелые, и вконец обнищавшее государство тщательно следило за тем, чтобы граждане не обобрали его еще больше, а потому минимизировало вывоз из страны не только иностранных денег и золотых украшений, но и предметов первой необходимости.
Вот почему я решил ограничиться фотоаппаратом "Зенит", который все еще ценился за рубежом и не подлежал декларированию, ожерельем из янтаря для жены Джулио и парой бутылок шампанского - больше в стране тогда и купить было нечего.
Фотокамеру и шампанское я запрятал на дно большой сумки, а ожерелье положил в карман пиджака, рассчитывая, что у таможенников до него не дойдут руки, - по рассказам бывалых людей я знал, что их меньше всего интересует то, что лежит на виду, а потому повесил пиджак при входе в купе.
Последнее оказалось узким и неудобным и очень напоминало карцер на троих заключенных, одним из которых оказался молодой симпатичный официант из московского ресторана по имени Юра, а второй - человеком непонятного возраста и столь же непонятной профессии, который практически сразу же убежал к кому-то "в гости".
Какое-то время пассажиры, насупившись, сидели в своих купе, но потом освоились и начали активно дружить "домами", так что к концу первых суток поездки многие из них стали друг для друга если не родными, то близкими. Нашему мужскому купе повезло стать "побратимом" трех молодых девиц, севших в поезд на каком-то украинском полустанке и направлявшихся в Милан подзаработать грошей в тамошних ресторанах.
Общность интересов настолько сблизила одну из них с Юрой, что вечером того же дня он попросил меня освободить на время купе, где и уединился с новой знакомой. Как я полагал, для обмена опытом, потому что еще пять минут назад эта гарная дивчина с упоением рассказывала нам о своем любимом муже и не менее любимом дитя.
Какое-то время я болтался по коридору, но потом это мне надоело, и я тоже решил найти себе компанию. Увы, к тому моменту все компании уже были полностью укомплектованы и я не солоно хлебавши вернулся в купе к украинкам, где оставалась только одна из них - с пожелтевшим то ли от гепатита, то ли от злости лицом. Разговаривать с ней о болезнях у меня не было никакого желания, поэтому я вышел в тамбур, где наконец и обрел достойного собеседника в лице пожилого проводника, у которого образовалось немного свободного времени.
Пьянящий воздух свободы
- Веселенький у вас вагон, - поделился я с ним своими эмоциями.- Того и гляди с рельсов соскочит.
- Это еще цветочки! - вздохнул он. - Бывает так, что садится роскошная дама, которую провожает солидный муж, а через пару-тройку часов она тут такое вытворять начинает, что хоть святых выноси.
Мы поболтали еще немного о наступившей свободе денег и нравов, но поскольку у проводника были дела, то уже вскоре он занялся ими, а мне пришлось снова возвращаться в украинское купе, где появилась вторая "танцорка".
- А где Оксанка? - поинтересовалась она у своей желтушной подруги.
- Пошла с Юркой в вагон-ресторан.
- Он что, уже ее туда повел? - в голосе девушки угадывалась досада.
- Конечно. Попробовал бы не повести, после того, что было…
И танцовщицы принялись обсуждать, чем Юрка должен был потчевать в ресторане свою подругу за час с небольшим доставленной радости.
Тема эта мне была не близка, а потому я быстренько распрощался с прелестницами и отправился в свое освободившееся купе - спать. Проснулся я уже за Будапештом, когда в вагоне, кроме меня, оставались только Юрка, проводник да еще какая-то девица, направлявшаяся по своим делам в Рим.
- А где же украинки? - полюбопытствовал я у вагонного начальника. - Они же в Милан собирались ехать. Говорили, что будут там танцевать.
- Ага, в Милан, - усмехнулся в усы проводник. - Да кому они там сдались - у итальянцев такого добра навалом...
- А куда ж они тогда подевались?
- Сошли в Будапеште. Уже, небось, в каком-нибудь венгерском борделе танцуют не покладая ног.
- Так у них же мужья! - раскрыл я от удивления рот. - Они что, не знают, зачем их жены за границу едут?
- Может, не знают, а может, сами их туда отправляют. Жрать-то всем хочется, а с работой сейчас сам знаешь, как.
Мое изумление было столь велико, что я даже не заметил, как проводник перешел со мной на "ты".
- А эта барышня, что в Рим направляется, она что, тоже танцовщица?
- Да нет, эта из других сумасшедших. Говорит, к жениху едет. Только я уже навидался таких "невест". Сейчас приедет, никого не найдет, проест последние деньги, а потом будет проситься ко мне в вагон, чтобы я вернул ее Родине Христа ради...
После этих слов мне оставалось только вернуться в свое купе и предаться размышлениям о превратностях человеческих судеб.
Виталий Мухин в Италии
А незадолго до границы с Югославией из вагона исчез и мой последний попутчик, которого на каком-то венгерском полустанке должен был встретить родственник и контрабандой переправить в Загреб - югославской визы у Юрки не было.
Сами мы прибыли в столицу союзной Хорватии поздним вечером и просидели на местном вокзале шесть с лишним часов, ожидая пока нас подцепят к какому-нибудь проходящему поезду - на "свой" мы уже давно опоздали.
Было темно и душно, поэтому я, проводник и "невеста" вышли на свежий воздух, где, усевшись прямо на рельсы, принялись вести беседы "за жизнь". В основном разговоры сводились к тому, что хоть жрать в стране победившего социализма и нечего, зато мы теперь можем ездить по заграницам и даже ругать вслух свое правительство. При этом меня не покидала тревога, что в связи с опозданием во Флоренцию я могу разминуться с моим безработным, и тогда мне придется разыскивать его самому или по примеру незадачливых "невест" проситься Христа ради в вагон Рим - Москва.
По счастью, мои опасения оказались напрасными. Когда следующим утром я сошел на перрон столицы Тосканы, первое, что мне бросилось в глаза, - это картонный щит в руках молодого худощавого человека, на котором огромными буквами было написано слово "Vitaliy". Тепло попрощавшись с проводником и "невестой", я сунул в руку последней палку копченой колбасы, оставшуюся в наследство от Юрки, после чего направился в сторону Джулио, который уже спешил мне навстречу.
Малышка Джолли
Джулио оказался веселым, весьма приятным в общении малым. Пока мы шли к его машине, он успел рассказать, что за время, пока я был в пути, ему удалось продать свой старенький дом в Импрунете и купить хорошую квартиру в Пистойе, - небольшом городке в тридцати километрах от Флоренции. Это немало меня озадачило. Дело в том, что перед отъездом из Воронежа я оставил сестре свой итальянский адрес и попросил в случае непредвиденных обстоятельств немедленно телеграфировать мне по нему.
Однако Джулио меня успокоил, сказав, что раз в два дня он будет наведываться в свой прежний дом, и телеграмма от нас никуда не денется. Мой новый друг также поведал мне, что безработным он стал совсем недавно, причем по собственному желанию.
Его родные были в шоке от такого решения, поскольку, работая в государственном учреждении, он мог не особо утруждаясь, получать хорошие деньги, что в условиях грядущего пополнения семейства было совсем нелишним.
Сам Джулио, впрочем, был убежден, что работа помешает ему хорошо подготовиться к поступлению в университет и получить специальность гомеопата, о чем он давно мечтал.
Мне, не понаслышке знакомому с заочным образованием в СССР, такой аргумент показался несколько странным, но еще более странной оказалась машина, к которой подвел меня Джулио. Это был аналог горбатого "Запорожца" темно-вишневого цвета, на капоте которого гордо сияла его "название" - Jolly. Правда, в отличие от нашего "ушастого" у этого, с позволения сказать, авто было не четыре, а три колеса: одно спереди и два сзади, в связи с чем он до боли напоминал знаменитую советскую "инвалидку".
Данное сходство усилилось, когда я попытался втиснуть себя на переднее сиденье машины, но сделать это мне удалось далеко не сразу: мои ноги категорически отказывались находиться в салоне вместе с моей головой, а разделять их мне не хотелось.
Как бы оправдываясь за это, Джулио тут же начал рассказывать о происхождении данного автомобиля, который был выпущен на каком-то сельхозпредприятии в качестве опытного образца. Работал он на солярке, которая, как известно, дешевле бензина. Проблема, однако, заключалась в том, что налог на машины с дизельным двигателем была в Италии существенно выше, чем на автомобили с бензиновым мотором. И тогда производители "Джолли" просто убрали у нее одно колесо, после чего автомобиль сразу же превратился в мотоколяску. Выгода при этом оказалась тройная.
(Продолжение следует)
Источник: газета "Воронежская неделя" N 25 (2166), 18.06.2014г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2014