Воронежские новости - Былое и думы. Надежное плечо сибиряков

Юлия Листрова-Правда, 1947 год

Не за горами очередная дата освобождения Воронежа от немецко-фашистских захватчиков. И у меня появилось желание изложить на бумаге то, как я прожила годы войны, какой отпечаток это наложило на мою жизнь.

Юлия Листрова-Правда,

доктор филологических наук,
почетный профессор ВГУ

В 1941 году я жила в Воронеже, куда наша семья переехала в 1937 году из Борисоглебска; до этого были годы жизни в селе Ново-Томниково Тамбовской области, в Кирсанове, Усмани и других небольших городах Черноземья. В Воронеже мы квартировали в доме N19 по улице Орджоникидзе, рядом с Воскресенской церковью. Училась я в 5-й школе (теперь это 28-я), что на улице Фридриха Энгельса, и в музыкальной, которая тогда располагалась на проспекте Революции в здании нынешнего музыкального училища.

На нашей улице по краям тротуаров были разбиты цветники, во дворах домов – детские площадки, цветочные клумбы, во дворах росли деревья, под ними стояли столы, за которыми жильцы домов играли в домино и лото.

Начало войны сразу же внесло изменения в городскую жизнь. Первым делом ввели затемнение: вечером на улицах не зажигали фонарей, окна домов занавешивали плотными шторами. В подвалах оборудовали бомбоубежища, на крышах зданий ночью появлялись дежурные из числа жителей - для сбрасывания зажигательных бомб, если налетит вражеская авиация.

Старшие классы из 5-й школы, где я училась, перевели в 58-ю, что на улице Карла Маркса. Перед школой была вырыта траншея, чтобы в нее по сигналу «тревога» прятались ученики и учителя. В Первомайском саду началось формирование Добровольческого полка, куда вступали мужчины, еще не призванные в армию. В Воронеже стали появляться телеги с беженцами из западных областей страны, а в вечернем небе пролетали фашистские самолеты.

Началась подготовка к эвакуации промышленных предприятий и учебных заведений Готовилась к эвакуации и военная школа радиоспециалистов, в которой после призыва в армию начал служить мой отец. Кстати, в свое время он являлся редактором областной газеты "Коммуна". Его воинскую часть предполагалось эвакуировать в Новосибирск, и папу послали туда в командировку. Нашу трехкомнатную квартиру "уплотнили": мою комнату передали военному врачу.

Интендант-хозяйственник пришел и определил, какие вещи мы можем взять с собой в эвакуацию сразу, а какие по возможности вывезут позднее (у нас во "вторую очередь" попали швейная машинка, радиола и пианино "Красный Октябрь").

В начале октября сорок первого наша семья - мама, бабушка, мой семилетний брат и я - вместе с другими семьями военнослужащих отправилась на восток, в далекий Новосибирск. Добирались мы в вагоне-теплушке, прицепленном к хвосту длиннющего эшелона, ехали целый месяц, опасаясь налетов вражеских самолетов - но их, слава Богу, не было.

В нашем вагоне на двухэтажных полках-нарах разместились четыре семьи, посреди вагона стояла печь-буржуйка, на которой по очереди готовили пищу. Запас угля и дров для нее периодически пополняли; этим занимались подростки. Они же обычно приносили и воду: для еды и питья, для мытья посуды, для рукомойника. Доставлять воду оказалось непросто, так как состав останавливался обычно вдали от вокзала, и имелась реальная опасность отстать от поезда или попасть под колеса.

Иногда, уже на ходу, приходилось буквально впрыгивать в наш вагон. А он во время движения ужасно качался и дергался из стороны в сторону. Однажды во время сильного толчка Раиса Васильевна из семьи Гончаровых упала на печкубуржуйку и сильно обожгла руку - от ладони до локтя, промучилась она с ожогом несколько недель.

В Новосибирске нас встретил отец, отвез в отведенную квартиру - на окраине города, рядом с военным городком. Стоял жуткий мороз, ниже минус 30 градусов, мы чуть не замерзли, добираясь до квартиры. Там, в трех комнатах, стали жить три семьи, причем лишь в одной из них был мужчина-офицер, в двух других - только женщины и дети. Вскоре отец ушел на фронт.

Моего брата приняли в первый класс начальной школы, находившейся неподалеку от нашей квартиры. Меня же зачислили в 7-й класс средней школы, которая располагалась далеко от военного городка, в центре Новосибирска, и четыре года мне пришлось ходить в эту школу пешком, через огромный овраг, по обоим склонам которого лепились халупы; другой дороги в школу просто не существовало.

Занятия проходили в три смены. Старшие классы занимались в первую смену, поэтому вставать приходилось затемно. Морозы тогда, особенно в первые годы войны, были часто ниже 40 градусов, тропинки покрывались льдом. А весной на глинистых склонах оврага случались оползни, от которых иногда разрушались стоявшие там домишки. Конечно, и тропинки становились труднопроходимыми.

В 10-м классе в нашей школе появилась девочка Рая, отец которой служил в части на территории военного городка. Мы с ней подружились и вместе возвращались из школы, вспоминая родные города: я - Воронеж, она - Одессу. Иногда вечером ходили в военный городок смотреть кинофильмы. Перед началом сеанса в фойе играл духовой оркестр, и мы с Раисой танцевали, она научила меня вальсу, танго и фокстроту. Дружба с Раисой продолжалась и после окончания войны, когда мы уже вернулись домой.

Учителя у нас в Новосибирской школе были и из местных, и из эвакуированных, - как и ученики.

Периодически часть старшеклассников переводили в вечернюю школу, так как направляли их работать на завод. Помню, я боялась, что меня тоже переведут, и я не смогу учиться в музыкальной школе и заниматься с пианисткой из Москвы Лией Моисеевной Левинсон, которую очень любила. Не хотела на завод и в то же время стыдилась этого, так как была убеждена, что комсомольцы, тем более во время войны, обязаны помогать промышленности.

В комсомол вступила в Новосибирске по примеру одноклассницы Дины Костиной, которая с мамой и сестрой жила в одном из домиков на дне того самого оврага. В комсомольской организации меня поразила железная дисциплина. Так, например, опоздавшего на несколько минут на собрание сначала обсуждали и решали, допустить его к участию в собрании или нет.

В школе наряду с традиционными предметами нас обучали основам агротехники, учили разбирать и собирать винтовку, применять азбуку Морзе, проходила и строевая подготовка.

Зимой, несмотря на мороз, мы участвовали в лыжных походах, ходили строем по улицам, пели песни о Москве, Ленинграде и матушкеВолге. Нередко нас направляли работать в мастерские, где шили меховые варежки для фронтовиков и кисеты. Мы писали письма бойцам, отправляли им посылки, ходили с концертами и просто помогать в госпитали.

Когда закончилось строительство Новосибирского театра оперы и балета, работали и там - помогали выносить мусор.

Летом нас вывозили в колхозы и совхозы, где мы пропалывали овощи. Вместе с учителями собирали грибы в тайге, помогали сплавлять лес. В школе разгружали уголь, который доставляли, не поверите, на трамвае. На большой перемене всем ученикам раздавали маленькие кулечки с сахарным песком.

Уехать в эвакуацию из занятого врагом города было, конечно, большим везением. Но мне повезло и в том, что мы попали в эвакуацию именно в тот город, куда приехала Ленинградская филармония во главе с выдающимся дирижером Евгением Мравинским, известными уже тогда пианистами Эмилем Гилельсом, Розой Тамаркиной, а музыкально-литературный лекторий вел профессор Соллертинский.

В Новосибирске находились ленинградские Большой драматический театр и ТЮЗ, в которых играли Корчагина-Александровская, Кадочников, Симонов и другие известные актеры. И я, конечно, использовала любую возможность, чтобы побывать на спектакле или на концерте в театре и филармонии. В Доме офицеров часто выступали артисты Московской и Ленинградской эстрады - Клавдия Шульженко, дуэты: Тарапунька и Штепсель, Мария Миронова и Александр Менакер.

Была я в филармонии и тогда, когда демонстрировал свои опыты Вольф Мессинг.

Местные жители относились к эвакуированным дружелюбно. Мою учительницу музыки и ее мать вселили в квартиру в центре города, много места занимал рояль, постоянно звучала музыка, приходили ученики. Все это, конечно, беспокоило хозяев, но они относились с пониманием.

И еще одна деталь. За четыре года я не заметила ни намека на хоть какую-то межнациональную неприязнь. Мне кажется, эвакуированные чувствовали себя там как дома, хотя, конечно, скучали по родным местам.

Сообщения по радио о кровопролитных военных действиях, отсутствие второго фронта, которого все с нетерпением ждали, тревожные ожидания писем с фронта от папы, скудное питание - все это сказывалось на настроении. Местные же власти, как могли, заботились о людях. За городом выделили участки земли под огороды. Наша семья получала с огорода много картошки. Ее разрешали сажать даже на улицах.

В Новосибирске находилось много воронежцев. Однажды кто-то сказал, что перед киносеансом будут показывать освобожденный Воронеж, и я со всех ног побежала в кинотеатр, но показали одни развалины, и из-за слез больше ничего не увидела. Зато в Новосибирске вскоре появился лозунг: "Мы поможем тебя восстановить, родной Воронеж!". И пошли в Воронеж вагоны со стройматериалами.

Слава Богу, пришла Победа, и папа вернулся с войны живой, и наша квартира в Воронеже на улице Орджоникидзе каким-то чудом уцелела, и мы снова ее получили и, в конце концов, вся семья вернулась в родной город.

Что же касается Новосибирска, то я благодарю судьбу за то, что в войну мы были туда эвакуированы, и "на заре туманной юности" смогла воочию увидеть природное богатство Сибири, убедиться в духовной красоте, щедрости ее людей.

Источник: газета "Воронежская неделя" N 50 (2139), 11.12.2013г.

Чтобы оставить комментарий, необходимо войти или зарегистрироваться.

Источник: Газета "Коммуна"

[Последние] [Архив]