Дневник Международного Платоновского фестиваля
Театр Оскараса Коршуноваса привез в Воронеж Беккета и Будрайтиса
Виталий Черников
Порой, изучая память своего старого диктофона, слышу собственный голос. Мучила бессонница, в душу заглядывало отчаяние, а кому расскажешь об этом? Не вспомнить дату и повод записи аудиофайлов REC0037 и REC0053. Лишь по мелким деталям, полунамекам, подброшенным самому себе теперешнему, можно как-то восстановить контекст. И вот сижу я на днях в Малом зале Воронежского академического театра драмы имени А.В.Кольцова, на моноспектакле Юозаса Будрайтиса по пьесе Самуэла Беккета «Последняя лента Крэппа» (постановка Оскараса Коршуноваса), смотрю на главного героя и вспоминаю себя – себя в самые скверные минуты существования.
Начинается спектакль с той минуты, когда в зал входят и ищут свои места первые зрители. Один стул уже занят - и тот, кто на нем сидит, явно не "зритель".
Точно такого же бедно одетого старика я видел полчаса назад на проспекте Революции, дремлющего на одной из автобусных остановок. Было похоже, что накануне тот собрал достаточно пустых бутылок, чтобы, сдав их, купить на выручку бутылку полную. День прошел не зря. Как он ведет себя в состоянии бодрствования, не известно. Возможно, старик Крэпп в исполнении Юозаса Будрайтиса напугал бы его. Но зрители уже догадались, что перед ними известный артист, и, рассаживаясь, делают вид, будто не замечают его персонажа.
Человек исчез, осталась только магнитная лента. Фото Виталия Черникова
А тот не слишком-то в себе. Мычит что-то неразборчиво или даже поскуливает, судорожно машет рукой, топает ногой, реагируя на несущиеся из колонок резкие монотонные звуки (в мире Крэппа слышит их только он, да и мы, зрители, лишь плоды его воображения). Задремал, пробудился, хлопнул в ладоши... Однако пора вставать.
Это даже не актерское перевоплощение, а в иные моменты почти уничтожение в себе "Юозаса Будрайтиса". Даже удивительно, как его Крэппа не выгнали из театра на улицу. Хотя это ведь не он пришел к нам в гости, а мы к нему.
Не хотелось бы иметь такого соседа в своем подъезде. Если бы хоть кошек любил - а этот злой старикашка ведь и себя ненавидит за что-то. Не потому ли превратил свою жизнь в клоунаду (почти без слов), которую разыгрывает, даже оставшись наедине с собой? Номер с поеданием банана, извлекаемого с преувеличенной трепетностью из ящичка, запираемого на ключ, мог бы органично смотреться на арене цирка. Но мы сейчас в полутемной комнатке, где давно не убирали мусор, потому выглядит не очень смешно.
Пройдет несколько минут - и за моей спиной кто-то из зрительниц начнет издавать странные негромкие звуки. Было похоже на всхлипывания, но я могу ошибаться. Другая моя соседка, правда, сбежала из зала минут через пятнадцать после начала. А вдруг и она не могла сдержать слез и устыдилась этого? Третий сосед полспектакля фотографировал Будрайтиса на мобилу и, должно быть, выкладывал снимки в Интернет; о чем думал, мне тем более неведомо.
По всему пространству, вокруг которого расселись зрители, валяется размотанная, мятая, изорванная магнитная лента. Крэпп сядет за стол, достанет катушку с пленкой, включит магнитофон и услышит голос себя, 39-летнего. Можно предположить, что на тех, что валяются у него в ногах, он был еще моложе. И не поймешь, осуществляет Крэпп ритуал восстановления памяти (значения некоторых слов, знакомых в пору зрелости, приходится искать в словаре - например, "вдовство") или окончательного уничтожения ее остатков.
Наверное, в его возрасте это одно и то же.
Тот Крэпп, что сохранился лишь на магнитной ленте, отметил свой день рождения в кабаке, совсем один: "Сидел у камина, закрыв глаза, и отделял зерно от мякины. Кое-что набросал на обороте конверта. Но вот, слава Богу, я дома, и как приятно снова залезть в свое старое тряпье". Так и жизнь прошла в постоянном бегстве от жизни и самокопании. Остались лишь записанные на осыпающейся от времени пленке воспоминания - о том, как умирала мать, о том, как играл с псом, бросая ему мячик. О том, как любил, как искал счастье, и на несколько мгновений его обрел.
"Я склонился над нею, и глаза оказались в тени и раскрылись. (Пауза. Тихо.) Впусти меня. (Пауза.) Нас отнесло в камыши, и мы в них застряли... Как вздыхали они, когда гнулись под носом лодки. (Пауза.) Я лежал ничком, зарывшись лицом в ее груди, и одной рукой я ее обнимал. Мы лежали не шевелясь. Но все шевелилось под нами, и нас нежно качало - вверх-вниз, из стороны в сторону... Полночь миновала. Никогда я не слышал такой тишины. На земле будто вымерло все".
Может, человеку больше и не нужно?
Источник: газета "Коммуна" NN81-82 (26297-26298), 11.06.2014г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2014