Также смотрите:



Обложка номера 
Содержание 
Те, кто делает "Редкую птицу" 
Наш архив  
Потенциальным авторам

 

   <<Риадан -1>>

Борис Немировский 
 
Владимир Талалаев 
 
 Fido: 2:463/432.12

 

 

 

  Взять файлом 
  Музыкальная иллюстрация 

От  редакции.  

С удовольствием представляем вам  новый фантастический роман Б. Немировского и В.Талалаева "Риадан".  Первая книга романа была опубликована в 1 и 2 номерах "Уральского следопыта" за 1998 год. Короткий отрывок из третьей части романа - "Сказку о дракончике" - вы могли прочитать во втором номере "Редкой птицы".  

Автобиографические сведения о Б. Немировском, В. Талалаеве и А. Новоселове включены в фэн-досье от "Редкой птицы".  

Мы надеемся, что вам понравятся замечательные авторские иллюстрации к роману, выполненные Владимиром Талалаевым в жанре "фотографий с места событий".

Риадан-1 (Фантастический роман)


Авторы благодарят  Андрея Новосёлова,
написавшего две главы для этой книги

Вступление 

Когда мы завершили первый вариант этой книги, то надеялись на скорую публикацию. Однако внезапно против публикации выступил Прогрессорский Корпус при Космофлоте Земли. Они заявили, что мы слишком тенденциозно и однобоко осветили ситуацию на Рокласе, проявили завидную предубеждённость и вообще исказили факты. Вдобавок, Прогрессорский Корпус до сих пор официально отрицает появление у киборга-Каггала подлинного интеллекта и самостоятельных суждений, а гибель двадцати крейсеров Флота приписывают столкновению с чёрной дырой, а не проискам Абадонны. 

В результате, чтобы наше произведение вообще добралось до читателей, нам пришлось сменить некоторые имена и названия, хотя, конечно же, любой землянин, следивший последние несколько лет за программами новостей, легко распознает, что Риадан – это Роклас, Отец Кевин – Посвящённый Элес Каггал, а Замок Боевой Рукавицы – это принадлежавший Лурвиллям Замок-Голоса Трав. Имена же сотрудников АстроСтанции не станем даже пояснять, иначе стараниями Прогрессорского Корпуса и этот вариант книги не увидит своих читателей. 

Пришлось также "оземлянить" названия титулов, дворянских сословий и церковных санов, а для некоторых видов рокласовской фауны подобрать земные эквиваленты. 

И последнее: ВСЕ СОБЫТИЯ, ОПИСАННЫЕ В ЭТОЙ КНИГЕ, НИКОГДА И НИГДЕ НЕ ПРОИСХОДИЛИ (для Корпуса), А СОВПАДЕНИЯ ИМЁН ЯВЛЯЮТСЯ СЛУЧАЙНЫМИ... Для них же... 
 
  Пролог Замок

Старый замок помнил всё. Помнил до последней детали, до мелочей. Всю свою долгую жизнь, всех своих жильцов и хозяев – от того, по чьему приказу он был построен, и до нынешнего... Память каменных стен – не чета человеческой, она не умеет забывать, не умеет выбирать, что помнить, что нет. Людская память коротка, даже в поколениях... У замка же – дело другое. Каждая чёрточка, каждый камешек – словно мгновенный фотоснимок. И земля под фундаментом – тоже поток памяти. Не оттого ли кажется порой Замку, что помнит он и те времена, когда не пришли ещё сюда первые люди?.. И пока жив замок – жива его память. 

Несколько веков назад его возвели по приказу Фангра Высокого, первого короля, основателя династии Фангрингов. Тогда, в те далёкие времена, замок был пограничной твердыней на пути диких орд северных варваров. Сперва – единственной, потом, при внуке Фангра Латимире, лишь одной из многих... Называли его тогда Бэттлгантлет Кэстл, Замок Боевой Рукавицы, ибо в фундамент положил король Фангр свою перчатку, как залог крепости этих стен и своей власти. Замок с почти человеческим удовольствием ощутил в себе эту перчатку – она не пропала и не стала пылью, а продолжала покоиться в фундаменте над Огненным Сердцем, словно хранитель замка. 

Позже, когда два века спустя рыцарская конница императора Кретона Фангринга покорила Север и привела его под императорскую десницу, замок потерял своё былое значение. Он перестал быть пограничной крепостью и был передан Кретоном в ленное владение вассалу и боевому другу императора – седьмому барону Лурвиллю. В замке обосновался гарнизон баронских ратников. Он стал как бы солидным, степенным обывателем и начал потихоньку обрастать деревнями. 

Так незаметно промчались ещё два века. Первое время клан Лурвиллей богател и множился, замок Бэттлгантлет, который стали называть по имени нового владельца Идригом, приобрёл добрую славу и мог со временем превратиться в этакий торговый город, так как стоял на перекрёстке нескольких путей и, кроме того, на большой реке Лаге, что несла свои воды от самой столицы к Эгернийскому морю... Появился даже монастырь, в котором периодически случались всякие чудеса и знамения. В общем, жизнь была спокойной и размеренной. 

Увы, недолго это продолжалось, вернее, недолго по мнению замка. Для людей прошло, как уже говорилось, два века. Разразился кризис. Слабый телом и немощный духом император Гарот Фангринг, дальний потомок Кретона Завоевателя, не мог удержать то, что даровали ему предки. Как обычно случается с теми, кто пытается удержать больше, чем может, Гарот погиб, отравленный родной племянницею Сибиллой. Так начались времена разброда и шатаний, времена упадка. Формально Империя сохранилась, но на деле... Время смуты – каждый за себя, один Бог за всех. Замок Идриг вновь стал... даже не пограничным, а просто-напросто осаждённым. Временами он напоминал последний островок суши в бурном море наступившего хаоса. Барон Сирил, последний из династии Лурвиллей, был мужественным и закалённым человеком, опытным военачальником и мудрым политиком. Когда волна восстаний охватила страну, он понял, что всё своё достояние сохранить не сможет, нужно выбирать что-то одно. Выбор пал на замок Идриг, отчасти за крепость стен и неприступность, но большей мерой потому, что барон Сирил Лурвилль де Идриг был глубоко верующим человеком и искренне уповал на Бога, а Идригский монастырь был знаменит ещё во времена его прадеда. Собственно, боялся он не столько за себя, сколько за дочь, и поэтому держал её постоянно при себе, под защитой высоких стен и глубоких замковых рвов. Если б он только мог знать, что ждёт его наследницу в этих стенах, он бы, наверное, разрушил замок до основания своими руками... А заодно и монастырь. 

Нет-нет, не было никаких романтических историй. Ни несчастной любви, ни юного рыцаря или там разбойника. Всё гораздо проще, тривиальней и ужаснее. Племянница-убийца императора Гарота, Сибилла Фангринг, не рассчитав своих сил, поспешно объявила себя наследницей престола, опираясь на поддержку той части духовенства, которая полагала, что раз Бог создал людей, а церковь – Его представитель, то они имеют полное право этими людьми помыкать и властвовать, понятное дело – во славу Господню. У нас бы их назвали инквизицией, а методы достижения целей были те же – костры, убийства, пытки – словом, весь арсенал налицо. Но "святые отцы" просчитались – через месяц произошёл переворот, возглавляемый маршалом Империи Дервином де Гэленьюром, и неудавшейся императрице Сибилле вместе со своими чернорясными учителями пришлось поспешно бежать. Кстати сказать, это был лишь первый переворот в длинной цепи. 

Естественно, Сибилле и К требовалось тихое местечко, чтобы оправить пёрышки и зализать раны. К несчастью, самым спокойным уголком Империи оказался Идриг. Ни тебе восстаний, ни интриг дворцовых... А главное – всё тот же злосчастный монастырь. Во все бури и страхи того времени его не трогали – защита Всевышнего лежала на нём, а вера в людях (за исключеньем некоторых) ещё не ослабла... Да и дружина баронская недалече. Так и случилось, что оказалась эта воронья стая в Идриге – отцы-инквизиторы в монастыре, а Сибилла – в самом замке. Барон Сирил хоть и знал, что представляет собой "столичная штучка", однако счёл своим долгом помочь дому Фангра, вассалом которого он себя считал, а братия монашеская и в мыслях не имела отказать в приюте ищущим пристанища. Самоуверенная Сибилла тут же, скуки ради, пыталась соблазнить барона, но тот сделал вид, будто ничего не заметил. Несостоявшаяся императрица смирилась, хотя и затаила с тех пор злобу. Это чёрные наставники заставили её до поры отложить "месть". А сами не дремали – привлекали на свою сторону народ, воинов – готовили плацдарм для похода на столицу. 

Тут-то уж они развернулись в полную силу. Барон и опомниться не успел, как добрый благочестивый старичок-настоятель монастыря отец Кевин скоропостижно скончался (ходили слухи, опять не без помощи яда), а новым настоятелем стал сухой и колючеглазый отец Бекран – из этих, из пришлых... В деревнях и в самом Идриге, как плесень в сырую погоду, стали появляться многочисленные "слуги Господни", не монахи, нет. Просто богобоязненные чада – шпионы. И началось – только и слышишь – проклятие, отлучение, анафема... Барон просто диву давался, какую силу забрали столичные пастыри. Уж и в его, в его войсках то и дело мелькают чёрные сутаны и солдаты ошалело внимают велеречивым поучениям очередного инока с бегающими маслеными глазками. Конечно, подобная практика ему не очень-то нравилась, однако он не мог позволить себе препятствовать своим подданным слушать слово Господне. И не заметил барон, как его же люди стали слушаться его только лишь с оглядкой на монахов, как в замке и окрестностях (а главное – в душах людских) поселился страх. И лишь когда было устроено первое сожжение еретика, барон воспротивился, но его подчинённые не послушали, не подчинились господину – каждый знал, что за спиной стоит шпион, и каждый боялся... И прозрел Сирил де Идриг, двенадцатый барон Лурвилль, и понял, что потерял он последнее своё владение. 

Дочери барона Герде исполнилось в ту пору пятнадцать. Ни умом, ни красотой Бог её не обделил, хотя о красоте-то она меньше всего пеклась. В полтора года потерявшая мать, девочка осталась на воспитание отцу, а какое воспитание мог дать ей воин и полководец в одиннадцатом поколении? Вот и вышло, что поведением своим и характером она более походила на мальчишку – стреляла из лука, из арбалета, умело билась на мечах, гарцевала на лошади не хуже любого воина. К слову, кукол у неё всю жизнь не было... Конечно, образование отец ей дал по тем временам хорошее, но ясное дело, что к грамматике, арифметике и закону Божьему у неё душа не лежала. Видно, очень печалился барон, что сына у него нет, вот и воспитал Герду как парня. 

И только одним отличалась Герда от остальных. Сила в ней была великая и непонятная. Первый раз проявилась она, когда на болотистом берегу реки завяз телёнок из стада и стал медленно погружаться, бессмысленно вращая глазами и отчаянно мыча. Все попытки вытащить его оказались тщетными. Герде было тогда четыре года и телёнок был её любимцем. Когда она поняла, что тот должен погибнуть, она впала в отчаяние. Стояла на краю болота, отец держал её за руку, чтобы не бросилась к телёнку, и пытался увести. Куда там! Стоит, как влитая, будто свинцовая вся, в тысячу фунтов весом, не сдвинешь, и тихо так бормочет что-то. И тогда это случилось. Неведомая сила подхватила телёнка, рывком выдернула из жижи и, пронеся по воздуху, поставила рядом с нею. Барон рот раскрыл от удивления... 

С тех пор она два раза помогала скотине в похожих ситуациях, несколько раз спасала тонущих, а однажды подхватила на лету стражника, упавшего спьяну со стены... Но ни разу не помогала эта сила ей самой. 

И в день аутодафе Герда спасла "еретика" прямо из костра. Когда запылал огонь, она выскочила в круг и внезапно непонятно откуда целая река воды пролилась в костёр, а привязанный к столбу крестьянин взмыл в воздух и очутился на крыше сторожевой башни... 
 
 

Замок помнит всё. Помнит он и тот день, когда чёрные нежити в капюшонах взбунтовали народ и солдат, как схватили Герду Лурвилль и с криками "Ведьма!" стали готовить новый костёр. Замок помнит, как кричал и размахивал топором её отец, барон Сирил, пробиваясь к дочери. Как надменно глядела Сибилла Фангринг на труп своего гостеприимного хозяина с арбалетной стрелою в груди, у её ног. Как зажёгся огонь... Но помнит замок и другое, чему нет объяснения. Помнит он, как вдруг исчез столб с привязанной к нему Гердой, растворился в воздухе, будто и не было его никогда, а в огне живыми факелами запылали все священники из столицы во главе со страшным отцом Бекраном. Как волосы Сибиллы превратились в змей и впились ей в лицо сотнями пастей. И как перед оцепеневшим людом восстал мёртвый барон, истыканный стрелами, и проклял этот замок, и всю округу, и всех её жителей. 

Мёртвым голосом говорил он, глухо и монотонно падали слова проклятья. И в страхе бежали люди, и многих затоптали тогда... 

С тех пор в замке живёт только один обитатель. Колдун. 

 

  Глава  1

Долгое время в проклятом Замке не было ни одной живой души. Люди боялись заглядывать туда, памятуя о страшной судьбе его хозяев и проклятье, тяготеющем над ним. Однако, по слухам – Замок не был пуст: в стенах его завелась адская нечисть и справляла она там свои шабаши. А по ночам некоторые видели издалека страшный призрак – огромный скелет в развевающихся лохмотьях, с окровавленной секирой в иссохших руках, верхом на жуткой крылатой твари, изрыгающей пламя и оглашающей окрестности диким рёвом. Алым светом сияли пустые глазницы монстра, и жуткий вой не умолкал ни на минуту. И безумие охватывало всякого, кто видел сие. Множество славных рыцарей давали святые обеты уничтожить чудовище и снять проклятие с Замка, но не под силу было сынам человеческим исполнить обещанное, ибо ужас превыше разума земного сковывал их, и бежали они прочь, не оглядываясь более. 

Отец Кевин грузно уселся в кресло перед центральным пультом и несколькими движениями рук включил систему спутниковой связи. Предстояла ещё одна ночь рутинных наблюдений. С тех пор, как покинутый замок был избран в качестве поста наблюдателя, таких ночей уже прошло немало – сбор информации, сортировка данных, статистические отчёты и ежеутренняя связь с орбитальной станцией. Любому человеку такая работа наскучила бы, наверное, уже на второй месяц, но только не Отцу Кевину. Понятие "скука" было ему неизвестно, так как человеком он не являлся. Он был киборг – полубиологическая машина, которой лишь придали сходство с человеком на случай возникновения внештатной ситуации: необходимости выхода "в люди" – наружу. "Однако,– подумалось отцу Кевину,– подобная ситуация, слава Богу, пока ещё не возникала." Отец Кевин невольно усмехнулся своим мыслям, последнее время ему всё больше казалось, что вместе с чертами своего прототипа, погибшего от руки отравителя настоятеля монастыря, он приобрёл некоторые его привычки и черты характера. Во всяком случае, постоянно преследующая его там и сям присказка "слава Богу" явно не соответствовала стандартному лексикону машины. "Однако к делу,"– прервал киборг свои размышления и повернулся к экранам. Предстояла долгая ночь... 

...И явился на зов славный рыцарь, знаменитый сэр Бертрам из Хонка, и возопили к нему измученные горожане: – Спаси нас, великий герой! Избави нас от ужаса кромешнего! 

И поклялся тут рыцарь великою клятвою, призывая в свидетели Господа Бога и всех его угодников, сколько их ни есть, что не станет он вкушать пищи и пить вина и не возляжет он с женщиной, покуда не одолеет злое чудище и не освободит замок от проклятия, дабы честные люди могли селиться окрест безбоязненно. И направил он твёрдою десницей боевого коня своего к стенам проклятого Замка. 

Глубокой ночью достиг он страшного места. Цепной мост был опущен, решётка поднята, но ворота закрыты. Колдовские огни мелькали в стрельчатых окнах башен, а над самым высоким шпилем без устали крутился бледный луч. Рыцарь въехал на мост и трижды протрубил вызов... 

Около трёх часов пополуночи отца Кевина отвлёк от планетарной сводки погоды резкий сигнал сканера – оптические датчики заметили приближение чужака к воротам. Почти одновременно с зуммером прозвучал душераздирающий дребезжащий вой, словно расшалившиеся подростки на мосту мучали кошку размером с гепарда. Звук повторился трижды. "Если бы я был человеком,– подумал отец Кевин,– у меня наверняка бы заболели зубы". Датчики наружного экрана, работающие в инфракрасном диапазоне, показывали некую тёмную массу на мосту, но что это такое – определить было невозможно. Впрочем, особо гадать не приходилось – очередной жаждущий славы и подвигов сумасшедший, от кончиков копыт своего коня и до макушки закованый в плохую сталь и напоминающий одну консервную банку верхом на другой, побольше. 

Впрочем, такие визиты вносили некоторое разнообразие в монотонную жизнь отшельника, так что он не жаловался. Следовало, однако же, принимать меры, иначе обнаглевший посетитель решит, что бояться нечего, и может повести себя нехорошо. Монах включил сервоприводы кресла и подъехал к пульту охраны замка. 

...Мертвенно бледный свет залил вдруг всё пространство и тёмная вода во рву масляно заблестела в ответ его лучам. Медленно, с ужасным скрипом, стали отворяться ворота. В молчании ждал герой на мосту, нацелив на тёмный провал ворот своё верное рыцарское копьё. И вот послышался ужасный рёв и безумные завывания. Две пары красных глаз зажглись во мраке и рыцаря обдало страшным зловонием. Из ворот показался Страж Замка. Дракон его выполз под арку и дохнул пламенем, но рыцарь не почувствовал жара, ибо закрылся от огня щитом. 

– Кто посмел бросить вызов могущественному повелителю ада?!– ужасным голосом заревел дракон. – Трепещи, о смертный, ибо я пожру твою душу и она не возродится более никогда!... 
 
 

Отец Кевин отвернулся от микрофона и прокашлялся. Всё-таки были в его человеческой сущности свои недостатки. Так, например, он ужасно не любил орать на заезжих рыцарей "во всё драконье горло". Однако делать было нечего: не поставишь же вместо себя автоответчик. В конце-концов кому-нибудь из рыцарей поумнее обязательно придёт в голову сравнить текст, наговариваемый ему драконом, с текстами, услышанными его собратьями по профессии. А совпадение может навести на подозрение. Поэтому приходилось несколько напрягать фантазию, чтобы как-нибудь разнообразить перебранку с каждым отдельно взятым рыцарем.

 

 Данный же экземпляр оказался не бог весть каким собеседником. Он просто молча наклонил копьё, дал коню шпоры, и тёмная масса на экране с лязгом и грохотом ринулась на голограмму.

"Странно, – подумал отец Кевин, включая инвертор, – другим хватало уговоров. Видимо, этому не хватает мозгов..." 

Бесстрашно ринулся сэр рыцарь на врага, уже видел он занесённую над ним смертоносную секиру, уже слышал он хриплое дыхание чудовища, как вдруг волею Господа оказался он стоящим на том же месте, откуда бросился в битву. Злобный хохот чудовища сотряс его душу, и он не раздумывая ринулся вновь вперёд, и снова оказался на том же месте. Трижды кидался рыцарь на супостата, и трижды возвращался обратно не своей волею, но промыслом божиим... 

"Упорный, однако, тип..." – размышлял отец Кевин. Он представил себе на минутку температуру внутри доспехов и ужаснулся. Не говоря уже о безмозглом кретине, не желающем понять элементарных намёков, было чертовски жаль лошадь. Благородное животное должно было уже буквально захлёбываться собственной пеной. Поэтому монах решил, что пора заканчивать лирическое отступление. 

В четвёртый раз оказавшись на том же самом месте, рыцарь в раздумье остановил коня. И помыслилось ему: "Не Господь ли рукою своею отвращает меня от битвы сией? Не есть ли сие – чудо, знак мне свыше о том, что не желанен Господу этот бой! Не совершаю ли я святотатство, идя против замыслов божиих слабым умом человеческим?!" И взмолился рыцарь в душе своей, прося у вседержителя совета и помощи. И свершилось тогда чудо великое: померк в глазах героя мир, а когда прояснились очи его, то узрел он себя сидящим в трактире с кружкой пива. И понял тогда рыцарь, что не пришло ещё время кары созданиям Нечистого. И обет его не угоден Господу. 

И пил он с друзьями, и радовался тому, что живёт на свете, и рассказывал о последнем своём приключении. Но ему не верили... 

Люди недоверчивы, и Бог им судия... 

Отец Кевин выключил локальный переброс, экспериментальную модель, опробованную до этого один только раз, когда пришлось спасать от озверевших инквизиторов дочку местного барона, Герду. Затем отработанным движением обесточил пульт защиты. Призрак исчез, огни погасли... 
 
  * * *

Под утро произошло ЧП. Засветился сигнал экстренного сообщения, и отец Кевин в раздражении нажал на кнопку приёма. Ничего хорошего от подобных сообщений он давно уже не ждал. Последний раз экстренное сообщение гласило об эпидемии сыпного тифа в торговой республике Семи городов, и отцу Кевину пришлось бросать насиженное местечко и очертя голову лететь за тридевять земель на своём энтомоптере распылять вакцину. Естественно, вылетающий из башни дракон не привёл окрестных поселян в благодушное настроение, и те, не выдержав обилия нечистой силы в непосредственной близости от своих жилищ, собрались посылать жалобу в какой-то там полумифический Серебряный Круг – организацию, которая, по представлениям отца Кевина была чем-то средним между тайной полицией, святой инквизицией и обществом экзорцистов. Правда, точных сведений об этой организации Земля не имела. Только разрозненные и недостоверные слухи. Поэтому бытовало негласное правило считать Серебряный Круг очередной мифической крестьянской выдумкой, наравне с гоблинами, оборотнями и упырями. Тем более что жалоба, по-видимому, не возымела своего действия, так как никто из эмиссаров Круга около Замка не появлялся. 

"Скорее всего, – решил отец Кевин, – жалоба была чем-то вроде молитвы Господу Богу и пославшие её на быстрый ответ не рассчитывали." 

Предчувствуя неприятности, отец Кевин доложил о готовности принять сообщение. 

Экран связи осветился, и на нём появилось изображение центральной рубки станции. На небольшом подиуме в центре зала стояло кресло. В нём сидел высокий человек с прямыми короткими волосами, кое-где тронутыми сединой, и горбоносым семитским лицом – координатор экспедиции Йосл Коэн. 

Голос его был сух и неприятен, как будто голос киберпереводчика. 

"Странно, – усмехнулся про себя отец Кевин, – адон Йосл гораздо больше меня походит на машину". Однако от юмористического настроя мысли пришлось немедленно отказаться, ибо говорил адон Йосл вещи небывалые и крайне неприятные: 

– Внимание всем наблюдателям сектора Западный Риадан, Республика Семи городов и прилегающих областей! Вчера в 21-25 абсолютного времени с борта Станции совершил несанкционированный вылет в указанный район член экипажа станции Ингвальд Соронсон одиннадцати лет. Предположительная цель высадки – поиск членов мифической организации "Серебряный Круг", план дальнейших действий неизвестен. Приказываю всем наблюдателям сектора приложить все усилия к немедленному обнаружению мальчика и доставке его на борт станции в кратчайшие сроки. Тревога соответствует индексу "Альфа-111" и поэтому задание следует считать первоочередным. Все текущие наблюдения временно свернуть. Рекомендую агентам обращать особое внимание на любую информацию об организации "Серебряный Круг" как цели поиска Ингвальда Соронсона. Прошу подтверждения получения приказа. 

Послышалась перекличка бесстрастных голосов: "Принял к исполнению... Принял к исполнению..." 

– Принял к исполнению, – внезапно охрипшим голосом ошарашенно пробормотал в микрофон отец Кевин. Командор Коэн удивлённо взглянул на него и заметил: 

– Отец Кевин, Вам не мешало бы зачистить контакты динамика. 

– Благодарю Вас, адон Йосл, – уже нормальным голосом ответил отец Кевин,– однако в этом нет необходимости. 

Коэн неопределённо хмыкнул и отключился. 

"Не стоит удивляться, адон Коэн, – подумал ему вслед киборг, – я сам себе удивляюсь, что достойно удивления само по себе. Всё-таки во мне гораздо больше человеческого, чем положено порядочной машине..." 

Положение складывалось уникальное: с тех самых пор, как на Станции позволили селиться семьям с детьми, отец Кевин был уверен, что ни к чему хорошему это не приведёт. Так оно, собственно, и случилось. И теперь отец Кевин должен был свернуть всю свою программу наблюдений, сломать весь график работ, и подобно десятку других наблюдателей ринуться очертя голову невесть куда в поисках сбежавшего со станции пацанёнка. Однако делать было нечего – против законов Азимова не попрёшь. И разнесчастный киборг стал собираться в дорогу. Брать энтомоптер не было никакого смысла: только плодить лишние легенды о драконе, которые самому же потом боком и выйдут. Если уж необходимо собирать информацию из разряда "пойди туда, не знаю куда" – лучше всего было бы изобразить из себя странствующего монаха и идти пешком, если понадобится, через всю страну, следуя, к примеру, течению Лаги и расспрашивая по дороге всех, кому не лень будет почесать свой язык о многострадальные монашеские уши. 

– Охо-хо, – вздохнул отец Кевин, входя в образ, – по силам ли мне, старику, такой путь!.. Грелся бы лучше на солнышке... Батареи заряжал. – он фыркнул и повесил на пояс излучатель, выполненный в виде короткого меча. 

...И было народу видение: средь бела дня открылись вдруг ворота ужасного Замка и вышло из них привидение. Вид оно имело невысокого монаха с посохом в руке, однако там, где благочестивые слуги Господни носили на поясе кошель со святыми предметами, коими дарили они встречных верующих, висел короткий пехотный меч без украшений, в потёртых ножнах буйволиной кожи. И это было неправильно, ибо не пристало монаху носить оружие. Перейдя мост, привидение остановилось и повернулось к Замку. Воздев свой посох, оно указало им на Замок, который осветился вдруг небывалым светом так, что в сиянии его померк свет дневной, ворота захлопнулись, решётки опустились и долгий тоскливый вой прозвучал над притихшими окрестностями: Замок прощался со своим Владыкой. А призрак монаха тем временем спокойно обернулся и зашагал по дороге прочь. Некоторые поселяне утверждали позже, что узнали в нечистом мороке невинно убиенного отца Кевина. Но страхом преисполнились души, и никто не смел более подходить к Замку с тех пор ни днём, ни же ночью... 
 
 
 
  Глава  2

Пожалуй, такие сцены можно встретить в трактире только на Риадане: вот небритый детина расселся, поглощая эль в неимоверных количествах и забывая закусить хотя бы разок, а вот болтают между собой пара оборванных гоблинов в засаленных косынках, прикрывающих острые ушки, и ничуть не смущаются они, что за спиной их болтают два ведуна: уж кому-кому, а гоблинам-то известно отлично – пока ведуну не заплатят – будет он цедить пиво с самым опаснейшим из монстров и пальцем не пошевелит, дабы извести оного! А эти ведуны одеты неплохо, клинки с увитой тиснёной кожею рукоятью торчат за спиной, дорогое вино янтарно плещется в их глиняных кружках. Сразу видно: богатые и удачливые ребята, такие за такую дешёвку, как охота на гоблина, и под пыткою не возьмутся. Недорого стоят сейчас гоблины, ой, недорого! А найти маньяка такого, чтоб крупную сумму за орка отвалил – ищи-свищи по всему Риадану! И всё же лучше держаться поближе к двери: а вдруг таки нашёлся?! 

Впрочем, ведунов-то почти не боятся: всем известно, что это просто клан наёмных убийц, которые за определённые гонорары охотятся, правда, не на людей, а на нечисть. А вот рыцари – эти похуже. Ну, странствующий – этот хоть туда-сюда, искатель славы да приключений, им дракона горного иль упырицу какую подавай, а то и вообще меж собою за даму сердца, как полоумные, бьются. И ладно б, ежели она была бы женой хоть одного из них, тогда хоть повод был бы ясен. А то краля – жена третьего, а первые двое тузят друг друга почём зазря! 

А вот Рыцари Круга Серебряного – эти серьёзны, у них обет такой: где увидел какую нечисть – там и пришиб. На месте. Насовсем! И, что совсем уж не умещается в орочьих головах – БЕСПЛАТНО!!! Как же так?!?! 

Хорошо хоть – трактир придорожный, провинция: что тут делать Рыцарям Серебряным! Хотя есть и минусы: оборотня второй год извести не могут, всю округу терроризирует! И боятся-то его не только люди: эта дрянь и гоблинятинкой-то не брезгует, а раз даже вампира из соседних руин изжевал... Вот и жмутся по вечерам напуганные путники в придорожный трактир: какая-никакая, а всё же защита... 

Грохот чудом удержавшейся на петлях двери отвлёк гоблинов от своих рассуждений. 

– Эй, хозяин! Пива мне, да поживее! 

Все, кто был в таверне, с любопытством повернулись ко входу.
 

Новый посетитель стоял на пороге, полностью перегораживая широкий дверной проём. Рост его был под стать ширине, но внимание привлекало не столько крепкое сложение молодца, сколько его одежда – кафтан невозможно канареечного цвета и крикливые синие шаровары. За спиной болтался на потёртой портупее двуручный волнистый меч, а к поясу был прицеплен стилет с резной ручкой и выпуклой чашкой. Не спеша входить, детина свысока – и в прямом, и в переносном смыслах – оглядел посетителей таверны. Их было немного в этот слякотный зимний вечер: в углу ужинали двое проезжих купцов, для отвода глаз вполголоса обсуждавших низкие прибыли; под узким, как бойница, окошком сидел высокий худощавый человек в грязно-буром плаще с надвинутым на глаза капюшоном; за соседним столиком расположился невысокий старичок-монах с непривычно выглядящим

 на духовной особе коротким мечом в кожаных ножнах; и, само собой, имели место безденежные забулдыги, опасливо, но с надеждой поглядывавшие на нового гостя. Гоблины же уже отсутствовали: почуяв, что запахло жареным, они предпочли выскочить за дверь, едва детина шагнул внутрь. 

К прибывшему подскочил хозяин с огромной кружкой в руках. Тот принял её, осушил в два глотка и потребовал: 

– Ещё! В глотке пересохло. Не поверите – только что с оборотнем бился! 

Сказано было громко, явно для привлечения внимания. Разговоры смолкли – аудитория переваривала услышанное. Хозяин недоверчиво хмыкнул: 

– Это с которым? 

– То есть как – с которым? У вас их что, стадо? – немедленно рассвирепел детина. – С тем, от которого всей округе житья нет! 

В глазах хозяина возникло странное выражение, но тут вмешался монах: 

– Прошу прощения, сын мой; так вы утверждаете, что совсем недавно схватились с этой мерзкой тварью, о которой ходят жуткие истории? 

– Да, святой отец, – почтительно ответил молодой человек. 

– И, судя по тому, что вы живы, он... 

– Сбежал, – с сожалением признался тот, – позорно скрылся. Ну да ничего, – молодец гордо выпятил грудь; кафтан затрещал, – от меня не сбежит! Я сюда затем и явился, по его душу! 

Пьянчуги восторженно зааплодировали. 

– Э-э-э... точнее будет сказать, по его голову, – поправил монах. 

– Простите, отче, – новенький смутился, но ненадолго. – Хозяин! Пива всем! Я угощаю. 

– Но как же вас зовут, юный герой? – поинтересовался монах, сдувая пену. 

– Сэр Бертрам де Хонк, к вашим услугам, – поклонился рыцарь и шумно сел, лязгнув мечом. 

– А-а, то-то я смотрю... – пробормотал монах. 

– Вы что-то сказали, отче? – поинтересовался сэр Бертрам. 

– Да, сын мой. Думаю, всем присутствующим не терпится услышать ваш рассказ. 

Забулдыги и купцы согласно закивали, первые – с восторгом, вторые – с облегчением: грабить их рыцарь явно не собирался. Сэр Бертрам не заставил себя упрашивать: 

– Так вот – еду я по лесу. Из Дрэдвиша выехал ещё засветло, думал к полуночи до озера добраться. Да не тут-то было! Как стемнело, всё небо тучами затянуло, снег мокрый повалил – вон, до сих пор валит. Ну и заплутал я, дороги-то не видать. Ехал, куда глаза глядят, пока конь мой, Корнелис, спотыкаться не начал. Ничего не поделаешь – пришлось в лесу заночевать. Наломал сучьев, пару ёлочек срубил – костерок, значит; Корнелиса расседлал, дал ему овса, сколько осталось, уселся и задремал. Вдруг слышу – а сон у меня чуткий – заржал мой жеребец. Открываю глаза – силы небесные! Стоит. К свету вылез, бурый, мохнатый, в полсосны ростом, а вместо лица – морда жуткая. Смотрит на меня и клыки щерит. 

– Так на свету и стоял? – с сомнением переспросил хозяин. 

– Точно. Я за меч, а он заревел – и к коню. 

– А конь тоже на свету? – опять перебил хозяин. 

– Ну да. Да что тебе этот свет дался? – удивился сэр Бертрам. 

– Да так, ничего, – буркнул хозяин. Молчаливый человек в буром плаще пристально глянул из-под капюшона на хозяина, но смолчал. А сэр Бертрам продолжал, всё больше распаляясь: 

– Вот. Он, значит, на Корнелиса, а я на него с мечом. Рубанул по голове, да он увёртливый, зараза – только по лапе попал. Тут уж он на меня. Ревёт так, что уши заложило. Корнелис его сзади копытами... 

– Конь? – снова не выдержал хозяин. 

– Ну, конь. Да что ты всё время перебиваешь? – раздражённо повернулся к нему рыцарь. 

– Так ведь оборотня все звери боятся! – воскликнул хозяин. – Запах у него такой... 

– То-то у тебя, брат, даже собаки нет, – пьяно засмеялся один из забулдыг. – Недаром, видно, говорят, что он возле твоей таверны шатается... 

Молчаливый человек снова взглянул на хозяина. Тот обернулся, почувствовав взгляд, но молчун только протянул ему пустую кружку: 

– Ещё пива, хозяин. 

Тем временем монах выпытывал у сэра Бертрама, не был ли это, часом, медведь. 

– Да что вы, какой медведь? – возмущённо гудел рыцарь. – Что я, медведей не видал? Да вы, видать, не верите мне, отче? 

– Верю, верю, сын мой, – успокаивал его монах. – Но в темноте, да ещё спросонья... 

– Я всегда начеку! – гордо провозгласил рыцарь. – Да и какой медведь зимой? 

– Шатун, – внятно произнёс молчаливый человек, но кроме монаха, его никто не услышал. 
 

  * * *

Сэр Бертрам проснулся, словно от толчка. В комнате было темно, но щель между закрытыми ставнями уже начала сереть – время шло к рассвету. Посреди комнаты маячила тёмная фигура. 

– Кто здесь? – хмуро осведомился рыцарь, протирая сонные глаза. 

– Я, сэр, – ответил голос хозяина. Фигура повернулась, и полоска света упала на знакомое лицо со странно блестящими глазами. 

– Чего тебе? – раздражённо спросил сэр Бертрам. – Который час? 

– Предрассветный, сударь, –  сообщил хозяин, не сводя глаз с рыцаря. – Вы тут про оборотня рассказывали, так я и пришёл разъяснить кое-что. 

– Нашёл время, дубина! – Рыцарь совсем осерчал. – Что, днём не мог рассказать? 

– А оборотни только в такое время и выходят, – спокойно пояснил хозяин. – Другого света они не выносят. И железо, кстати, их не ранит. Так что дрались ваша милость – ЕСЛИ дрались, конечно – всё-таки с медведем... 

– Да откуда тебе это знать? Дружок он твой, что ли? 

– Нет, не дружок он мне, – неожиданным басом хохотнул хозяин. – Я и есть оборотень, так-то! 

Лицо его исказилось, появились мохнатые заострённые уши, лоб, и без того узкий, пропал вовсе, и в страшном оскале выпятилась челюсть... Сэр Бертрам лихорадочно шарил рукой по кровати в поисках меча, и никак не мог его нащупать... Зверь торжествующе завыл и присел для прыжка... 

Дубовая дверь прогнулась от страшного удара и с грохотом сорвалась с петель. В дверном проёме стоял человек в тяжёлой кольчуге и шлеме с полузабралом; длинный меч был в его руках, и пылающие руны на клинке осветили всю комнату бледным мерцающим светом. 

– Вот и выследил я тебя, мерзавец, – хрипло произнёс воин. Оборотень развернулся на месте и бросился на противника; тот уклонился, поднимая меч навстречу зверю – невероятно, не по-человечески быстро, силуэт его смазывался от скорости. Оборотень извернулся посреди прыжка, минуя смертоносное лезвие, сшиб деревянные перила за спиной человека и обрушился вниз. Противник его чёрной молнией прыгнул следом, на лету выписывая сияющим клинком сложную петлю; снизу донёсся вой, на этот раз в нём звучало не торжество, а ужас и боль... И всё стихло. 

Когда сэр Бертрам, наконец, спустился вниз, взору его предстал лежащий посреди зала труп хозяина. С другой стороны показался монах. Лицо его выражало крайнее удивление. 

– Вы убили его? 

– Да, – ответил воин, снимая шлем и набрасывая на плечи свой грязно-бурый плащ. 

– За что? 

– За что я убил оборотня? 

– Какого оборотня? За что вы убили нашего хозяина таверны? 

– Ну, когда я убивал его, он и на человека-то не был похож... Кстати, святой отец, посмотрите на труп. 

Монах взглянул на пол. Трупа не было – только обугленные половицы и лужа чёрной крови. 

– Исчез, – возбуждённо воскликнул сэр Бертрам, – испарился! Это ли не доказательство? Сэр рыцарь, – обратился он к воину, который уже закутался в свой плащ и превратился во вчерашнего молчаливого путника, – я не успел поблагодарить вас... 

– Считайте, что уже поблагодарили. 

– Но как ваше благородное имя? 

– Это неважно. Рыцари Серебряного Круга не ищут славы... – и воин скрылся за дверью. 

– Круг?.. – пробормотал монах. – Но ведь это... Подождите! – Он бросился следом, но успел лишь услышать удаляющийся стук копыт – на север, на север, по дороге, невидимой за снежной пеленой. 

Монах понурился и побрёл обратно в дом... 

  Глава  3

Их было шестеро. Здоровенные ражие мужики, вооружённые чем попало: кистени, два коротких копья, охотничьи луки... Только у главного имелся меч, на вид старинный и весь зазубренный. Владел главарь также и единственными на всю компанию кожаными доспехами: кирасой, заляпанной какой-то невообразимого состава и цвета гадостью, происхождение которой отец Кевин даже не пытался угадать. В общем, вояки хоть куда – хоть на помойку, хоть на паперть. Однако же, их было шестеро – многовато для предположительно мирного, безобидного монаха, коего киборг честно из себя изображал вот уже третью неделю. Ломать устоявшийся образ не входило в планы Наблюдателя, поэтому отец Кевин собрал остатки смирения и приготовился к банальному дорожному ограблению. Увертюру начал атаман: 

– Эй, батюшка, матушку твою так и разэдак! Куды путь держишь? 

– Ко святым местам, возлюбленные чада, – охотно поддержал гамбит монах. Ситуация стала его несколько забавлять. Бандитов, впрочем, тоже. 

– Гы-ы! – как по команде, осклабились они все разом, а их главный с видимым удовольствием продолжил: 

– А не страшно ли тебе, святой отец, одному по дорогам шастать? Ить прибить могут ненароком. 

– Все мы в руке Господа, – заученно-лицемерно ответил "батюшка". 

– То-то! – назидательно заключил главарь и перешёл к миттельшпилю: 

– А не боишься ли ты, отче, кары Божьей? 

– За что бы это, сын мой?  –  неискренне удивился отец Кевин. Данный Рэ Гуд начал его утомлять. Видимо, в этой глухомани братцы-разбойнички редко имели подходящий объект для издевательств и порядком соскучились. Мелькнула здравая мысль о том, что хороший палач должен исполнять работу молча и по возможности поскорее. Грабитель тем временем продолжал: 

– За то, морда твоя поповская, что по дороге ходишь, а сбор дорожный не платишь! 

Команда одобрительно зашумела. "Бурные аплодисменты, – подумал отец Кевин, – прерываемые репликами из зала..." Реплики же последовали такие: 

– Веррна говоришь, Сдох! ("Кто сдох?"– мимолётно удивился отец Кевин, но потом сообразил, что это благородная кличка славного атамана) 

– Так его! Мы здесь, понимаешь, это.., а он не платит, понимаешь! 

– Вишь ты, чего народ-то говорит, – довольно и как-то даже ласково пророкотал громила Сдох, – плати, папаша, подорожный сбор, не то костей тут щас у нас не соберёшь! 

– Да Господь с тобой, чадушко! – замахал на него руками монах, а про себя с удовольствием повторил: "Ха, чадушко!!!" 

– Откуда у странника Божия деньги возьмутся? – Зрительный зал активно выразил неодобрение. Мордатое чадушко подняло волосатую лапищу. Вопли и свист смолкли. Костолом назидательно загудел: 

– Неправду говоришь, батюшка, грех тебе. Не родился ещё на свет Божий таков монах, что не подкрепит веру свою доброй монетой. В другой раз тебя спрашиваю – добром отдашь али поступить с тобою не по-Божески? 

"Где-то я всё это уже читал", – задумался отец Кевин. Электронная память услужливо подсказала: Шарль де Костер, "Приключения Жиль Бласа из Сантильяны". Однако предаться размышлениям на тему сравнительного анализа литератур ему не дали. Главарь расценил его молчание, как некоторые колебания и, соответственно, как вызов собственным ораторским способностям. 

– Ну гляди, поп, – решил он несколько подкрепить свои аргументы, – раз ты по-хорошему не хотишь, будем по-плохому говорить. 

Отец Кевин приготовился изображать из себя избиваемого старичка на потеху немногочисленной публике. Его пластистальному корпусу пинки и удары были, конечно же, не страшны, однако стало по-человечески противно. Но эндшпиль партии стал развиваться совершенно неожиданно. Из-за широченной спины атамана вдруг выскочил хлипкий мужичонка с кустистой реденькой бородёнкой и совершенно безумными глазами. "Седьмой", – подивился отец Кевин и машинально припомнил: "– Го-гу-га! – закричал Савка Буцис, – извини меня, Бенчик, я опоздал..." 

– Дай мне, Сдох!  –  срывающимся фальцетом завопил мужичок, размахивая огромными вилами. Он был явно не в себе. Атаман, кажется, несколько даже испугался такого порыва. Во всяком случае, он проворно обхватил психопата за пояс и ошарашенно грохнул: 

– Остынь, Убивец! Не бери грех на душу... 

Но маленький Убивец был, по-видимому, невменяем. На губах его показалась пена, он с нечеловеческой энергией стал выдираться из рук главаря, не переставая при этом визжать: 

– Ы-ы! У-убью... Щас как у-убью!! Этого щас как у-убью!!! 

"М-да, – подумал отец Кевин. – Пропала моя личина. Прийдётся объяснять ребятушкам, почему это об меня вилы ломаются...". Впрочем, была тут, конечно же, и приятная сторона процесса. Всегда приятно растолковать Нехорошим Дядям, что они недостаточно нехороши для данного конкретного случая. Однако следовало это сделать так, чтобы происшествие хотя бы поработало на легенду. "Приступим, господа, – процедил д'Артаньян, широко улыбаясь ухмылкой Остапа Бендера..." 

– Стойте, несчастные! На колени и молитесь, ибо преисполнилась чаша терпения Небес! 

– Во шпарит! – восхищённо заметил один бандюга вполголоса, – Прям те как с амвона... 

Воцарилась изумленная тишина. Даже ненормальный Убивец перестал подвывать и прислушался. По широченной роже Сдоха волной разливалось умиление. Он всем своим видом как бы говорил: " – Давай-давай, папашка, потрепись-ка малёхо... покуда даю!" И отец Кевин постарался его не разочаровать: 

– Покайтесь, грешники, ибо мне доверил Господь наш прервать ваши зловонные жизни... 

– Ну, будет,  –  резко оборвал старшой. Видимо, словечко "зловонные" лежало слишком близко к настоящему положению вещей. 

– Побаловались, и хватит. Гони монету, дед, не то, вишь – не удержу молодца... 

Заплёванный молодец снова начал всхрапывать. Слышно было, как один разбойник вполголоса поясняет другому: 

– Он тожа маненько свихнутый, видать, навроде Убивца, только на Боге... 

Отец Кевин замолчал и потащил из ножен меч. Громилы широко заулыбались, словно танкисты, увидавшие противника с водяным пистолетом наперевес. 

– Поосторожней с железякой-то, дедунюшка,– удивительно добрым, приторным каким-то голосом заговорил Сдох, доставая из-за пояса свой гладиус. – Поранишься ещё ненароком. Хотя тебе так и так помирать время... 

– Зрите погибель вашу! – заорал в ответ отец Кевин и щёлкнул переключателем... 
 
  * * *  
 
 

Грешно злорадствовать над тёмными людьми, однако картина потешила самолюбие священника. Пятеро из семи мужиков как стояли, так и рухнули в дорожную грязь на колени, спрятав глаза от нестерпимого сияния, главарь застыл, судорожно сжав в ручищах астматически хрипящего Убивца, который, кажется, только по этой причине не смог прореагировать должным образом. Отец Кевин ещё раз взмахнул светящейся полосой, оставляя на земле широкую оплавленную борозду, и выключил излучатель. Снова он держал в руке не оружие архангела, а просто меч. 

– Так-то, дети мои, –  проворчал он тоном ниже, – Сказано – покайтесь, значит, покайтесь. А вы в драку лезете... 

 

Волосатый главарь решил-таки тоже упасть на колени. При этом он выпустил полузадушенного психа, который не преминул мешком свалиться рядом. Видимо, сообразительный Сдох понял каким-то шестым чувством, что убивать его пока не собираются, и решился подать голос: 

– Чудо! –  загремел он трубным басом, от которого задрожали деревья и разнеслось по лесу гулкое эхо: 

– У-удо, у-удо!!! 

– На колени, богохульники! – продолжал он с энтузиазмом, хотя все, кроме несчастного Убивца, и без того уже стояли коленопреклонёнными. 

– Помолимся за святого, явившегося нам в этой глуши, чтобы наставить на путь истинный! 

Со стороны разбойников послышалось согласное бормотание. 

– Я так понимаю, конфликт исчерпан? – хладнокровно поинтересовался монах, надеясь, что его сейчас не попросят на месте исцелить сумасшедшего. Однако этого не случилось. Неграмотные мужички не поняли ни слова и поэтому уверовали в чудо ещё больше. "Однако, пора заканчивать представление и убираться", – решил отец Кевин и напыщенно произнёс: 

– А теперь встаньте, слуги Господни, и идите, не останавливаясь, до ближайшего монастыря, где святые братья помогут вам замолить ваши прегрешения. Ступайте же с Богом! 

C этими словами он взмахнул рукой в благословляющем жесте, поправил на голове капюшон и повернулся, чтобы покинуть тёплую компанию новообращённых. Не тут-то было. 

За спиной у отца Кевина стоял закованный сверху донизу в броню боевой конь. На его широченной, как палуба, спине восседал не менее грозного вида рыцарь в латном доспехе, на голове его был шлем с опущенным забралом и развевающемся сзади плюмажем, в правой руке он держал длинное, в два метра, копьё. Наконечник копья был недвусмысленно нацелен на главаря шайки. Как этакой громадине удалось подобраться незаметно, оставалось совершенно неясно. 

– Что здесь происходит? – послышался глухой голос из-под забрала. 

– Э-э... А чего Вы, собственно, ожидали? – растерянно вопросил священник, пытаясь собраться с мыслями. 

– Всего, – исчерпывающе ответил рыцарь и продолжил: 

– Эти негодяи намеревались причинить Вам зло, святой отец? Судя по их виду, они разбойники... 

Не успел отец Кевин придумать, что же ему следует в данной ситуации ответить, как резво вмешался почуявший жареное Сдох: 

– Зло? Да Господь с Вами, ваша милость, какое же зло? Это ж святой, он сам кому хочешь... э-э, я хотел сказать, разве ж можно на ангела Господня руку поднимать! Да ни в жисть! – и он с мольбой поглядел на старика. 

– Святой? – с сомнением пробормотал рыцарь. 

– Ага! – воодушевлённо подтвердил бандит, – натуральный, ей-Богу. 

Отец Кевин счёл разумным скромно промолчать. А Сдох уже стоял на ногах, размахивая лапищами, как какая-нибудь ожившая коряга: 

– И меч у него сияющий, ажно глазам больно, и речи говорит вроде непонятные, а всё одно, как душу переворачивает, и Убив... это... ну, Гергеля исцелил... Святой и есть, – убеждённо закончил он свою речь, а толпа за его спиною заворчала нечто в поддержку. Убивец-Гергель с ненавистью воззрился на монаха, словно тот его и впрямь пытался лечить. 

– Меч? – с ещё более возросшим сомнением спросил воин. Киборг решил, что пора бы и ему пару слов произнести: 

– Прошу прощения, а с кем имею честь? 

– У Рыцарей Серебряного Круга нет имён, – машинально ответил рыцарь. – Я услышал крик и поспешил сюда, – продолжил он, думая о чём-то своём. – Так говоришь, меч? – снова спросил он у Сдоха, но прежде, чем тот ответил, отец Кевин вынул меч. Сдох проглотил всё, что собирался поведать, и опасливо попятился. Реакция рыцаря была, на взгляд Наблюдателя, ещё более неадекватной: его конь одним прыжком очутился рядом с монахом, а копьё упёрлось в сутану. 

– Не двигаться, дьяволово отродье, – негромко, но властно отчеканил голос из-под забрала, словно танковые гусеницы лязгнули. 

– Эй, сударь, – осмелился подать голос Сдох, – негоже так со святым-то угодником... 

– А вот мы сейчас увидим, чей он угодник, – туманно пообещал рыцарь. 

– Скинь капюшон, нечистая сила! 

– Чистая, –  пробормотал под нос Сдох, но рыцарь то ли не расслышал, то ли не обратил внимания. Во всяком случае, упускать возможность познакомиться с одним из неуловимых Рыцарей Круга и раскрутить его на пару гигабайт информации отцу Кевину никак не хотелось, поэтому он как можно медленнее нагнулся и положил меч наземь рядом с копытами коня. Копьё чуть-чуть шевельнулось, но не более того. Тогда священник с хорошо отрепетированным старческим кряхтеньем распрямился и так же медленно, как расставался с мечом, откинул на спину капюшон сутаны. 

– Ма-агистр Ирла-ан?! – послышался изумлённый возглас и рыцарь рывком приподнял забрало шлема, открывая взору неожиданно молодое, почти мальчишечье лицо. На нём было написано такое удивление, словно рыцарь увидел покойного короля Мардука, правящего упряжкой ломовых лошадей. – Разве Вы не в Цитадели? 

"Ну почему я не умею так удивляться?", – уныло подумал киборг... 
 

  Глава 4

     Сэр Энглион де Батарди, рыцарь: 
 
 

Наверное, мне не следовало брать его с собой. Наверное, не следовало даже останавливаться рядом с ним – мало ли таких сейчас валяется по всему Западному Риадану... Маленький, грязный побирушка, один из многих, кому суждено замёрзнуть этой зимой. Жаль их, конечно, да ведь все дырки на свете одним пальцем не заткнёшь. Короче говоря, хотел я пройти мимо. И не смог. Как остановило что-то – стою и смотрю на него, а он на меня. Минуты две стоял, по-моему. А потом он вдруг шевельнулся и буркнул: 

– Ну, чего глазеешь? Проходи давай, за просмотр деньги берут... 

 

И что мне тут оставалось? Взял я его в охапку и потащил к себе. Да и то сказать – потащил, весу в нём всего ничего, душа да лохмотья; не заметил, как донёс. 

Первым делом, конечно, за стол усадил. Ну, тут он себя показал – даром, что ростом мне чуть выше пояса, а лопал, как молодой дракон; оно, конечно, поживи впроголодь не знаю сколько, так любой еде рад будешь. Приятно смотреть было, как он ел. Говорю ему: 

– Эх ты, растущий организм! 

А он только зыркнул на меня, быстро так, и снова уписывает. Поговорили, в общем. 

Правда, после ужина он разговорился. Сказал, что зовут его Джино, а полностью – Ингвальд, только не надо его полным именем звать, оно ему не нравится, а я, наверное, идиот, потому что только идиот станет добрых три лиги тащить на себе первого попавшегося оборванца, но всё равно спасибо, потому что никто ещё с ним так не возился с тех пор, как... Тут его сморило, и он уснул. 

Утром он вскочил после вторых петухов, и сразу же уходить собрался. Не проснись я, так бы и ушёл. Насилу уговорил остаться. И в самом деле, куда я его отпущу? Назад, под забор? Так, спрашивается, зачем тогда было его домой тащить? Лежал бы себе и лежал... Нет уж, парень, раз так вышло, поживи здесь пока, а там посмотрим. 

Выслушал он меня, плечами пожал, косо как-то; смутился, что ли? Да нет, скорее мой щит смутится, чем этот. Сел в уголке и молчит. Ну ладно, спать уж поздно, значит, пора делом заняться. Встал я, меч со стены снял и начал разминаться. Прыгал, прыгал – увлёкся, даже и про мальчишку забыл; а он сидит в углу, как завороженный, не мигнёт, не пошевелится. Статуя Альтаугра Зоркого, да и только. Остановился я и спрашиваю: 

– Что это с тобой? Никак, окаменеть собрался? 

А он на меня глядел, глядел, да вдруг как выпалит: 

– А я знаю, кто вы! – да с таким видом, будто знает обо мне невесть что. 

– Ну, раз знаешь, так скажи, – говорю, – а то ведь интересно. 

– Вы, – чуть не подпрыгивает, – Рыцарь Серебряного Круга! – а глаза так и сверкают от радости. Чудак. 

– Спасибо, открыл тайну. А я-то думал – король Бардук Третий, царство ему небесное... 

Воззрился он на меня, как на чудо заморское, и заявляет: 

– Так вас же нету! 

– Как так нету? А кто это здесь стоит? Кто тебя на горбу таскал – Белый Призрак? 

– Да нет! Вы-то есть. Рыцарей Серебряных нет! И Круга нет, так отец говорит. Вы – легенда этого мира. 

Надо же, думаю, легенда мы. И что это он про "этот мир" говорит? Какой "этот мир", Срединный, что ли? А вслух говорю: 

– Легенда? А кто же тогда вас, селян да торговцев, от нечисти бережёт? 

– Так ведь и нечисти нету! Это всё сказки крестьянские! – и добавляет извиняющимся тоном: – Так отец говорит. Я-то всегда в вас верил. 

Ну, спасибо за доверие. Но что же за отец у него, что нечисть сказкой считает? Её же тут полным-полно, только за ворота ночью выйди. Да и где сейчас его отец? Махнул я рукой на эти вопросы – не к спеху, узнаю в своё время. 

– Ладно, братишка. Сказки так сказки. Давай-ка завтракать, потом пойду я в город и одёжку тебе справлю. А ты тем временем отмойся как следует, а то на водяного из торфяного болота похож. Банька во дворе. 

Позавтракали мы и разошлись – я в город, он в баню. Я только слово с него взял, что не сбежит никуда; слова он не дал, сказал просто, что не сбежит. Мне больше ничего и не нужно – честного человека сразу видно, ему и клясться не нужно, как сказал, так и сделает. 

Возвращаюсь к обеду – не узнать малыша! 

– А куда, – говорю, – тот поросёнок делся? Да ты, оказывается, красавец! Лет через пять, попомни моё слово, от девок отбою не будет! 

Ишь ты, засмущался. Я уж было думал, что он краснеть вообще не умеет. Наверное, под грязью заметно не было. 

– Ну, Джино, поди-ка сюда. Примерь обновы. 

С одеждой я угадал – впору пришлась, как по мерке шили. Сапоги великоваты, ну ничего, на вырост будут. Не новое всё, правда, но доброе – надолго хватит. Нам, Серебряным, всё бесплатно дают – защитники, как-никак, для того и живём, чтобы нечисть сказкой считали; а какой купец лучший товар за "спасибо" отдаст? У нас только с оружейниками уговор – лучшее оружие да доспехи для Круга предназначены. Они, впрочем, и не возражают – понимают, что для их же благополучия. 

Крутится, значит, мальчонка перед зеркалом, никак оторваться не может. Небось, от рождения такого не носил. Смотрю я на него и думаю: "Что ж ты, Энглион, делаешь? Работа у тебя, сам знаешь, какая – редкий Рыцарь своей смертью умирает. Загубишь мальца, окаянный, как людям в глаза смотреть будешь?" Да только ничего уже не изменить – с судьбой не поспоришь, не тот случай. И значит, Рыцарь, твой теперь парень, ты за него отвечаешь – не говорить же ему: "Ну, сынок, оделся, обулся, ступай себе дальше, в новом камзоле милостыню просить..." Пришло, значит, время смену готовить; когда-то ведь и меня так подобрали на улице. 

Повернулся я, вынул из-под лавки ещё пару свёртков. Говорю ему: 

– Ну что, налюбовался? Красивый, красивый... – он прямо запыхтел, как дракон. – Погоди пыхтеть, иди сюда. Ты ещё не всё на себя надел, – и разворачиваю свёртки. 

Он как увидел, что там лежит, так чуть дыхания не лишился. Немудрено – о таком иные баронеты только мечтать могут. 

– Погоди, – руки ему отвожу, – не торопись. Сначала на пару вопросов ответить нужно. 

– Ага, – говорит, – ага. 

А сам всё мне за спину заглядывает. 

– Как твоё полное имя? 

– Ингвальд Соронсон. 

Ишь ты, а ведь имя благородное. Дворянский наследник из Соронсы, что ли? Бывал я в Соронсе. Дыра дырой, и пиво дрянное. 

– Так вот, Ингвальд де Соронса, согласен ли ты стать моим, сэра Энглиона Батарди, Рыцаря Серебряного Круга, оруженосцем? 

Помедлил он, понял, что не шучу я, и отвечает, звонко так: 

– Да! 

Честно говоря, у меня от сердца отлегло. Мог ведь и "нет" сказать, сдался я ему, понимаешь... 

– Готов ли ты по первому зову спешить на борьбу со злом, в каком бы обличье оно не выступало? 

– Да! 

– Готов ли терпеливо сносить тяготы пути, повиноваться приказам своего Рыцаря, не бежать пред врагами? 

– Да! 

– Готов ли учиться у меня и Магистров Круга всему, чему тебя будут учить, не обращать полученные знания во зло и не разглашать то, что разглашению не подлежит? 

– Да! 

Ну, почти всё позади. Осталось последнее. 

– Встань на левое колено, Ингвальд де Соронса, и протяни вперёд правую руку. 

Взял я со стола чашу, вынул нож и полоснул себя по пальцу. Когда натекло немного крови, взял я его руку и осторожно лезвием палец придавливаю. Ничего. Жму сильнее – бесполезно. Не мечом же его по пальцу бить! А он смотрел-смотрел, потом левой рукой хлоп себя по лбу! Забыл, мол. И вдруг попало ему по пальцу – появился надрез. Хорошо, я вовремя руку отдёрнул, а то бы без пальца его оставил – давил-то уже сильно. Нацедил его крови в чашу, смешал со своей и в огонь выплеснул, как положено. Повернулся к нему и говорю: 

– Встань, Ингвальд де Соронса! Нарекаю тебя отныне своим оруженосцем и младшим братом. Прими эти кольчугу, шлем и меч, да сохранят они твою жизнь и да будешь ты в них невредим! 

Всё, исполнен обряд. Да только, если не ошибаюсь, он и без них будет невредим. Что за птица мой братишка, если и холодное железо его не берёт, и кровь в серебряной чаше не дымится? На защитное заклятие это похоже, вот что; да только не слышал я о таких заклятиях, которые в любой момент снять да наложить можно. И губами он не шевелил – я хорошо видел. 

Покуда я так голову ломал, потемнело у меня в глазах и явился образ Магистра Ирлана. "Отправляйся на север, Рыцарь Энглион, за тридцать лиг, к деревне у Гнилого Брода. Прибыл посланник, просят нашей помощи." Передал поручение и исчез. Джино на меня удивлённо смотрит – что это я в пустоту уставился и губами шевелю? Ладно, братишка, в своё время и это узнаешь, и ещё много чего. 

А Джино поглядел-поглядел, да вдруг как выпалит: 

– Старший, а что это за старик на астральную связь без вызова лезет? Он твой дедушка, да? 

Надо же, углядел. Но как?! И что это значит "без вызова"? Ладно, придёт время – разберёмся. Добавил я новый свой вопрос к списку и говорю: 

– Слушай, Джино, первый мой приказ. Ложись спать. Завтра ещё затемно в путь отправляемся, ты мне свежий нужен. 
 
 

Глава 5 

Цитадель Круга не произвела на отца Кевина особого впечатления. Ну подумаешь – ещё одна старая крепость, он же не турист на экскурсии, сам, поди, в такой же обитает, да почище этой будет – с собственным привидением... Хотя, в отличие от замка, чувствовалось, что Цитадель – место обжитое. Запустением тут и не пахло – по мосту сновали всадники, повозки, реже – пешие. В башенных бойницах и между зубцами стен можно было, присмотревшись, заметить движение и редкий отблеск солнца на металлических шлемах стражи. На шпилях развевались знамёна с доселе незнакомой отцу Кевину символикой: чёрные полотнища с серебряным кругом посередине. "Впрочем, нет, – поправил себя монах, – скорее не чёрное, а тёмно-синее." Он важно восседал на рыцарском коне, стараясь не терять присутствия духа, но при том отлично осознавая, какое смешное зрелище собою являет. Рыцарь же, после долгих и настойчивых уговоров склонивший его к этой авантюре, невозмутимо вышагивал впереди, ведя коня в поводу, словно какой-нибудь паж. 

Однако никто не зубоскалил. Может быть, здесь такие процессии считались в порядке вещей, а может, тут и не такое видали, но встречные отнеслись к гарцующему монаху и его провожатому с должным пиететом, почтительно приветствовали их и даже уступали дорогу. Отец Кевин предпочитал помалкивать и глазеть по сторонам. 

Проехав внешние укрепления, путники очутились во внутреннем дворике крепости. Перед ними возвышалась центральная башня Цитадели – высокая и явно древняя, вся из замшелых каменных глыб, кое-как обтёсанных для лучшей подгонки. Остановившись, рыцарь подошёл к стремени и протянул почтительно руку. Отец Кевин подавил в себе суетное желание поскорее спрыгнуть с коня и, старательно кряхтя и отдуваясь, словно какой-нибудь престарелый прелат церкви рангом не ниже епископа, медленно и неуклюже сполз со своего седла, опираясь на предложенную руку. 

– Благодарю тебя, э-э... сын мой! 

– Гуон, Магистр, Гуон де Бордо, – со страдальческой миной терпеливо напомнил рыцарь. В девятый раз. 

– Да-да, разумеется. Ты прости старика, годы, память уже никуда... – Рыцарь с удивлением на него покосился, но промолчал. Видимо, решил Наблюдатель, настоящий Магистр Ирлан склерозом не страдал. 

В некотором замешательстве отец Кевин прибег к испытанному способу прекращения нежелательной темы и поднял было руку для благословения. Тут уж, кажется, даже конь удивился, во всяком случае, он попятился и коротко заржал. Пробегавший мимо паренёк застыл с открытым ртом, а рыцарь от неожиданности оступился и чуть было не упал. "Так, – подумал монах, – это уже интересно..." За спиной его раздался смех и смутно знакомый голос произнёс: 

– Ба, кого я вижу! Коллега! Гуон, мальчик мой, ты что – нагрешил и в отпущении нуждаешься? 

Сэр рыцарь уставился за спину отца Кевина, глаза его закатились и лишь своевременная поддержка спасла его от позорного падения в обморок. Оборачиваясь, отец Кевин уже догадывался, что он должен сейчас увидать, но эта догадка никоим образом не смазала первого впечатления. На пороге небольшого флигелька, в сутане и с капюшоном стоял он сам... 
 

* * * 

Когда ПОДЛИННЫЙ отец Кевин ставил на стол бокал и запечатанную сургучом флягу вина, киборг отметил, что руки у него всё ещё дрожат. М-да, человеческая реакция оставляет желать многого... "Не самодовольствуй, – одёрнул он себя строго, – ты и сам-то теперь человек более, чем положено машине", – он грустно усмехнулся. Очевидно, его улыбка была истолкована Магистром неверно, так как тот поспешно заметил: 

– Простите великодушно, что не предлагаю Вам выпить, однако же, честно говоря, доселе не имел опыта общения с искусственными механизмами... 

"Ого!" – удивился отец Кевин, но сдержал рвущиеся наружу вопросы и мягко поправил: 

– Скорее, не механизмами, а организмами. Я – киборг, искусственное существо... 

Магистр нетерпеливо отмахнулся пухлой ручкой: 

– Ах, увольте, прошу Вас, меня от Вашей Дневной терминологии, она меня совершенно, смею Вас уверить, не интересует... 

Слово "дневной", Магистр как-то по-особому выделил, отец Кевин это отметил. Отметил он также и пристрастие старика к длинным пассажам... Его собеседник тем временем продолжал, пристально рассматривая Наблюдателя: 

– Так-так, значит, если можно так выразиться, не промыслом Господним, но рук человеческих... Да ещё и в моей личине... Чем обязан такой честью? 

– Случаю, только случаю. Не Вы – так кто-нибудь другой, но так уж получилось... 

– Угу. Значит, Мастера Дня совершенно случайно копируют своей... своим творением отлично известного им Магистра Ночи и в таком виде пускают его разгуливать по городам и весям... Знаете, дорогой мой, – Магистр доверительно склонился через стол к Наблюдателю, – всё это очень смахивает на провокацию. Какие Вы могли бы привести аргументы в пользу того, что моя догадка неверна и мне не следует Вас уничтожить на месте, как нарушителя Границы? 

"Что ж, – подумал отец Кевин, не хотелось сознаваться, да прийдётся..." 

– Видите ли, многоуважаемый Магистр, – осторожно начал он, невольно копируя стиль и манеры своего прототипа, – дело всё в том, что по-моему, произошло недоразумение... 

На лице Магистра вдруг пробилась свирепая ухмылка, почему-то напомнившая отцу Кевину давешнего великана Сдоха. Он продолжил: 

– Я, как и мои создатели, те, кого я представляю, совершенно не понимаю, какой смысл Вы вкладываете в столь многозначительно произнесенные здесь понятия "День", и "Ночь". Для меня это всего лишь время суток и я не... 

– Да бросьте Вы, честное слово, – резко перебил его Магистр, – Является ко мне, понимаешь, этакий механизм... 

– Организм, – кротко поправил монах. 

– Да хоть кретинизм, мне-то что! Ваши хозяева имели наглость, поправ все договорённости, прислать на планету Ночи шпиона, да ещё снарядили его моей физиономией, понимаешь... 

Хоть искуственный мозг не должен, по идее, проявлять бурные чувства, отец Кевин был в шоке. Он только и смог пролепетать: 

– На п-планету?!? 

Как ни странно, его удивление было замечено. Магистр Кевин вдруг осёкся на полуслове, весь подобрался и стал напоминать кобру перед атакой. Зрачки его глаз невероятно сузились и теперь буквально буравили Наблюдателя. 

– Постойте-ка. Как это вы себя там назвали? Словечко такое... 

– Организм? – услужливо переспросил отец Кевин и вдруг у него внутри будто что-то оборвалось – слова "киборг" не было в здешнем языке, не могло его тут быть! Он попытался что-нибудь придумать, но Магистр его не слушал. 

– Ки-борг,  –  по слогам произнёс он и, резко выпрямившись, вскочил. Бокал со звоном полетел в угол, а Магистр, воздев свой посох, направил его на монаха. Из посоха заструилось зеленоватое сияние, луч света ударил в грудь Наблюдателя... Неожиданно всё кончилось. Только что в келье бушевал разгневанный громовержец, миг – и опять в кресле тихий, ласковый старичок-толстячок, ничем не напоминающий Перуна в ярости. Но страшная сила чувствовалась теперь в нём и отец Кевин понял это... 

– Простите меня, – произнёс Магистр, – я подумал было, что Вы – робот-убийца, творение Того, и пришли по мою душу... 

– Кого – того? – выдавил из себя совершенно сбитый с толку монах. Его на мгновение посетила дикая мысль, что всё это – какой-то новый, непонятный тест, придуманный хитроумным адоном Командором... 

– Того самого,  –  туманно пояснил Магистр. Он хотел было продолжить, но тут уж не выдержал отец Кевин. Сорвавшись с места, он заорал: 

– Долго Вы намерены тут надо мной воду варить?! Это же бред чистый: два монаха в средневековой крепости рассуждают, изволите ли видеть, о кибернетике! День и Ночь, понимаете! К чертям собачьим! Вы то швыряетесь в меня чёрте какими излучениями, то объявляете меня порождением кого-то "Того самого", то... 

– Сядьте! – резко приказал Магистр, – и прекратите истерику. В самом деле, никто над вами не...варит воду. Хмм, неплохо... Произошла ошибка... 

Отец Кевин умолк и попытался воспроизвести давешнюю ухмылку своего прототипа. Кажется, не получилось. Магистр же, как ни в чём ни бывало, продолжал: 

– Я уже, кажется, понял, с кем имею дело... М-да. Дневная... – тут он заметил гримасу монаха и быстро поправил себя: -...Э-э, техническая цивилизация гуманоидов, не так ли? И контакта с Мастерами не имеете? Ну что ж, считайте этот первым... Я – один из Мастеров Ночи. Видимо, я должен Вам кое-что объяснить, но сперва ответьте-ка мне на пару вопросов... 

Отец Кевин молча внимал. Он лишь подумал не без юмора, что доселе ни один ксенолог не разрабатывал такой вот схемы Контакта: Кухонная Перебранка. 

– Как называется Ваша родная планета? – спросил тем временем Магистр. 

– Да-а? А как насчёт координат? – сварливо пробормотал киборг. 

– Координаты ваши можете оставить при себе, – ворчливо заметил Магистр, – Тем более, в ваших терминах они для меня бессмысленны. Только самоназвание. 

– Ну, Земля... – ответил пристыженный отец Кевин. 

– Нуземля, – раздумчиво протянул Магистр, барабаня пальцами по столу. 

– Да нет, просто Земля, – поправил отец Кевин, – Гея, Терра... 

– Ага! – воскликнул Магистр, – а звезда, значит, Сол, Солнце? 

– Да, – подтвердил монах. Он уже ничему не мог удивляться. 

– Так-так, забормотал Магистр, – мир Тени, переходная цивилизация, ага... 

– Да будет мне позволено заметить, – ядовито прошипел киборг, – что я пока не понял ни слова и жду обещанных объяснений. 

Магистр искоса с неодобрением поглядел на него, но сдержался: 

– Будут Вам объяснения. Только сперва скажите, связаны ли Вы со своими товарищами? Мне бы не хотелось повторять этот разговор дважды... 

Отец Кевин торжественно заверил его, что этого делать не прийдётся и каждое слово глубокоуважаемого Мастера будет передано по назначению. 

– Что ж,  –  подвёл итог Магистр, – приготовьтесь выслушать небольшую лекцию... 


 
  * * *

Раздался дикий грохот и тяжёлая дверь рывком распахнулась, чуть не сметя по дороге Магистра вместе со стулом. В комнату, бренча до сих пор не снятыми доспехами, ввалился старый знакомец отца Кевина – сэр Гуон де Бордо. В правой руке он держал меч и, наверное, с удовольствием бы им размахивал, не будь так тесно. Он остановился на пороге и спросил: 

– Магистр Ирлан, с Вами всё в порядке? 

– Пока да, – отвечал Магистр, балансируя на двух ножках стула, – Уфф! – стул, наконец, встал как полагается. – А почему ты решил, что со мною должно быть что-то не в порядке? 

– Я услышал шум...  –  растерянно объяснил рыцарь. Отец Кевин насмешливо фыркнул: 

– Наш юный друг, видимо, яростный звуконенавистник. Когда я увидал его впервые, он тоже услышал шум... 

За это он заработал яростный взгляд, однако сэр Гуон продолжал обращаться только к Магистру: 

– Не повредил ли Вам этот монстр? 

"Монстр" неопределённо хмыкнул. Прослеживалась явная корелляция в словах и поступках, но он решил промолчать. Ему стало вдруг интересно: как это сэр рыцарь с ходу отличил его от Магистра? Одеты они одинаково... 

Магистр покосился на киборга, но тот молчал. 

– Ну-у, сынок, мне повредить не так уж легко... Впрочем, спасибо за заботу. Однако, раз уж ты здесь, присаживайся. Послушаешь тоже. Я, правда, не рассказывал вам об этом ничего, думал – рановато, ну да ладно. Когда-нибудь всё равно бы пришлось... 
 
 
 

  Глава 6

Индикатор на пульте связи Станции замерцал в тревожном ритме. Дежурный машинально перевёл аппаратуру на полную запись передачи. Но спешность и настойчивость, с какой наблюдатель N14 требовал себе приоритетный канал, встревожили служаку, и он рискнул вызвать непосредственно Командора Йосла Коэна. 

– Если это не тревога Вселенского ранга, то я велю разобрать его на запчасти при первой же профилактике! – поднятый по тревоге с постели адон Коэн был не в духе, хотя аккуратность формы и не позволила б заподозрить, что он вскочил в спешке. 

– Он утверждает, что уровень – Зеро! Категория – Озма! 

– Он просто спятил, похоже! На этой планете НЕ МОЖЕТ БЫТЬ представителей других цивилизаций, кроме нашей и аборигенов! Или он таки отыскал вампира с оборотнем, и теперь желает взять у них интервью?! – яд плескал в каждом слове Командора. 

– Никак нет, согласно утверждениям Наблюдателя N14 – обнаружен представитель цивилизации, неизвестной Земле, и сейчас оный представитель настоятельно желает сообщить нашему миру определённые сведения. Кстати, заодно этот загадочный инопланетянин является Магистром рыцарей Серебряного Круга, который разыскивает небезызвестный Вам Соронсон-младший. 

– Соронсон?! Круга?! Дайте визуальный режим! 

Келья Магистра Ирлана возникла в рубке Центра Связи, сплетённая голограммным проектором. У стола сидел... отец Кевин, собственной персоной, что, впрочем, было невозможно, поскольку трансляция велась через глаза того же самого отца Кевина, сидевшего напротив восседающего у стола, и руки его время от времени появлялись в кадре. Рядом расположился закованный в броню рыцарь. 

Над рыцарем вспыхнула переданная Наблюдателем пояснительная надпись: "Сэр Гуон де Бордо, рыцарь Серебряного Круга", а над отцом Кевином – ехидно-оранжевая табличка: "Магистр Ирлан, шеф рыцарей Серебряного Круга, известный более как настоятель монастыря отец Кевин, внешностью коего Вы, Командор, меня наградили..." 

– Кто отвечал за легенду Наблюдателя-14?! – заорал взбешённый Коэн. – Перепроверить и выяснить, как они могли придать киборгу внешность ЖИВОГО обитателя Риадана! Что, родовитых покойников на то время было мало?!... 

На экране тем временем Магистр Круга собирался что-то поведать "священнику", а через него – и всем обитателям Станции, а может – и всей Земли. Чуткие приборы записывали каждый бит передаваемой информации, а антенна гипертелескопа нацеливалась в сторону Земли, чтобы дублировать передачу в центр Прогрессорского Корпуса. 

 
  * * *

Голос Магистра Ирлана стал отчуждённым, словно у лектора, читающего свой опус перед сотой или тысячной уже аудиторией. Отец Кевин даже подумал, что голос этот стал совсем механическим, но сравнивать Магистра с автоответчиком было некогда: надо было поддерживать прямую связь для трансляции на базу всего услышанного. 

Тем временем Магистр Ирлан говорил: 
 
 

И была когда-то на месте нашей Вселенной другая, Изначальная, и жила в ней цивилизация, достигшая уровня богов: Всезнающие, Всемогущие и Вездесущие. 

И из-за могущества своего начала эта цивилизация деградировать. Ведь, ежели ты всезнающ – то зачем же тогда учиться, если ты и так от рождения знаешь всё! И как тут им объяснить, что важны не столько знания, сколько интеллект! Ведь знания – это объём информации, и не более того, а интеллект – это умение применить на практике имеющийся у вас в распоряжении объём информации! Тем самым, несмотря на всезнание, уровень интеллекта этой цивилизации неуклонно падал! 

Далее: ежели всемогущ – то стоит ли к чему-то стремиться, коль и так имеешь всё, что только душа пожелает! 

Вот так сверхцивилизация превратилась постепенно в сверх-обывателей. И начались опасные игры бесящейся с жиру расы. В лучших традициях игр софистов о Боге и камне (Если Бог всемогущ, то сможет ли он создать такой камень, который не сможет поднять? Как несложно увидеть, если Бог создаёт такой камень, то он не всемогущ, ибо не смог его поднять, а если он поднимет любой созданный камень – то он не всемогущ, ибо не создал требуемого камня!) Игры цивилизации Изначальных были подобны: "Если мы бессмертны, но всемогущи, то сможем ли мы себя уничтожить?" 

Смогли. 

Да так смогли, что вместе с собою уничтожили и всю свою Вселенную. 

И остались в живых только двое, кто был помоложе да поумней, а потому в подобных "играх" участия не принимал. Это были двое братьев. Сколько им было лет или столетий – не знаю, но по интеллекту и мировосприятию (если сравнить их с нынешними обитателями Вашей планеты – землянами) старшему было лет восемнадцать, а младшему – двенадцать. Юноша и мальчишка. 

Из руин старой Вселенной они создали новую (при всемогуществе и всезнании разве это проблема?!), а затем задумались, как бы изменить этот мир так, чтобы он никогда не повторил бы ошибок их собственной цивилизации. И тогда взмахом руки они разделили новосозданный мир пополам, и установили в этих половинках различные физические законы, а сами наложили подобные же ограничения не только на свои территории, но и на себя самих. 

Старший назвал свои территории Мирами Дня, а сам стал Лордом Дня. На его территории техника могла всё, всегда отлично работала и никогда не ломалась. Но зато в мирах Дня не работает магия, и даже экстрасенсы там теряют свои способности. 

Младший свои земли назвал Мирами Ночи, а сам стал Лордом Ночи. И в его мирах магия может абсолютно всё, но техника сложнее рычага ломается, клинится и не способна работать, даже наручные часы не идут. 
 
 

– У меня создалось впечатление, – не выдержал отец Кевин, – что Вы перечитались Роджера Желязны: "Джек из Тени"! 

Магистр Ирлан усмехнулся: 

– Пожалуй, мне стоит сделать небольшое отступление и заметить кое-что по поводу некоторых терминов: 

Во-первых, светлое и тёмное время суток благополучно сменяют друг друга на планетах вне зависимости от того, где они находятся – в Дне или Ночи, ибо день не имеет ничего общего с Днём, а ночь – с Ночью. Просто сходство терминов, уже в земных языках, по примерным цепочкам: магия – колдовство – духи – полнолуние – луна – в тёмном небе – ночь; техника – искусственное освещение – свет – светлое время – день... 

А во-вторых, Лордами назвали Лордов уже в наших мирах. Позаимствовали из одного из земных языков: "Lord" – властелин, правитель, повелитель. Хотя братья-Лорды были скорее Хранителями и воспитателями нового, молодого мира. И уж по крайней мере ни у одного из них не было "великодержавных", "императорских" и диктаторских замашек... 

– Видимо, Вы частенько наведывались на Землю, – хмыкнул киборг. 

– Не я, но подобные мне. И исключительно по долгу службы... Однако – мы отвлеклись от темы. Итак... 

Со временем в новой Вселенной возникла своя жизнь, а кое-где даже развилась до уровня цивилизаций. (Заметьте, цивилизации возникли сами, а не создавались Лордами!) Постепенно самые способные представители цивилизаций стали Мастерами (Мастерами Дня и Мастерами Ночи соответственно), затем из Мастеров выделились Учителя, из Учителей – Хранители, а из Хранителей – Посвящённые. Посвящённые – это практически уровень Лордов, только возникшие уже в этом мире. Лордов же называли другим словом – Изначальные, подчёркивая этим всего лишь то, что они родом из Изначальной Вселенной. 

Мир и гармония царили тогда по Кристаллу. Но затем появился Мрак. Это была странная всесокрушающая сила, которая сметала всё на своём пути. Двенадцати секунд было ей достаточно, чтобы погасить любую звезду и превратить её планеты в холодные гладкие шары, безжизненные и пустые. При этом Мрак не заселял захваченные миры, а просто уничтожал их и шёл дальше. Злом Изначальным назовут потом Мрак гностики. 

(Сидящий рядом со священниками рыцарь презрительно улыбнулся, всем своим видом выказывая недоверие к услышанному.) 

А в некоторых мирах Мрак задерживался подольше, не уничтожая их, и от излучения Мрака жители этих миров словно сходили с ума и начинали бессмысленные жестокие войны, в которых эти миры погибали, а уцелевшие вояки – мрачники – шли дальше, неся смерть в другие миры. Изменения в их разуме и психике были необратимы, и жажда разрушения и садистских удовольствий была для них превыше всего. 

На войну с Мраком поднялись и День, и Ночь, и Лорды были в числе первых бойцов... 

А затем как-то в одной из битв тяжело ранило Лорда Ночи. Старший брат остался прикрывать его отступление – и погиб. 

Погоревал Лорд Ночи о гибели Лорда Дня – и решил создать ему памятник, раз уж воскресить брата не в силах. Какой же памятник лучше всего создать повелителю техники? Разумеется, суперкомпьютер, в который можно вогнать все свои воспоминания о брате и тем самым "смоделировать" его душу, хотя – и с изъянами, ибо воспоминание – вещь не очень надёжная и очень субъективная. Но... Какой же компьютер может создать повелитель магии, в руках которого техника НЕ РАБОТАЕТ?! Разумеется, компьютер, состоящий из магических энергий! Вот так на границе миров Дня и Ночи, но с Ночной стороны, и родился уникальный компьютер из энергий. Это уже впоследствии люди назовут его Богом (Богом-Отцом по христианской терминологии). А пока он висел в пространстве и обучался всему понемножку, а Лорд Ночи постепенно совершенствовал его, доводя до ума. 

Жизнь текла тихо и мирно, потому что Мрак вдруг после гибели Лорда Дня почему-то отступил и больше не подавал признаков жизни (причём – многие тысячи лет!), и мир залечивал свои раны. 

Как-то из миров Дня прибыл к Лорду Ночи посланник, сообщивший, что лучший ученик Лорда Дня коронуется на нового Лорда Дня и приглашает Лорда Ночи на коронацию. Получив согласие, посланник отбыл, а Лорд засобирался в дорогу. 

Однако ночью перед полётом ему приснился какой-то загадочный старик, который сказал: 

– Не лети туда! там тебя убьют! 

– Ещё чего! С чего бы это ученику моего брата вдруг убивать меня! Но даже если бы мне что-то там и грозило – я всё равно дал слово, и я полечу!.. 

– Что ж, ты сам выбрал свою судьбу... Тогда возьми этот браслет, – и с этими словами старик надел на руку Лорда изящный золотой браслет, – И помни: когда ты умрёшь – браслет развеется, чтобы лечь в одном из миров, и ты не умрёшь, а будешь рождаться из мира в мир, из жизни в жизнь. Будешь рождаться в мирах Ночи и Бывшей Ночи, будешь создавать отряды и бороться с несправедливостью, и всегда будешь погибать насильственной смертью от холодного оружия, не дожив и до тридцати. И с тобой разделят твоё проклятие Мастера Ночи. Добровольно разделят. Ты будешь всегда помнить, КТО ты и ЧТО ТЫ МОГ, но ты не будешь помнить, КАК ты мог... И лишь когда ты найдёшь Браслет и наденешь его вновь на руку – ты вспомнишь – КАК... И станешь вновь самим собой. 

И с этими словами старик коснулся надетого на руку Лорда Ночи золотистого браслета. И Лорд Ночи... проснулся! 

"Ну и приснится же тако..." – он хотел потереть виски, но рука замерла на полпути: браслет был на руке. 

И всё-таки Лорд Ночи полетел. И там, на территории Миров Дня, новоявленный Лорд Дня, бывший ученик Изначального Лорда Дня, убил Лорда Ночи. И единственное, что успел сказать перед смертью Лорд Ночи – "Больно..." 

Позже выяснилось, что Красноглазый (внешне ученик Изначального Лорда Дня – трёхметровый, стройный до утончённости, покрытый чёрной, напоминающей крокодилью, кожей. Одежды тоже предпочитал чёрные, лишь пояс – серебристый, наборной из рифлёных металлических пластин, да плащ с багровым подбоем. Лицо его было вытянуто вперёд, завершалось узкой ротовой трубкой с щупальцами, а сверху-сбоку голову венчали два огромных выпуклых фасеточных глаза.) возжелал власти над ВСЕЙ Вселенной. И тогда он сперва убил своего учителя, Лорда Дня. И, убив, спихнул вину за эту смерть на Мрак. Однако Лорд Мрака, чтобы доказать всем свою невиновность и непричастность, прекратил на тысячи лет свою войну. Зачем? Трудно сказать, если помнить, что в основе Мрака злоба, предательство и агрессия. Но следует не забывать, что Лорд Мрака – это не одно и то же со Мраком вообще, и понятие внутреннего благородства у него в крови. Мрак редко идёт на какие-либо уступки или сделки, но если Лорд Мрака даст клятву – то не нарушит её, даже если это пойдёт ему во вред... 

Кстати, любопытно: Лорд Мрака вёл войну с Днём и с Ночью, но он АБСОЛЮТНО НЕ ПРИЧАСТЕН к гибели ни Лорда Дня, ни Лорда Ночи! Что это? НЕ ТРОГАНЬЕ СВОИХ, в смысле – Изначальных? То же военное благородство, что у наёмных Иттов? Кто знает... 

Итак, Красноглазый убил сперва своего учителя, Лорда Дня, а затем и его брата, Лорда Ночи. Тем самым сперва он стал полноправным владыкой Миров Дня, а затем попытался и Ночь захватить. Да не тут-то было! Миры Ночи, имея иные физические законы, воспротивились вторжению в них техники, выводя её из строя уже самим своим существованием! И тогда новоявленный Лорд Дня пошёл на крайние меры: он пустил против Миров Ночи боевые Мироходы. Это были гигантские космолёты, способные перемещаться не только в обычном пространстве, но и смещаться с Грани на Грань Кристалла! Длиной мироходы были примерно с диаметр Солнечной Системы, и при этом начинены невероятным количеством новейшей техники. Экипажи мироходов составляли боевые Супера (суперроботы особой категории), а командование – Супероборотни (сверхроботы, которые могли менять свою структуру на атомарном уровне). Вокруг мироходов специальные генераторы создавали Поле Дня, что позволяло мироходам без поломок функционировать на территории Миров Ночи. 

Вторгшиеся мироходы внесли в Ночь столько действующей техники, что она своим количеством смяла старые законы Ночи, и в результате те из Миров Ночи, которые подверглись вторжению Мироходов, превратились в Миры Тени: странные миры-полукровки, в которых техника мешает магии, и потому магия не всегда срабатывает, а магия мешает технике, и поэтому техника время от времени ломается и нуждается в ремонте. Частный случай Мира Тени – это ваша Земля!.. 

Как тут не вспомнить слова старика о "Мирах Бывшей Ночи"! 

Тем временем компьютер-памятник Лорду Дня висел в пустоте и откровенно скучал. Он мог уже творить что угодно из энергий, но с материальными предметами обращаться не мог: "рук" ему Лорд Ночи доделать не успел, а теперь, после гибели, и некому стало их делать... И тогда этот компьютер, искренне считающий себя Творцом, Демиургом, Лордом Дня (ибо именно это вложил в его память Лорд Ночи), нашёл выход из положения: он сотворил из энергии существ, способных манипулировать материальными предметами. 
 
 

"...И был изначально Эру, которого в Арде называли Илуватаром, и сотворил он Айнуров – Первых Святых, и сказал он им петь, и пели они, и в песнях своих постигали совершенство своё... И из песни этой родилась Земля... 

Дж.Р.Р.Толкиен, "Силмариллион" " 
 
 

"...И сотворил Господь Бог Ангелов небесных... 

Библия" 
 
 

 Я правильно цитирую земные источники? 

(Отец Кевин только хмыкнул, представив себе реакцию на всё это на борту Станции.) 

Одним словом, Скучающий В Пустоте сотворил себе вместо отсутствующих рук разумных помощников, которых, впрочем, тут же постарался захомутать, превратив в послушных слуг, и первым делом, чтобы внушить им свой авторитет, забрал он у них возможность видеть иные миры и звёзды, а впоследствие по чуть-чуть приоткрывал он видение мира, говоря, что это Он сейчас создал из Слова своего. 

Хотя нашлись и те, кто сразу увидел Внешний Мир – Эа, и кто не поверил Всевышнему. Люцифер – по Библии, Мелкор – по Толкиену. 

Великий Созидатель не терпел конкурентов – и посему судьба бунтовщиков была печальна... Но это уже – дела земные, и к общей Теории Лордов они имеют отношение самое что ни на есть косвенное... 
 
 

Тем временем Второй Лорд Дня тяжело заболел (говорят, что болезнь эта – проклятие за убийство Лорда Ночи и за предательство Учителя своего...), и из-за болезни завершить экспансию в Миры Ночи так и не успел... 

Поскольку жить ему хотелось, и очень, то он велел погрузить себя в анабиоз, надеясь пролежать там до тех пор, пока не будет найдено средство исцеления. 

Пока Второй Лорд Дня был жив, формально не мог быть избран его преемник-Лорд, а посему власть временно узурпировал Совет Координаторов во главе с ГК – Главным Координатором. Они продолжили экспансию против Миров Ночи, но новых успехов почти не добились, их сил хватало только на удержание ранее захваченных плацдармов. 

Впоследствии смута расколола ряды Координаторов. Тем временем ГК создал с помощью кибермозга Железной Планеты Браслет Власти, и отныне Мозг Железной Планеты подчинялся только обладателю Браслета Власти. Не зная ничего о Браслете, Координаторы пленили спящего ГК и сослали на Землю, где тот и умер в ссылке (конкретнее – умер в пустыне от жажды). 

Браслет на удалении от Железной Планеты не мог установить связь с её компьютером, а посему оказался бесполезным. Впоследствии его нашли эльфы и перековали на Кольца, тем самым разрушив сложнейшую электронную систему... 

Лишённый же Браслета, Компьютер Железной Планеты отказался подчиняться чьим бы то ни было командам, что привело к упадку и крушению Империи Дня. 

Второй Лорд Дня умер совсем недавно, лет пятьсот назад. Умер из-за того, что кто-то проник на борт Железной Планеты, обошёл все защиты и ловушки и выключил анабиозную систему. Скорее всего, на станцию-столицу проник не материальный объект, а астральное тело, материализовавшееся только на момент отключения системы. Подобные трюки доступны некоторым магам Земли. Можно лишь добавить, что системы анабиоза хранились на заброшеных ярусах Железной Планеты, куда не имели доступа даже супероборотни и Координаторы. А затем этого волонтёра, кажется, прихлопнули автоматы охраны яруса... 

После смерти Второго Лорда Дня к власти пришёл Третий. Он – из числа жителей Дня, выросших и воспитанных в Тени, и среди его учителей были Мастера Ночи. Прийдя к власти, Третий заявил о возвращении к политике Первого и о возвращении под юрисдикцию Ночи всех Миров Тени. Он отозвал Мироходы, суперов и супероборотней. Однако не все подчинились его приказам, и посему в Мирах Дня произошёл раскол на Империю Треугольника и Империю Квадрата (названия имеют несложную предысторию: граница между Мирами Дня и Мирами Ночи была в своё время отмечена тремя звёздами-пульсарами. Отсюда – Треугольник, те, кто за мир и прекращение войны. Те же, кто за продолжение захватов и боёв, приплюсовывают к Трём Звёздам маяка четвёртую: Железную Планету, ставшую символом этой войны и всех захватов. Отсюда – Квадрат...). 

Гражданская война в масштабах Миров Дня продолжается и по сей день, и представить себе все её последствия или результаты не может никто... 
 
 

Лорд Ночи тем временем воплощается в жителей миров Ночи и Тени, и с ним идут по Пути его Мастера Ночи. 

Однако пока ещё Лорд Ночи не нашёл свой Браслет, и поэтому не может ни разорвать проклятие, ни восстановить Ночь в отданных Мирах Тени. 

Разумеется, поскольку Лорд Ночи не восстановил свои способности, то и вернуть Миры Тени в состояние Миров Ночи он не способен несмотря даже на то, что новый Лорд Дня и вернул ему эти территории. 

Впрочем, здесь позволю усомниться, что подобные миры можно физически вернуть в какое бы то ни было стабильное состояние: техники в них слишком много, чтобы восстановить Ночь, а старая, древняя магическая структура слишком устойчива, чтобы окончательно утвердить День. 

А даже если и попытаться что-то изменить "директивным порядком" со стороны Лордов, то захотят ли люди? Вряд ли человечество добровольно откажется от реально уже существующей техники во имя возможной в грядущем магии. Даже маги Миров Тени не брезгуют подъехать механическим транспортным средством или связаться со знакомым, не тратя сил на Магический Кристалл. Так что... 
 
 

В сущности, если разобраться, то в Истинной Магии (Ночи) техника совершенно не нужна: 

Во-первых, зачем нужен транспорт, если усилием воли маг способен свернуть пространство и тут же шагнуть в нужную точку? Не нужно пересаживаться с одного транспорта на другой, подниматься на лифте, если можно шагнуть сразу в жилище друга; 

Во-вторых, не нужно заводов по производству тканей, швейных фабрик и складов, если можно просто сгустить вокруг себя атомы прямо из пространства, превратив их в такую одежду, какую только душа пожелает; 

В-третьих, не нужны изготовители стройматериалов, если дом можно вырастить усилием воли, и при этом не стандартную клетушку, а такой, который радует глаз, который имеет свою душу... 

А зажечь в небе новую звезду – просто потому, что это красиво... 

А обратить снежный ком в птицу... 
 
 

А теперь – о самом грустном: 

После гибели Изначальных Лордов Мрак возобновил свою войну с миром. И Риадан, в частности, стал одной из многих арен этой борьбы. По моим сведениям, здесь несколько десятков веков назад был создан один из форпостов Мрака. Правда, он почти не вмешивался во Внешние события, но планете причинить вред успел. Вы видели местную нежить? Вурдалаков, демонов и тому подобное?.. Нет? Хотя впрочем, что это я... Они же чуют механизмы за версту и прячутся от вас, как от ладана. А вы потом докладываете по начальству: "Согласно крестьянскому фольклору..." 

Отец Кевин возмущённо всхрапнул, но от дальнейшего развития конфликта благоразумно воздержался. Магистр Ирлан секунду пристально смотрел на него, но, не дождавшись продолжения, заговорил вновь: 

– Да! Я не упомянул об ещё одном важнейшем обстоятельстве: по нашим сведениям, Лорд Мрака – тоже принадлежит к той самой легендарной вымершей прарасе: он последний Изначальный! Но его цель совершенно иная, нежели была у Лордов-Хранителей. Ему ненавистна новая Вселенная с новой жизнью в ней. К моменту катастрофы он был гораздо старше, чем Братья, и поэтому все его корни, все его привычки и устремления принадлежат той, Изначальной Вселенной. 

– Обидно, – ни с того ни с сего вдруг заявил отец Кевин. 

– О чём это Вы? 

– Так, вспомнилась одна земная истина: МИФЫ ВСЕГДА СОЧИНЯЮТСЯ ПОБЕДИТЕЛЯМИ! 

– И что же из этого? 

– А то, что победители всегда стараются показать себя благороднее и храбрее, врагов же своих выставляют в невыгодном свете. Да и как же иначе? Разве можно считать врагом того, кто любит те же песни, что и ты, любуется теми же рассветами, создаёт мудрые сказки... Какой же тогда это враг?!. 

– Смертельный, – ответил Магистр Ирлан после краткого раздумья, – Если он желает эти рассветы, эти сказки и эти песни для одного лишь себя. Так учит нас история. 

– А для себя ли? Ведь так утверждают ПОБЕДИТЕЛИ! 

– Странная логика для машины... Но при чём тут мифы? 

– А то, что и  История  пишется,  словно  Мифы... 

Магистр  Ирлан помолчал и раздумчиво заметил: 

– Мне кажется, впервые за всю историю войн я наблюдаю положительный эффект воздействия Мрака. Как долго Вы на планете, почтеннейший? 

– Три года... Но какое это имеет значе... 

– И много ваших... киб... мыслит ТАК? 

– Вообще-то подобные тесты никогда не проводились. 

– Проводились. Нами. Вы подверглись излучению Мрака – и вот результат: Вы больше не машина, отец Кевин. Во всяком случае – не машина в земном понимании. Скорее всего, Вы сохраните и в дальнейшем Ваши способы механической жизни – я имею в виду питание и износ, но способ мышления Вашего необратимо изменился. Вы – первый в истории земной техники механический человек в полном смысле этого слова. 

– Излучение Мрака, говорите... Что ж, тогда тем более я очень жалею, что не могу выслушать иную сторону этой войны. 

– Вы этого в самом деле не можете, – сухо заметил Магистр Ирлан, – Ни один из наших разведчиков с территорий Мрака не возвращался. Никогда. Возможно, там действуют иные законы, исключающие наше существование. 

– А я предположил бы, что вооружённого агента прихлопнут куда быстрей, нежели стороннего наблюдателя. 

– Мы посылали и безоружных... 

– Но ненавидящих? 

– Туда ходили и нейтральные. Мрак вас разрази, туда ходили даже пацифисты! Я повторяю Вам – НЕ ВЕРНУЛСЯ НИКТО!!! Мы предполагаем, что области Мрака суть восстановленная Изначальная Вселенная, законов которой мы, Пришедшие Следом, постичь не можем. 

– Почему не можем?! – встрепенулся вдруг заворожённо молчавший всё это время сэр Гуон, – Ну почему же? – повторил он с какой-то детской обидой. – Всё, чему Вы нас учили, Магистр, сводилось так или иначе к Дню и Ночи. Только День и только Ночь! Всё остальное – от Нечистого! А не кажется ли Вам, что исследуя врага, легче победить его? 

– И как же ты представляешь себе такое исследование? – грустно спросил Магистр Ирлан, – Ведь мы не можем даже подступиться к его территории... 

– Ну, я не зна-а-аю, – разочарованно протянул Рыцарь. – Мне всего лишь хотелось понять... 

– Понять – значит простить, – вмешался отец Кевин, пристально глядя на молодого человека. – Так говорил один земной мудрец. 

Магистр Ирлан задумался. Подняв глаза на Рыцаря, он спросил: 

– Неужели ты хочешь простить, Гуон? Все наши жертвы, всех погибших за миллионы лет, всех, кто погибнет ещё... 

– Простить? Не знаю, не задумывался о ТАКОЙ возможности, но можно попробовать мысленно встать на его место: он желает снести эту Вселенную, чтобы из её руин возродить Изначальную. Представьте себе графа, покинувшего свой замок годы и годы назад, а затем случайно вернувшегося и обнаружившего, что древние родные стены снесли и на месте замка устроили отхожее место или постоялый двор... Разве не пожелает он снести лачуги, чтобы на их месте вновь вознеслись гордые и прекрасные стены замка?! 

– Построенного на черепах обитателей этих лачуг?! Пойми, Гуон, мой мальчик, мой Ученик: мы не виноваты в том, что живём как живём, мы просто не можем жить иначе. Если же мы научимся этому – это будем уже не мы... Очень может быть, что с нашими разведчиками именно это и произошло. 

– Я понимаю, – подавленно ответил Гуон, – Но всё же не могу принять подобную справедливость. 

– Ты молод, со временем примешь. У тебя просто не будет другого выхода. Что нам ещё остаётся?.. 

– Например – пофантазировать... – Гуон чуть улыбнулся и распрямил затёкшие ноги, неловко звякнув доспехами. – Предположим, что и нет ничего, кроме Дня и Ночи. Тогда Тень – это где техника и магия мешают друг другу. А Мрак... Если он не принял разделения Вселенной, то в нём, как и в Изначальной, должны объединиться и мирно работать рука об руку обе формы. Тогда эта история с точки зрения Мрака будет выглядеть куда трагичней... Кстати, поведение Лорда Мрака мне куда более напоминает не взрослого бога, а рассерженного младенца. А если представить себе это так: Лорду Дня было 18 лет, Лорду Ночи 12, а Лорду Мрака в те времена было всего лишь... допустим, восемь месяцев! Подумайте: восьмимесячный малыш, оказавшийся в абсолютно незнакомом месте, да ещё и совершенно один! А если при этом малыш всезнающ и прекрасно сознаёт, что его родители погибли, что их больше не будет никогда! 

– Психотравма, – холодно констатировал отец Кевин. Гуон пропустил непонятную реплику мимо ушей и с жаром продолжал: 

– А теперь представьте, что у малыша была игрушка-погремушка, которая красиво сверкала и приятно звенела, и вдруг малыша помещают в комнату, в одной половине которой игрушка сверкает, но не звенит, а в другой – звенит, но не сверкает. Что сделает тогда малыш? Скорее всего, в детской злобе начнёт расшвыривать попадающиеся под руку предметы и в злости колотить по ним... А если малыш при этом всемогущ? Вот и прошёл лавиной Лорд Мрака, расшвыривая звёзды и планеты. А затем уже, когда повзрослел, то и появилась у него идея снести этот мир, чтобы возродить прежний... 

– И кто же благородному сэру поведал сию гипотезу? – саркастически осведомился несколько ошарашенный Магистр. 

– Думал, –  рассеянно ответил сэр Гуон. В глазах его вдруг заплясали проказливые чертенята и он продолжил с улыбкой: – Думал, как Вы советовали, Учитель. Не всё же мечом махать, как Вы УЧИЛИ! 

Магистр отреагировал мгновенно: 

– Двадцать отжиманий от пола! – и, секунду помедлив, добавил: – В доспехах!!! 

Отец Кевин раскатисто расхохотался... 
 
 

  Глава 7

     Энглион де Батарди: 

На следующий день собрались мы и выехали. Братишка мой в седле держится уверенно, посадка прямая – прямо загляденье. Сразу видно, не простой крови отрок. Хорошо, хоть этому учить не придётся, меньше мороки. 

Как совсем рассвело, осадил я своего Кальдина: 

– Стой! Привал. Да не расслабляйся, братец, отдыхать не станем. Пора тебя учить понемногу. Бери меч! 

Меч он держать не умел. Тут уж извините. Правда, смышлёный, всё на лету хватает, но начинать с азов пришлось. Тренировались, пока он не взмок, отдохнули немного, перекусили, и снова занялись. Дал я ему лук небольшой, по его руке, поставил прут шагов за тридцать и говорю: 
 

– Постарайся, чтобы стрела как можно ближе пролетела. 

Малец вредно ухмыляется, хватает лук и пускает стрелу навскидку. Смотрю я – а прутик надвое расколот! И вправду, Альтаугр Зоркий! Где же он так стрелять научился? Делаю вид, что так и надо, и спрашиваю: 

– Неплохо, неплохо для начала. Учился этому делу? 

– Лук – пустяки, – отвечает, – я из сарбакана лучше умею! 

– Из чего? 

– Из этого, – говорит. Достаёт из-за пазухи трубку стальную и стрелку маленькую, с зелёным оперением. Зарядил, приложил ко рту, дунул – торчит его стрелка из большой стрелы, что в сучке. 

– Метко, ничего не скажешь. Да только что толку с такой мелочи? Её даже гоблин не заметит, не то что тролль или дракон. 

– Просто так не заметит, да только на стрелке – снотворное... 

– Что? 

– Ну, зелье сонное. Человеку на четыре часа хватит. 

Ну, в этом я толк знаю. Только вот не слышал я, чтобы сонное зелье иначе, как с едой или питьём использовали. Яд – другое дело... И трубка эта... сарбакан, как он говорит... 

– А трубку свою где взял?  –  спрашиваю. – Сам придумал или подсказал кто? 

– Да у нас многие ребята с такими ходят – ничего особенно... – начал он, да осёкся. И молчок. 

Откуда он родом, братишка мой? Я весь Риадан, считай, объездил, но таких трубок не видал. И в Соронсе их нет, я-то знаю! И Магистр Ирлан о подобном нам не рассказывал... Что-то быстро растёт мой список... Вот закончу с нынешним поручением, да расспрошу оруженосца своего как следует. 

– Ладно, – говорю, – недосуг сейчас загадки разгадывать. Люди помощи ждут, поехали дальше. 

Долго ли, коротко ли, но приехали мы в ту деревню. Не деревня, а деревенька, два десятка домишек, усадьба баронская вся в дырах, будто её тараном били, крыша прохудилась... Встретил нас староста местный, под стать деревушке – зачуханный какой-то, мычит да сопли подбирает. Хорошо, ужин подать догадался. Пока выпытал у него, что тут стряслось, так семь потов сошло – гаргулью и то легче ловить. 

А дело, видать, нешуточное. Началось с того, что объявилась в округе шайка орков. Соседнюю деревню дотла спалили, стадо перебили. Правда, немного их, штук тридцать, наверное. На них и Рыцаря не нужно, крестьяне с вилами сами справятся. Да только пошли мужики, и пропали; только двое вернулись, да и то потому, что отстали по нужде. Трясутся от страха и рассказывают, что вышел навстречу один орк, ростом да шириной вдвое больше, чем положено, взглянул – и застыли мужики, шевельнуться не могут. Тут вся шайка налетела, и перерезали всех до единого. Долго, видать, резали, знаю я эту мразь... 

Наутро собрался я поглядеть, как там и что. Снарядился, как положено, заклинаний подготовил. Только на коня сел, как Джино ко мне пристал – зачем, мол, с собой брал, если на бой сам еду, ведь пропаду без него, что он тогда делать будет? Пришлось объяснять ему, что рано его с собой брать – он же меч ещё держать не умеет, приёмов боевых не знает, только мешать будет, если что. Посмурнел братишка – понял. Повесил голову, да и пошёл в уголок. 

– Да не горюй ты, – успокаиваю его. – Хватит и на твой век нечисти, поди, не изведу я её всю, много её... 

Провожал он меня до самой околицы. И чудное дело – пока не скрылась деревушка из вида, как-то хорошо мне на душе было. Не один я теперь на свете, есть у меня брат младший... 

Еду я так по лесу, оглядываюсь, а всё больше за Кальдином слежу. Он у меня учёный, опасность за версту чует; но пока идёт спокойно, на ходу листочки с кустов обдирает и жуёт. Хотя какие там листочки – жухлые да скрученные, зима на носу. А ему, видать, нравится. Ну, на вкус, на цвет... Я вот тоже селёдку с душком люблю. 

И вдруг встал Кальдин. Напрягся весь, ушки на макушке, пофыркивает. Близко, значит. И правда – вымахнули из кустов, штук тридцать или сорок – и на меня. Ну, это не страшно. Вытащил я Гарфист, меч свой рунный, заклинание скорости припомнил, и кинулись мы с Кальдином на них. Орки против нас, как замороженные – еле шевелятся. 

Только разобрался с ними – слышу крик: 

– Старший, сзади! 

Оборачиваюсь – батюшки! Ещё штук шестьдесят, не меньше. Эх, селяне-пахари, даже считать толком не умеют! Стоп, а кто кричал? Ну точно – сидит братишка мой на дереве и ухмыляется, подлец малолетний. Ладно, сиди пока, орки по деревьям не лазят, но как вернёмся, так я тебе устрою, будь уверен... Пока я так думал, он из лука двух орков свалил. Шустро шевелится, быстрее меня, пожалуй. Ничего, и об этом расспросим. 

Сейчас я этих поганцев... А они по кустам рассыпались, один остался. И верно, громадина, с меня на коне ростом. Поднял он руку с жезлом каким-то, показал на меня – и оцепенел я весь, шевельнуться не могу, и Кальдин тоже. "Всё, – думаю, – вот оно. Статуя конного рыцаря." Другие орки увидели – осмелели, из кустов повылезали, и ко мне. Заклинание всё ещё действует, так что ползут они еле-еле, а сделать ничего не могу. Джино ещё десяток уложил, и стрелы у него кончились, а гадов этих ещё много... 

Сижу я на коне, и слёзы по щекам текут. Видно, смерть твоя пришла, Энглион; и не так за себя обидно, как за братишку младшего – что он тут сделает? Спилят дерево, поганцы, и зарубят, а не зарубят, так ведь и похуже смерти вещи есть. Видно, правду я сказал, даже слишком – и на мой век нечисти хватило, и на его. И даже взглянуть не могу, как он там, так и помру, на эту паскудную рожу глядя. 

Вдруг вижу – валится этот громадный на траву, и сразу отпустило меня, снова двигаюсь свободно. И такая ярость меня взяла – не заметил, как порубил почти всех, да и сбежало пяток, не больше. Нет банды, как и не было. 

Тут и заклинание выдохлось. Сразу слабость навалилась, как всегда после драки. Слез я с Кальдина кое-как, а у него тоже ноги подкашиваются. Одна только мысль – как там Джино? А он сидит на корточках над этой образиной и жезл тот самый в руках крутит. И колдовства не боится – не поймёшь, то ли сдуру, то ли и вправду он от всех напастей заговорённый? Подошёл я к нему, опёрся на меч и спрашиваю: 

– Ну, братишка, рассказывай теперь всё по порядку: кто ты есть, что за отец у тебя, и всё остальное. И что это за пакость у тебя в руках – тоже. И как ты эту громадину уложил. 

Он на меня взглянул – и ну смеяться: 

– У меня стрелы кончились, старший. Я за сарбакан взялся – а у него шкура толстая, стрелки отскакивают. Хорошо, догадался – попал в ухо... как отца Гамлета... 

Потом увидел, что не до шуток мне, и начал серьёзно: 

– Парализатор это, старший. С ним кого угодно так остановишь, как он тебя. Вот только не пойму – откуда ему здесь взяться?.. А кто я такой... Долго рассказывать нужно, с чего бы начать... 

И застыл с открытым ртом, ровно как я перед этим. Неужто этот громила не один был? Поднимаю я меч – а он тяжёлый, едва из рук не валится – поворачиваюсь... 

Нет, не орк это. С виду – человек, только одежда странная, серебристая. И глаза... Словно энта повстречал – у них тоже глаза такие древние... нет, не то слово... мудрые? Глубокие? Хоть плачь – не пойму, кто это. А Джино меня сзади за рукав дёргает: 

– Не волнуйся, старший... Отец это мой... 

А тот головой качает, и говорит грустно: 

– Ну что, доказал? Эх, Рыцарь Серебряный... 

– А что, не доказал? – возмутился Джино. – Вот он, Рыцарь Круга, и я – его оруженосец! 
 

Я и до того еле на ногах держался, а тут, видно, нервы не выдержали – как стоял, так и свалился без сознания. 

Очнулся, смотрю – сидит братишка мой, уткнулся в меня и ревёт в три ручья. 

– Что ж ты плачешь, малыш, – говорю, – всё хорошо, живой я. Меня так просто не погубишь. 

А он слёзы кулаком утирает: 
 

– Да знаю я, что живой! Мне уходить пора, отец за мной пришёл. А я не хочу, старший... 

– Что тут поделаешь, – говорю. – Не бойся, я понимаю. Маги – они над своей судьбой не властны... 

– Да не маги мы, – всхлипывает он. Но видно, что легче ему стало. – Просто мы оттуда, со звёзд... Я сбежал, чтобы Рыцарей Круга найти, а то никто мне не верил. А теперь домой пора. 

Надо же – со звёзд... Слыхал я, один мудрец говорил, что и там, может быть, люди живут, но не верил. А оно, оказывается, правда... 

– Ладно, – говорю. – Улетай, раз пора. Заходи в гости, если ещё случится в этих местах быть. И о клятве не забывай – она теперь навсегда с тобой, из Круга не выходят... 

Ткнулся он мне в щёку и побежал к отцу, который тем временем успел к гоблину-громиле подойти. Успел ещё крикнуть: 

– Я вернусь, старший! – и не стало их, растаяли в воздухе. Вместе с гоблином. 

Сижу я на полянке, кругом трупы валяются – то ли сон, то ли нет... Только вот глаза почему-то щиплет – соринка, что ли, попала?

Продолжение следует...