09.06.15
"В Воронеже я стал ноВОРОНЕЖденным"
Платоновская премия вручена известному российскому прозаику Андрею Битову
Ежегодно она присуждается деятелям литературы и искусства за значительный вклад в культурное достояние России и Воронежской области, за создание выдающихся произведений в литературе, театральном, музыкальном, изобразительном искусстве, за новаторское развитие гуманистических культурных традиций. Автору знаменитого «Пушкинского дома» кстати, одному из тех современных литераторов, которые немало способствовали новому витку интереса к платоновскому наследию в России, диплом и сертификат премии на 1 миллион рублей вручил губернатор Алексей Гордеев.
Виталий Черников
Андрей Битов, приехавший в Воронеж с дочерью, поблагодарил за оказанную ему честь.
- Это не заготовка, а только что родившийся каламбур. Мы с ней теперь – ноВОРОНЕЖденные! - сказал писатель.
Платоновская премия была присуждена ему с формулировкой "за эстетическую верность одинокому голосу человека и преданность общему делу возвращения наследия Платонова". На своем творческом вечере, что состоялся в Камерном театре, Андрей Битов рассказал:
- Я уже поблагодарил вручавших мне Платоновскую премию за название номинации. "Одинокий голос"! Сегодня буду один говорить, а вы меня будете слушать.
Андрей Битов и его книги. Фото Михаила Квасова
Парадокс! На сцене стоял столик, на столике - несколько книг. Оказалось, это труд всей жизни писателя - его "Империя в четырех измерениях", а также издания, в которые вошли остальные тексты. Например, книга эссе "Пятое измерение", "Нулевой том" ранних произведений.
- Это книжки, которыми я очень доволен, - признался Андрей Битов. - Долго не знали, как их назвать. Я был категорически против словосочетания "собрание сочинений" - это как-то по-школьному - и против нумерации томов. Они сами так выстроились в течение полувека. Обнаружил это в 1996 году: что я сделал что-то цельное. Не просто случайные сборники текстов, которые удавалось продавить при Советской власти в печать через официальные структуры. Оказывается, это имело свою непрерывность. Думаю, сама жизнь человека - текст. Он называется "Судьба". Другой структуры, чем хронология, не существует. Однажды сделал подобное для Пушкина к его 200-летию. Пытался понять, почему он так трагически ушел. Есть точка зрения, что он уже все сделал, поэтому нарвался на пулю. Мне не нравился такой приговор. Я пытался понять, как он хотел существовать дальше. И собрал все, что он написал за последний год, сложив хронологически. Получилось совсем другое чтение! Написал по этому поводу целую книжку, она называется "Предположение жить". Она стала предисловием к большой книге. Все остальное в ней - Пушкин.
Для меня добыли единственное прижизненное издание "Капитанской дочки", романа, который больше не был повторен в русской литературе в такой форме. Пушкин возился с ним до последнего, последняя приписка сделана 19 октября 1836 года, когда он шел на встречу с лицеистами. Успел подержать эту книгу в руках. А у Пушкина немного таких книг было! Когда увидел, как жилось ему, мне жить стало легче. Так принято у обывателей: когда другому хуже, тебе лучше. Все, что написал о Пушкине, собрано в отдельном томе. Это для меня - самая ценная книга. Последний текст в нем датирован 6 июня 2014 года. Это официальный, советский день рождения Пушкина. Я настаиваю на том, что он родился все-таки в другой день. Пушкин ведь и понятия не имел, что родился 6 июня!
…Моя "Империя" - в четырех книгах. Первая - "Аптекарский остров". Это моя малая родина. Определение присвоили себе деревенщики, но малая родина существует и у горожан. Я здесь вырос, встретил блокаду четырехлетним мальчиком - первое, что запомнил за свою жизнь. Второй том - "Пушкинский дом", который принес мне определенную известность на Западе и у нас. Он был запрещен и вышел на Западе раньше, чем у нас. И меня здесь немножко пригасили. Я долго не мог толком печататься.
Третий том - путешествия по нашей Советской империи, наследнице Российской империи. Никогда здесь не менялась система единоначалия и многое другое. Так что не было особого разрыва... Я изъездил едва ли не все республики СССР, но, к сожалению, очень мало знал те уголки России, которые были ее культурным сердцем. В Воронеже я, например, впервые.
Четвертая книга - "Оглашенные". Здесь соединяются все мотивы предыдущих. Заканчивается она путчем 1991 года и концом империи. Которую мы распустили, по моему, зря. Режим-то мог и должен был пасть. А вот империю распускать было нельзя: слишком много за нее заплачено, столько жизней угрохали - в ГУЛАГе, на войне! "Империя" сложилась в мозгу в 1996 году. Значит, писалась 36 лет. Иногда хорошо лениться, медлить. Все само сложится. Я не был особо ангажирован и писал, только когда не мог не писать.
Когда был молодым человеком, я и не думал ни о чем. Написал - хорошо, после этого есть возможность выпить с друзьями, ухаживать за девушками. Единственное, чем привлекла меня литература, так это то, что я никому не обязан что-то писать. Сам себе делаю заказ и сам его выполняю. Казалось бы, очень легко. Но сейчас понимаю, что подобное - единственный способ стать самостоятельным человеком. Если ты сам себе даешь задание и сам его выполняешь, то кому ты нужен? Нужен самому себе. Или вдруг, может быть, кому-то другому! Если тебя поймет хотя бы один, значит, ты не сумасшедший. Потому что два сумасшедших друг друга не поймут, они по-разному сумасшедшие. А два нормальных все-таки могут друг друга понять.
Меня долгое время считали "писателем для избранных". Это не совсем так. Могу назвать себя "научно-популярным" писателем. Все, что понимал сам, - пытался изложить. А понимал я только сам! Не из "источников", а из жизни, из того, до чего сам додумался. И никогда не считал читателя глупее.
Один из первых комплиментов мне, который не раз повторялся: "Вы про меня написали. Откуда вы знаете?"
Мне кое-что не удавалось никогда. Например, драматургия. Не удавалась детская литература, в которую многие хорошие писатели уходили, особенно в Ленинграде, чтобы и честно, и красиво зарабатывать свой хлеб. Например, Виктор Голявкин, которого до сих пор мало кто знает, а это абсолютно великий прозаик! Наше замечательное поколение мало что знало. Так что я еще и детский писатель! Потому что писал для взрослых детей, которые были так же безграмотны, так же оторваны от мира, как и я.
Не терплю слова "поколение" и то, что меня называют шестидесятником; это почти клевета! Никаких шестидесятников не было в Ленинграде. Это московское явление. А в Ленинграде жили просто талантливые люди, которым некуда было сунуться, но они любили русскую литературу.
Однажды я научился читать русскую классическую литературу. Это самое важное, что произошло в моей жизни. И научил читать других людей. Не в смысле "по буквам". Хотя и "по буквам" читаю. И ни одной книги, которую нельзя так читать, читать не буду! Поэтому так ценен для меня Андрей Платонов. Его просто читать невозможно. Нужно читать каждое его слово, по буквам. Библию я не прочитал целиком. Научиться читать - сложное дело! Что такое "толстая книга"? Это довольно-таки амбициозный проект.
Лев Толстой написал "Войну и мир". Идея овладела многими умами. "Тихий Дон" - явное дитя "Войны и мира". И Пастернак, когда работал над "Доктором Живаго", хотел написать "Войну и мир". Джеймс Джойс создал "Улисса". Я не читал: это слишком трудно. Но я его нюхал, подкладывал под подушку.
Советская литература тоже была полна амбиций. Думаю, вовсе не Горький основоположник соцреализма. Писатель-то он совсем другой, не имеющий к соцреализму никакого отношения. Довольно страшный и мрачный. Автор, которого, по сути, никто не прочел. Но стоит памятник советскому писателю Горькому. И роман "Мать". Я однажды встретил в Исландии писателя, Нобелевского лауреата. Узнав, что я русский, он сказал: "Как же, знаю, читал, "Мать".
Только что прошел юбилей Иосифа Бродского. Отношение к Платонову с его ужасной трагической жизнью у нас как-то улеглось. В Воронеже ощущается какая-то своя любовь к этому человеку. А над бедным Иосифом до сих пор пляшут, эксплуатируют его имя. Жуткое высказывание Пушкина - "Они любить умеют только мертвых" - и сейчас работает. Нельзя так!
Мы с Иосифом в последний раз виделись за неделю до его смерти в Нью-Йорке. Он еще думал об операции... И вдруг умер. Я это очень тяжело переживал. А через год оказался снова в Штатах, и ровно в то же число, когда была годовщина смерти Бродского, умер мой друг, замечательный русский лирик Владимир Соколов. Эта дата, 28 января, мне очень не нравится. И Пушкин умирал 28 января... Что-то в этот день происходит после пушкинской дуэли. Кстати, именно в этот день Лермонтов написал "Смерть поэта". Пушкин еще не умер, а эти стихи были уже написаны! Только последний кусочек позже дописан. Стихи родились при свидетелях - у поэта, который еще не публиковался.
...Я долго гонялся за тайной пушкинского "Медного всадника". И разобраться мне помог Андрей Платонов. Когда он, бедный, совершенно измученный нищетой, подрабатывал случайными статьями, написанными часто очень кондово. И вдруг выходит на главную мысль. Он написал такую фразу: "Трагедия возможна лишь между равновеликими". То есть безумец Евгений и Петр - равновелики. Кто бы еще мог это понять? Платонов дал мне ключ. Какой же лоб был у писателя, на котором красными чернилами Сталин начертал приговор!
Источник: газета "Коммуна", NN 63-64 (26452-26453) | Вторник, 9 июня 2015 года
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2015