Воронежские новости - По дороге в Киев и обратно

Публицистика

Александр Мальцев

п.Бор, Рамонский район Воронежской области

Лет в пять или шесть я впервые увидел Киевский вокзал. Поезд, на котором ехали мы «на Украину» - так тогда говорили - с дедушкой Макаром и бабушкой Мариной, звался в простонародье киевским. По нему пацанвой мы у себя в Нижнедевицке ориентировались, когда гнать коров домой на обеденную дойку: подходит по высокой насыпи на первый путь киевский - значит, пора.

Билеты покупали в окошечке с открывающейся маленькой дверкой у близкой подруги моей матери кассирши тети Дуси. Она тогда еще спросила деда: "К кому ж это вы на Украину-то, Макар Павлович?.." "Сына Тишку попроведать надоть, - пояснил кассирше дед, - он у меня в тамошнем колхозе скотину лечит".

На родной станции Нижнедевицк, после полудня, мы погрузились в вагон, а на другой день перед обедом уже разглядывали Киевский вокзал. Запах у него был какой-то особенный, с привкусом романтики дальних дорог и еще чего-то необычного. Глазея по сторонам, впитывал диковинности увиденного.

Наш любимый привычностью деревянный станционный вокзал, если верить надписи на металлической табличке, построенный в 1898 году, освещался в ту пору керосиновыми лампами, а тут роскошь-то какая – огромные шаровидные светильники! На привокзальной площади - трамвайное кольцо. Трамваи, повизгивая колесами и позванивая, плавно и как-то многозначительно разворачивались. Точно такие тогда были и в Воронеже.

Из первой поездки на Украину, хотя и мало, но кое что запомнил. И навсегда остался во мне певучий голос улыбчивой тетки Розы, жены Тихона: "Сидай, будэмо исты. Бай дюже, яка гарна", - новые слова вводили меня в украинску мову стремительно и без всякого обучения.

- Шо, шо ты казав? - переспрашивала тетка Роза, когда я невольно вставлял в свою речь украинское слово.

Здесь я познакомился с еще одним дядей - Петром. Он отсидел срок и сошелся с украинкой из этих мест Марией. Приехал же сюда он из России первым, позже пригласив брата Тихона. Не хотел, видимо, позорить в деревне отца и моего деда своей прошлой ошибкой - уехал с глаз подальше. Работал машинистом узкоколейного паровозика на сахарном заводе.

Как-то показывал мне свой паровозик. На улице тридцатиградусная жара, а в кабине у топки - все шестьдесят. Изо дня в день - кипение в аду. После работы, повечеряв, лез в круг месить ногами глину. Жена Мария мазала сарай. Покуда "вин робыв" и на паровози и в кругу глины, с длинного его носа сбегали и падали наземь большие капли пота.

- Тяжка ты, глиняная праца, - влезая в круг, приговаривал дядько Петро. Тихону как-то сказал, показывая на меня: "Дывись, який хлопец вымахал, я уезжал, он тики титьку дудолил. Як времечко штримаэ". Это он отсчитывал по мне бег времени на чужбине.

Дядья говорили-размовлялись на смеси украинских и российских слов, перевирая и те и другие. Потом уже говорить на каком-то одном языке они не могли.

Через "долину" по огородной тропке приходила маленькая пожилая женщина - теща дядьки Тихона. Завидев "ридну маты", морщился: "Счас заспивае, як ей важко". Но звал- величал маму, как требует народный обычай, только на "вы".

Уходил на работу со своим ветеринарным чемоданчиком даже летом затемно, приходил где-то часов в десять завтракать, принося на себе запахи лекарств и скотины. Отдыхал на досках крашенного в синий цвет диванчика, "вытягнув ратицы" и подремывая часа два, а то и три. И уходил опять до позднего вечера. По соседним селам ездил на рессорной двуколке. Говорил: "Пийшов конякой до…". И называл село: "чи до Манькивки, чи до Саботиновки, чи ще як".

Так и жили мы в одной стране: и русские, и украинцы, и еще много какие народы и народности.

Рельсы и рейсы,
столбы и вокзалы,
Люди в вагонах
с горилкой и салом.
Звякнет стыками
стайка стаканов:
Там полустанок,
тут полустанок...
Державно протопчут
весом колеса:
Туда к дядьям,
а оттуда к крестной.
Хрустят позвонками
составы от веса:
С хлебом по рельсам,
с лесом по рельсам.
Рельсы в Воронеж,
в Киев рельсы,
Явью и сталью,
одним интересом.
Редко промчится
мимо порожний:
Воронеж - Киев,
Киев - Воронеж...

На Украину ездил часто, но особо запомнилась поездка на свадьбу к Тихонову старшему сыну. Двоюродный брат мой Сашко лет на шесть меня моложе, учился тогда в Белоцерковском ветеринарном институте. По приезде я тихонько спросил Тихона о причине такой спешки.

- Авансировала невеста хлопца, вот и погнали галопом, - ответил дядька.

Дом культуры был полон. Жених в черном и невеста в белом. На сцене стол под темно-красной бархатной скатертью, кругом цветы. В торжественной тишине мягким женским голосом полилась-зазвучала чистая украинская речь: "Шановний Саша, шановна Валя...", - так вроде бы запомнилось. До чего же мягок, чист и выразителен язык! Гости полезли за платочками, заслезили, засморкались чувственно, вкушая мед пожеланий.

На улице не удержался, спросил тетку Розу: "А на каком языке предпочитают у вас читать книги?". "А все на русском, - ответила она. В селе знает украинский язык директор школы. Может, еще кто... На украинском труднее понимается".

Даже в глубинке говорят на диалекте - смеси украинского и русского. Тихон легко читал и понимал газеты на украинском, растолковывал непонятные мне слова, но говорить продолжал на "варварском" наречии. В последние приезды украинским языком я уже не пользовался. Роза Яковлевна спросила о причине. Я пожал плечами, потому что и сам не знал почему — сместилось что-то в душе, и все тут.

После разора девяностых и Украину постигли упадок и обнищание. Повалилась по деревням уличная городьба. Хаты свои хохлушки белить по весне в разные цвета перестали. Облупились они, стали похожи на русские избы в глухих деревнях нерадивых хозяек.

Я тогда пересекал Украину в последний раз на автомобиле маршрутом: Воронеж - Курск - Киев - Одесса - Николаев - Днепропетровск - Харьков - Белгород - Воронеж. В Киеве посоветовали попытаться заправить бензином машину в Умани. В Умани добыл десять литров горючего. Там тоже посоветовали, и пошла езда... на советах. Дядя Тихон Макарович хоть и постарел, духом не падал, много шутил, вроде бы и не произошло никаких разделов и разладов.

На подъеме от речушки Ятрань остановил гаишник, заходил кругом, запричитал, прежде чем оштрафовать: "Як вин раскатывся, як вин..."

Хохлы неслись мимо - не нарушали, а вот москаль даже ползком взял и нарушил! В Одессе уже тогда движение было таким, как у нас сегодня, с большим количеством иномарок. Выехал на окраину в мокрой от пота и волнения рубахе. После Одессы на крохах бензина и "советах" кое-как дополз до Белгорода. И только заправившись "сколько надо" в Белгороде, с каким-то надрывом облегчения ощутил: дома я, в России. До-о-ма!..

Надвигались времена односторонней "холодной войны": это и украинский голодомор, устроенный, по мнению новых властей, москалями, и исторические несправедливости влияния востока на тяготеющих к западу украинцев. Везде втолковывали молодежи и детям в школе, что кормить москалей бедные украинцы уже просто замучились... Сегодня укры (изобретение украинских историков) ночами снятся украинским детям, нашептывая им, что корень у украинцев един с арийцами, а не какими-то там кочевниками-скотоводами и земледельцами. И вселяется в детские души восторг превосходства и над этими русскими, и над "сбродом" из Донецка и Луганска.

Два моих племянника и племянница служат в украинской армии. Племянница даже после университета пошла рядовой, племянники — один майор, второй - подполковник. Один в разведке, другой - в связи. После хорошей чарки горилки задал я им как-то вопрос в лоб: "Есть ли в украинской армии оперативные разработки в отношении России как в отношении вероятного противника?" Хлопцы побожились дядьке: нет! Есть только экономические предположения.

Это родственники по линии моей матери. Отцовы же сестры - мои тетки - уехали в начале пятидесятых на Донбасс. С невероятными трудностями там они обустроились, освоили шахтерские профессии, нашли мужей - таких же русских переселенцев, и стали давать стране угля. Проблем с языком и обычаями не было. Хорошо зажили, вырастили детей, для которых места эти стали от рождения родиной. Других мест они просто не знали, потому что в гости в Россию наведывались редко, некоторые не приезжали вообще.

Внуки и внучки сестер отца сегодня воюют с внуками и внучками моих дядьев по матери... Как же это так, а? В Рамони на рынке разговорился с пожилым кавказцем, торгующим саженцами винограда. "Откуда родом?" - спрашиваю. "Армянин", - отвечает.

- А я в Грузии служил в армии, - говорю, - в Армении бывал на учениях.

Армянин согласно кивнул головой:

- Нет на земле плохих народов, все народы хорошие; и грузины, и армяне, и украинцы, и русские... Есть плохие руководители — они людей и стравливают, - сказал старый рамонский армянин.

Та осень, когда я последний раз был на Украине, измучила жарой. А у Олександра Тихоновича (так зовут-величают его теперь посетители) непререкаемый авторитет и признание первоклассного ветврача, но с летним душем проблемы.

Нашел я в его закромах большущий бак и решил сам сделать летний душ, да вот беда - нет рабочих брюк. Сашко вынес мне камуфляжной расцветки штаны. Пробую. Так ничего, но в поясе великоваты. Сам Сашко и его дети мелкокостные.

- Это мой подполковник в США с американским офицером портами поменялся,- пояснил Сашко.

- И шо ж вин там робыв? - неожиданно для себя перешел я на украинский. И только потом понял, почему перешел на украинский: за державу, за Украину обидно стало!

Племянница Аня и четырехлетняя Вика приехали из Луганска в начале июня. Ходили мы в один из дней по рамонскому вещевому рынку, когда вдруг послышался низкий нарастающий гул пролетающего самолета. Никто на этот гул не обратил внимания, только маленькая Вика закричала пронзительно громко и тревожно: "Мама, самолет!" Этот ребенок уже успел повидать войну.

Источник: газета "Коммуна" 97 (26313), 10.07.2014г.

Источник: Газета "Коммуна"

[Последние] [Архив]