"Вурдалаки той стороны" [Содержание "РП"] | [Манифест] | [Начало]

If you have problem with brosing this site, contact WebMaster

В. ХОМЯКОВ

 Проект “Бляхамуха”

В город они вошли с улицы неглавной, непарадной, скромной. Привыкший, чего уж таить, к широким проспектам, рю да авеню, на худой конец, штрассе, Василий Константинович не то, чтобы стыдился плохонькой дороги, на которой и асфальта-то не было, а если где и появлялся, то испещренный выбоинами да проплешинами, и ясно было, что проплешины эти возникли не вследствие массовой моторизации, сверхнагрузки шин, а так, сами по себе, нет, не стыдился, но и гордиться особо было нечем. А он любил Родиной --гордиться.

Пешеходов меж тем становилось больше и больше. Бляхер радовался очевидным признакам достатка --обуты были все, а одежда впору и для европейских городов. Он не помнил точно, сколь долго длилась его командировка, но очевидность того, что страна за эти месяцы (или годы? или десятилетия? но затылок предупреждающе заломило, и Василий Константинович счел за благо не углубляться в воспоминания) на месте не стояла.

Лица только у всех были хмурые, мрачные. Там, в командировке (как быстро это стало “там”) обыкновенно улыбались, смотрели приветливо. Буржуазное лицемерие, конечно, лицемерие, и больше ничего, а мы тут во враждебном кольце, оттого и озабоченность. Пожить бы им по-нашенски, враз бы улыбочки-то и полиняли.

Мухов шел чуть впереди, на четверть шага, вертел головой, но от комментариев воздерживался.

Прохожие по-прежнему смотрели --сквозь, но все-таки никто не натыкался, в последний миг сторонились. Бляхер нарочно стал на пути пожилой, полной женщины (хорошо у нас с питанием стало!). Та шла и шла, но за вершок до столкновения остановилась и шагнула в сторону.

Василий Константинович покосился на Мухова. Сочинитель, однако. Фокусник. Артист погорелого цирка.

-- Эксперименты, эчленса, показали противоречивый результат, --Мухов не смутился. --Шестое чувство, чувство иных измерений, присуще натурам тонким и трезвым. Нутром чуют.

-- Насчет классового чутья, товарищ Мухов, наш народ сто очков вперед всему миру дает, это не штучки-дрючки человека-невидимки, -- Бляхер вспомнил, что видел когда-то в варьете представление со всякими явлениями-исчезновениями. Ловкость рук и прочая ерундистика на потеху публике.

-- О, чутье, оно… -- Мухов встал на цыпочки, демонстративно потянул носом, изображая ловлю запахов; вышло препотешно.

-- Именно оно, -- Бляхер хотел было сделать внушение, нечего комедию ломать, но в это время прямо на тротуар выехал автомобиль. Хороший, большой, блестящий, стекла зеркальные. Ехал он по тротуару, словно по мостовой, люди шарахались, увертываясь, сделать это было не трудно, ехал автомобиль медленно, по-хозяйски.

Может, из органов товарищи?

Остановился автомобиль перед магазинчиком. Так себе магазинчик, прежде подобные были у нэпманов средней руки, на витрине -- разные колониальные товары -- чай, кофе, пряности.

Хлопнула дверца. Нет, вряд ли из органов: черные очки, на шее цепь, золотая, длинная, на запястьях -- тоже, только покороче, и одежда -- словно у половых палкинского трактира. На удивление бодро, комплекция у товарища была --доходяга из доходяг, глиста сушеная, тот вбежал по ступеням, по виду то ли мраморным, то ли мыльного камня (и написано предостерегающе “Осторожно, скользкие ступени!”), и исчез за дверьми, довольно узенькими -- или так казалось?

Мухов насторожился.

-- Командарм, вы видите?

-- Нэпман. Значит…

-- Нет, поглядите сюда, -- бесцеремонно перебил его Мухов, указывая вниз.

На земле, вернее на асфальте, рассыпана была черная пыль, словно проехал угольщик с худой тележкой, угольщик, что развозил уголь для бедных, дрянной, мелкий, сгоравший быстро, а тепла дававший чуть.

Пыль протянулась до самого входа в магазин, по следу нэпмана. Действительно, не из карманов же она просыпалась.

-- Странно… -- протянул Василий Константинович.

--Плохо, -- ответил Мухов. -- Черный след. Отойдете в сторонку, оно и безопаснее будет.

Василий Константинович нагнулся. Пыль, как пыль. Потихоньку раздувается, рассеивается.

-- След?

-- Я только слышал о нем. А чтобы самому видеть -- не приходилось.

-- Что же, товарищ Мухов, вы слышали?

-- Бежать его нужно. Тогда, может, живым и останешься.

-- Живым? Давно бы так. А то разводите декадентство, так и до мракобесия недолго докатиться, впасть в метафизический уклон, -- щегольнул словцом Бляхер.

--Да, эчленца, разумеется, -- бормотал Мухов, присев на корточки перед угольной дорожкой, --конечно, уклон и мракобесие. Живым, не живым… Есть события и пострашнее смерти…

--Измена Родине, правому делу! -- развивал успех Бляхер, отойдя в сторонку. Просто -- чтобы не мешать, по всякой мелочи, следам, отпечаткам, партнер его превосходил, тут он Мухову отдавал должное.

-- Истину, истину говорите, командарм… Конечно, это не материя… Не вещество, если угодно… Либерзон был прав, нарушение глюонных связей при перпендикуляризации пространства… Интрапроницаемость, рандомизированная сингулярными потоками, распадается с образованием множества микросфер Шварцшильда… -- тарабарщина, которой Мухов набрался из популярных брошюрок, теперь попрела обратно. Не то, чтобы Бляхер не уважал науку, нет, напротив, но Василий Константинович начетчиков не любил. Скажет -- “сингулярный поток”, и поди, проверь, к селу это или к городу.

К счастью, Мухов замолчал и тоже отошел от следа подальше.

-- Стоит ли отвлекаться на пустяки? -- наконец, решил прервать он задумчивость Мухина.

-- Да, действительно… Если считать, что выбросило на сюда случайно, то… --Мухов по инерции произнес еще несколько бессвязных фраз, но затем трубы прочистились, и слова полились чистые, внятные.

-- Похоже, эчленса, мы с вами напали на след.

-- Напали? Шмендрик и есть опасность? Ерунда!

Василию Константиновичу стало досадно. Если его послали только для того, чтобы повязать какого-то нэпмана -- плохо дело. Значит, считают, что на большее он не годен.

-- Во-первых, этот, как вы изволили выразиться, шмендрик, действительно представляет опасность. Во-вторых, опасен он, как крыса, несущая на себе блоху, набитую чумными бациллами. Крысу убить -- тьфу, плюнул и растер, блоху поймает да под ноготь тоже не забота, хотя и ловкость нужна. А вот чума…

-- Так он что, чумой болеет, что ли?

-- Кабы чумой… Да и не болезнь это вовсе. Я для примера, но, наверное, сравнение неудачное.

-- Он -- мелкая рыбешка, -- утвердительно заключил Бляхер.

-- Да, совершенно верно.

-- И через него мы выйдем на рыбу покрупнее.

-- Да. Если сможем. И если она нас не съест прежде.

-- Пессимизм, паникерство и пораженчество, товарищ Мухов, оставьте дома, для жены. Раз нам доверили дело, мы кровь из носу, а доверие оправдаем. И чтобы нос чужой! Значит, так. Он выйдет, мы его скрутим -- и в мотор. Отвезем за город и побеседуем по душам.

-- Отличная идея, командарм. Вот только скрутить, боюсь, не удастся.

-- Такой молодец, да не осилит? -- Мухов, хоть выглядел неказисто, а был крепок, жилист. И свинчатку при себе всегда держал. Привычка, объяснял.

-- Все-таки, может, лучше последить? -- предложил Мухов, но предложил так, что Бляхер понял: конечно, последить будет гораздо лучше.

-- Разумеется, последить выйдет лучше. Мы обнаружим его связи, контакты, хозяев и подручных, -- в отличие от Мухова Василий Иванович всегда выражался четко и ясно, по-армейски. -- Проблема в том, как осуществить слежку технически. У нас мотора нет, а у объекта наблюдения есть. Будь мы привидениями, то взяли бы да полетели…

-- Летанию учиться нужно. Как чтению. А без учебы -- Мухов подпрыгнул, завис на секунду и медленно-медленно поплыл в сторону машины.

-- Прекратите свои дрючки, на нас сбежится вся улица, -- урезонил партнера Бляхер.

-- Нет, потренироваться недельку, и мы бы этот мотор обставили запросто, -- Мухов опустился. -- И внутрь запросто не проникнешь, все-таки железо с присадками, экранирует.

-- Что-то нет его долго, -- обеспокоился Бляхер.

-- Понял, -- Мухин кивнул и прошел в магазин. Ловко, шельма, действует, дверь и не скрипнула.

Прошло четверть часа, прежде партнер вернулся. Был он угрюм и бледен, привычное ерничество исчезло, смылось.

-- Все… Все еще хуже, чем я думал, Василий Константинович.

-- Ты всегда того… думать любишь. Не паникуй, и доложи обстановку, -- Бляхер свою невозмутимость культивировал, лелеял и запросто расставаться с нею не желал. Из-за нэпмана паршивого!

-- Обстановка, эчленса, такова, что впору делать ноги. Сматывать удочки. Канать отседова, -- помимо научно-популярных брошюрок, Мухин увлекался синемой от которой тоже набрался заковыристых словечек и выражений. Не было ни одной отечественной фильмы, на которую он бы не сходил в “Иллюзион”, театр, что располагался в квартале от конторы сыскного агентства. Бляхер порой расспрашивал о содержании и, если находил фильму достаточно идейной, выдержанной, и сам с удовольствием смотрел. Особенно нравилась ему анимационная лента о царице полей -- кукурузе, под названием “Чудесница”, посмотрев, записал он в своем дневнике (Василий Иванович вел дневник, хоть и нерегулярно), что зал по окончании фильмы встал и долго аплодировал стоя. Прилгнул немного: встали, разумеется, все присутствовавшие, человек двадцать, но аплодисменты... Впрочем, ведь был он не на премьере, а на премьере аплодисменты вполне могли иметь место.

-- Поподробнее, пожалуйста.

-- Слушаюсь, командарм. Значит, так. Магазин, как магазин. Мелочишка всякая, дребедень. Солитер этот (Мухову, видно, внешность нэпмана тоже не глянулась) был в подвальном помещении, площадью до восьми квадратных саженей. Вместе с ним находились еще двое неустановленных лиц, оба -- словно братья-близнецы из голодающей губернии, такие же тощие. Но бойкие. Условные имена --Вобла и Тарань. Они стояли около ящиков с бутылками. Объект Тарань подавала бутылки объекту Вобле, а объект Солитер подносил к стенке предмет величиной и формой напоминающий зрелую грушу дюшес, держал около минуты, после чего бутылку возвращали в ящик и доставали следующую, над которой проделывали ту же операцию. В процессе операции визуально определялось мгновенное приобретение жидкостью, имевшейся в бутылке, интенсивной черной окраски с быстрым последующим возвращением к прежнему бесцветному состоянию. За одну минуту обрабатывалось до трех бутылок. Таким образом, резонно предположить, что количество обработанных бутылок превысит сто.

-- Они что, подмешивают что-то?

-- Визуально признаков откупоривания не отмечено

-- Значит, прямо сквозь стенку. Облучение! -- научных слов Бляхер тоже не чурался, но старался употреблять их к месту. -- Хорошо. Бутылки-то с чем были?

-- Известно с чем. С водкой. “Водка Народная”,

-- Долго, думаешь, будут они там отраву готовить?

-- Нет, у них последний ящик оставался… -- и, в подтверждении слов Мухова, Солитер показался в дверях. Двоих, вышедших за ним, Василий Константинович узнал по описанию Мухова. Вобла и Тарань несли ящики, каждый по одному. Солитер открыл багажник, в него не два, десять ящиков поместилось, но поместили только два.

-- Упустим! --заволновался Бляхер.

-- Ничего, они там адресом обмолвились... -- успокоил Мухов. -- А следы-то -- от каждого.

Действительно, дорожка угольной пыли тянулась и за Воблой с Таранью, но пыли той было поменее, еле и углядишь, и развеялась она почти сразу.

Подручные вернулись в магазин, а нэпман уселся в свой роскошный мотор и укатил по известному Мухову адресу. Или по какому-нибудь другому.

Бляхер почувствовал раздражение. Задание, понимаешь. Не обеспеченное денежными средствами, связниками, транспортом, оружием, жильем… Он заставил себя успокоиться, применив универсальную формулу “Значит, так надо”.

Мухов же, похоже, избавился от пораженческих настроений. Улыбается, даже насвистывает что-то. Они шли неведомо куда, вернее, неведомо было Бляхеру, а Мухов, предполагалось, знал адресок. Разумеется, Василий Константинович мог спросить партнера, но он счел подобные расспросы излишними.

Похоже, что они перемещались в центральную часть города -- асфальта стало много больше. Или Василий Константинович просто притерпелся, припатриотился?

-- Однако! -- Бляхер даже остановился от неожиданности. Флаги. Наш, красный, серпасто-молоткастый, это понятно. Но вот белогвардейский триколор ни в какие ворота не лезет.

-- Вот она, сложность задания. Теперь ясно!

-- Ясно? --удивился Мухов.

-- Очевидно, это вольный город. Флаги-то рядышком. Может, как пример мирного сосуществования. Одна страна -- две системы, -- и сам почувствовал, что сморозил глупость. Но Мухов кивнул, соглашаясь:

-- Две, точно. Если не три, -- и указал на свастику на большом многоцветном плакате.

-- Ну, это почти свои, братская партия немецкого пролетариата, -- коря себя за невнимательность, пробормотал Бляхер.

Он стал всматриваться попристальнее. Придется писать отчет, и каждое лыко следует вставить с соответствующую строку. Как знать, наблюдательность порой бывает важнее ума. Впрочем, он не сомневался, что и того, и другого ему не занимать.

Теперь был ясен если не конечный пункт, то азимут. Впереди, впереди далеко -- даже и не по городским меркам, высилась громадина, этажей в двадцать. Что в двадцать, больше, и много больше! Элеватор?

Он опять не стал спрашивать Мухова, но, после того, как следуя изгибам улицы они сворачивали в сторону, но так же неизменно возвращались на курс, Василий Константинович уверился, что идут именно туда, и похвалил себя как за догадливость, так и за сдержанность.

Когда Бляхер в очередной раз посмотрел на громаду (верст шесть оставалось, или даже больше -- и час назад он тоже думал, что шесть), то не смог сдержаться.

-- Пожар?

Дым окутывал гигантское, поначалу легкий, серенький, он в считанные мгновения загустел, налился тьмой, элеватор (ведь это элеватор?) за ним едва угадывался.

Мухин облизнул пересохшие губы, но ничего не ответил. Просто встал рядом с Бляхером и неотрывно смотрел, как дымовое облако поднимается выше и выше.

Странно, но никого, похоже, это не беспокоило, даже когда потемнело если и не полнеба, то осьмушка точно.

-- А огня-то и не видно, -- Бляхеру дым этот не нравился. Во-первых, народное добро горит (хотя, как знать, может, и не народное?), во-вторых, пожар на объекте мог затруднить их будущую работу.

Огня действительно, не было. Облако повисло над циклопическим строением; еще с минуту тоненькие струи стремились от громады к облаку, но вот они иссякли, и здание осталось стоять совершенно неповрежденным, прежним.

Дымовое облако собралось огромною сигарой, цеппелином; собралось и начало разворачиваться -- на вид медленно, но медлительность была кажущейся; уже через минуту было ясно, что оно плывет в сторону центра города, прямо на них.

-- Ох, лучше бы куда-нибудь спрятаться, -- не думая, машинально, проговорил Бляхер, и Мухов, словно только этого и ждал, ожил и бросился вперед

-- В переход! В подземный переход!

Облако было совсем рядом, оно не плыло -- мчалось. Видно было, как сыплется из него черный снег -- или сажа, пепел, -- падая на людей, дома, деревья, но никто, совершено никто не волновался, не бежал под навес, не отряхивался.

-- Вниз!

Они спустились по дрянным, осыпающимся ступенькам искусственного гранита в темный, дурно пахнущий ход.

Василий Щепетнев

(С) "Rara avis", 1999