|
13.01.17
"Действие его гуманности и доброты"
История отечества
Анатолий Кряженков, член Союза писателей России
(Продолжение. Начало в Б„–2).
В северной столице Никитенко по вызову князя Голицина поселили в одной из комнат шереметевского дома на Фонтанке. Там и пребывал он в мучительном ожидании своей участи. На влияние министра надежды всё таяли. Два рекомендательных письма не принесли результатов. Не было надежды и на третье "с каким-то поручением от Владимира Ивановича Астафьева к его родственнику по жене, Кондратию Фёдоровичу Рылееву". В "Записках" Никитенко вспоминал: "Теперь я имею повод думать, что поручение это было вымышлено добрым Владимиром Ивановичем с целью сблизить меня с этим редким по уму и сердцу человеком. Рылеев в то время управлял канцелярией торговой компании и жил в компанейском доме у Синего моста. Квартира Кондратия Фёдоровича помещалась в нижнем этаже. Окна её, со стороны улицы, были защищены выпуклою решёткою".
Академик А.Н.Никитенко Перед Рылеевым предстал юноша в одеянии, похожем на захудалого семинариста, но никак не на отважного борца за собственную честь и независимость. Он протянул рекомендательное письмо острогожского благодетеля В. И. Астафьева. "В первое мое посещение я главным образом испытал на себе чарующее действие его гуманности и доброты и, вызванный на откровенность, поведал ему всю печальную историю моих стремлений и борьбы. Он выслушал её с большим вниманием и тут же начертал план компании в мою пользу", - вспоминал Никитенко. - Будьте спокойны! Есть верные надежды, - заверил Рылеев. История крепостного юноши вскоре стала известна среди офицеров - будущих декабристов и в кружке кавалергардских офицеров - однополчан графа Шереметева. Те "составили настоящий заговор" и стали дружно настаивать на даровании вольной Никитенко. Особенно энергично уговаривали офицеры Александр Михайлович Муравьёв и Евгений Петрович Оболенский. Молодой граф "не захотел уронить себя в глазах товарищей и дал слово исполнить их требование". А тут еще на большом великосветском собрании одна из влиятельных дам - графиня Н.П. Чернышёва подошла к Шереметеву, с приветливой улыбкой подала руку и во всеуслышание промолвила: - У вас оказался человек с выдающимися дарованиями, который много обещает впереди, и вы дали ему свободу. Считаю величайшим для себя удовольствием благодарить вас за это... Граф даже растерялся и промолвил, что откажется от прав на Никитенко. Что оставалось делать молодому кавалергарду, для которого слово офицера, словно клятва? Надо сказать, что Дмитрий Николаевич, между тем, оставался верен традициям шереметевской благотворительности. Он был попечителем Странноприимного дома в Москве, жертвовал большие суммы на существование храмов, обителей, приютов. Однако прошло несколько мучительных для Никитенко недель, прежде чем граф приказал заведующему канцелярией принести на подпись "отпускную". "Я отказываюсь говорить о том, что я пережил и перечувствовал в эти первые минуты глубокой, потрясающей радостиБЂ¦ Хвала Всевышнему и вечная благодарность тем, которые помогли мне возродиться к новой жизни!", - так мемуарист воссоздал своё эмоциональное состояние после обретения свободы. А слова благодарности, вне всякого сомнения, он передавал в первую очередь будущим декабристам. Из дворца Шереметева свободный гражданин России вышел снедаемый высокими помыслами, но без всяких средств к существованию и без пристанища. Ему на руки выдали всего сто рублей. Петербургские покровители не остудили свое горячее желание поддержать юношу. По настоянию князя А.Н. Голицына Никитенко приняли на первый курс университета без вступительных экзаменов. А Рылеев и его товарищи определили студента на квартиру к князю Оболенскому, младшего брата коего он призван был воспитывать и таким образом иметь средства на собственное обучение. "Согретый лучами высокой гуманности, царившей в этом обществе, где он был принят с истинно братским радушием, Александр Васильевич уже начинал считать себя у пристани", - подчеркнул редактор двухтомного издания "Записок и Дневника" Никитенко М.К. Лемке в 1904 году. "Братское радушие" исходило в первую очередь от Рылеева. Он же горячо провозглашал высокое чувство справедливости и сострадания, выраженное поэтическим языком. В "Записках" Никитенко вспоминал: "Теперь дом этот (где жил Рылеев. - А.К.) перестроен, но он долго был для меня предметом скорбных воспоминаний, и я не мог пройти мимо без сердечного волнения. Было одно окно особенное: оно выходило из кабинета, где я, познакомясь ближе с хозяином, слушал, как он декламировал свою только что оконченную поэму "Войнаровский". Со мною вместе слушал и восхищался офицер в простом армейском мундире - Баратынский". Вот так судьба недавнего бесправного юноши, на первый взгляд, совершенно случайно сблизила с теми людьми, которые потом составили гордость России.
(Продолжение следует).
Источник: газета "Коммуна", Б„–3 (26647) | Пятница, 13 января 2017 года
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2017
|