Воронежские новости - Страницы неизданной книги. Поэты и писатели, краеведы и издатели

За почти сорокалетнюю журналистскую деятельность мне пришлось писать об очень многих литераторах, артистах, певцах и композиторах, фольклористах, художниках, самобытных мастерах прикладного искусства из народа.
Отдельная глава – о тех, кто исповедует Слово. И здесь присутствуют имена не только тех, кто давно на слуху - Андрей Вознесенский, Виктор Лихоносов, Гавриил Троепольский, Владимир Войнович, Татьяна Бек, Осип Мандельштам, Егор Исаев, Евгений Евтушенко, но и простого острогожского пастуха Ивана Чеснокова, сельского учителя из Терновского района Леонида Аронова, шофера из Верхней Хавы Николая Попова, домохозяйки Лидии Титовой…
Рассказы о поэтах и писателях, краеведах и издателях могли бы составить отдельную книгу. Зерно же ее - это насколько талантлив наш народ, и не важно, окончил ли отдельный его представитель Петербургский университет или пас коров в дальнем селе под Воронежем. Некоторые главки из этой воображаемой книги я и хочу представить.

Вышел он из народа

Виктор Силин

Девятнадцать лет я «раскручивал» эту историю, связанную с судьбой мало кому известного Николая Артемьевича Лазарева. Особо не надеялся, что когда-нибудь поставлю в ней все точки над "i". Но понемногу, по "чуть-чуть", находил в разных источниках какие-то крупицы фактов, связанных с его жизнью, или какие-то детали, опосредованно выходящие на историю писателя-самоучки и народника.

Но вот наконец пришло время, чтобы свести в этой истории концы с концами.

Всего лишь около двух лет провел высланный в Воронеж (события происходили в конце XIX века) писатель из народа Николай Артемьевич Лазарев (Н.Темный). Находился он в нашем городе под надзором полиции, работал в слесарных мастерских, но писательства, которым увлекся в Москве, не бросал. На этой почве и познакомился с Валентиной Иововной Дмитриевой, которую принято считать первой русской женщиной-беллетристкой, вышедшей из народа.

Вообще, в их судьбах оказалось много общего.

Николай Лазарев родился 23 апреля 1863 года. Отец его происходил из крестьян, достатка, однако, был среднего. Сам кое-как ("своим умом") выучился грамоте, а потом и сына научил читать-писать. И отправил его в Москву осваивать слесарное ремесло.

"Но мальчику хотелось знать больше того, что он получал, работая с раннего утра до поздней ночи в мастерских, - вспоминал И.А.Белоусов, писатель, хорошо знавший и друживший с Н.А.Лазаревым. - Молодой Лазарев пристрастился к чтению, пополняя скудное образование, полученное от отца. Стал обучаться арифметике, грамматике, искал знакомства среди учащейся молодежи и случайно познакомился с семьей Златовратского, которая много помогла ему в его самообразовании".

В московских литературных кругах имя Николая Николаевича Златовратского обычно произносили с добавлением словосочетания "старый писатель-народник".

Здесь надо пояснить, что писатели из народа и писатели-народники - не одно и то же. Сначала были писатели-народники. Народничество, как известно, зародилось в среде разночинной интеллигенции, выражало интересы крестьянства и проповедовало крестьянскую революцию против самодержавия.

К ним-то и тянулись ломовые извозчики, приказчики, слесари и грузчики - в общем, рабочий люд, "баловавшийся стишками" и прозаическими опусами. Вот их-то и называли писателями из народа или самоучками.

Был среди них и Максим Леонович Леонов, отец будущего советского писателя-классика Леонида Леонова. На ту пору Леонов-старший ходил в лавочниках, торговал овощами. А ко всему прочему писал стихи, печатал их в дешевых народных изданиях и в театральном "Вестнике".

Или вот еще Егор Иванович Назаров из Ельца. Он служил сначала приказчиком, а потом писарем в Мещанской управе. Был знаком с самим Иваном Алексеевичем Буниным.

Но это так, к слову.

Писателем-народником слыл и обедневший мелкопоместный дворянин Николай Николаевич Златовратский. Жил он в Москве, в одном из переулков Каретного ряда, а на лето выезжал с семьей в маленькое именьице недалеко от станции Апрелевка на Киевско-Воронежской железной дороге. Когда жил в Москве, то по субботам у него на квартире собиралась пишущая молодежь.

Почему именно по субботам? Приходил к нему в основном рабочий люд, занятый с утра до вечера. А в субботу, перед выходным, можно было засидеться допоздна, никуда не спешить. "Н.Н.Златовратский жил очень скромно, - вспоминал Иван Белоусов, и субботы его были скромные: бутылка водки на всех, селедочка, колбаска - вот и все угощение. Но зато беседы были непринужденны, интересны и содержательны; на них-то и воспитывалась вся рабочая молодежь, которую старый писатель приближал к себе".

Летом не возбранялось жить в именьице Златовратских хоть весь сезон. Вот и зачастил сюда Николай Лазарев. Иногда с Николаем Николаевичем ходил он на рыбалку на пруд, а иногда просто плавал на лодке-плоскодонке. Они много говорили, спорили. На первый взгляд, Златовратский - "вещь в себе", неразговорчивый, с сурово сдвинутыми бровями.

Но он словно оттаивал душой, когда встречал единомышленников, становился оживленным, его глаза загорались, весь он подавался как-то вперед, начинал петь или читать стихи. Любил больше всего поэзию Н.А.Некрасова, а из песен - народные украинские мелодии.

Все тот же И.А.Белоусов вспоминал:

"Вообще Николай Николаевич любил пение. Вспоминаются мне летние ночи в Апрелевке. Над прудом, за день разогретым солнцем, поднимается туман. Теплынь. Тишина. Вдруг в чутком ночном воздухе слышится пение, - это Николай Николаевич соблазнился тишиною летней ночи, вышел побродить около дачи и запел:

Выйдь на Волгу - чей стон раздается
Над великою русской рекой?

И чувствуется, что не просто ради скуки поется эта песня, а слова ее глубоко переживаются певцом..." Но как бы тяжело ни приходилось Николаю Лазареву слесарить в мастерских Александровской железной дороги - работать приходилось по шестнадцать часов, - у Златовратского он появлялся часто. Принес он как-то своему учителю и первый свой рассказ из жизни рабочих с названием "Наследство".

Николай Николаевич внимательно прочитал и одобрил: "Вижу, что ты серьезно относишься к литературному труду, - сказал он. - Надо бы рассказ послать в "Русское богатство" Владимиру Галактионовичу Короленко. Он наш - народник. В революционном движении участвовал еще студентом в 70-е годы. Был выслан и жил под надзором полиции. Ты его "Историю моего современника" обязательно прочти".

Лазарев прислушался к совету старшего товарища и отправил рассказ в журнал на имя В.Г.Короленко. Тот в свою очередь проявил неподдельный интерес к творчеству писателя-самоучки из рабочих, у них завязалась переписка, а вскоре рассказ увидел свет в "Русском богатстве". Правда, подписан был псевдонимом "Н.Темный", так пожелал автор.

Фотографию писательницы Валентины Иововны Дмитриевой найти удалось,
а вот фото Николая Артемьевича Лазарева нигде не обнаружено<

К тому времени, как Лазарев стал жить в Воронеже под надзором полиции, Валентина Иововна Дмитриева была известной писательницей. Ее заметили В.Г.Короленко, М.Горький, у нее уже вышел "Митюха-учитель". А главное - в 1896 году напечатали ее рассказ "Малыш и Жучка", который, как сейчас скажут, стал бестселлером. Санкт-Петербургское "Общество содействия первоначальному воспитанию детей" присудило ей ежегодную премию имени известного немецкого педагога Ф.Фребеля за лучший рассказ для детей.

Потому имя В.И.Дмитриевой и было Лазареву известно. Он разыскал писательницу в Воронеже. Она рассказала, что отец ее - из крепостных крестьян, что всего в жизни она добивалась сама: окончила гимназию, Высшие женские медицинские курсы, так же, как и Лазарев, увлеклась народническими идеями, была под негласным надзором полиции. И печатались, как выяснилось, они оба в "Русском богатстве".

- А знаете, кто меня выследил? - спросил как-то Лазарев Дмитриеву. И подробно рассказал, как его взяли. - Сам Сергей Васильевич Зубатов приложил руку. Молодой стервец, а уже в начальниках московской охранки ходит! А все почему? Да потому, что свою систему вербовки провокаторов придумал. Агентов из нашей же среды, народнической, и вербует. Я это сразу смекнул, когда в мастерских на Александровской железной дороге стали один за другим появляться "новые рабочие". Не успеют придти, а уже все хотят знать: есть ли у нас кружки, и в кто в них заводила? Так Зубатов внедрял в рабочую среду своих агентов, чтобы выискивать "неблагонадежные элементы".

У меня на ищеек особый нюх. Я все время был начеку и тут же наших ребят предупреждал: "Митюха! Ты не очень-то слюни распускай с таким-то, а то угодишь туда, откуда и не вылезешь. Сам попадешь и других утопишь!" Будучи "звездой" царской охранки первой величины, Зубатов вывел "в люди" и самого известного "провокатора-виртуоза" - гродненского мещанина Евно Фишелевича Азефа. В своих донесениях Азеф постоянно упоминал имя Зубатова. Типа: "Я считал и считаю теперь, что сведения, поступающие от меня Сергею Васильевичу...", "...могу это делать с сообщениями Сергея Васильевича...", "...Сергей Васильевич упрекнул меня..." (Письма и донесения Азефа впервые были опубликованы в 1994 году. - В.С. ).

Однако Зубатовская система дознания, когда в мастерских стали ставить агентов из рабочих, начала давать сбои. А потом и совсем потерпела крах. Но он все-таки доискался, кто оказался в мастерских самый умный и сметливый. И нагрянули к Лазареву с обыском. Жил Николай Артемьевич на квартире вместе с известным в то время статистиком Иваном Павловичем Боголеповым. Тоже из числа "неблагонадежных". Жандармы вверх дном перевернули всю квартиру, но так ничего компрометирующего и не нашли. "Ваше благородие, там темно и пыльно, не ровен час - орден запачкаете или потеряете", - смеялся Николай Лазарев в глаза жандарму, который полез под кровать искать "прокламации смутьяна".

И хотя ничего "предосудительного" не было найдено, Лазарева все-таки арестовали, учинили несколько допросов, посадили в тюрьму. Так начались его скитания из одной каталажки в другую.

- А потом выслали в Воронеж, - заключил свой рассказ Николай Артемьевич, - где я и нахожусь под неусыпным оком полиции.

Валентина Иововна понимающе кивнула головой.

- А хотите, еще один курьез расскажу, который я устроил сыщикам?

Дмитриева вновь кивнула головой.

- Они мне в морду письмо тыкали, которое прислал мой хороший знакомый и тоже писатель из народа Иван Белоусов. Не давали им покоя строчки: "Дрожжин ждет (был такой поэт-самоучка. - В.С.); к нему приехали два знатных иностранца". Все допытывались у меня: кто такие эти "знатные иностранцы"? И тогда я, изведенный донельзя допросом, издевательски выпалил: "К Дрожжину приехали известный немецкий поэт Райнер Мария Рильке и Андрес Саломе - двоюродная сестра Ницше!" И при всей их тупости они смекнули, что я просто издеваюсь над ними, и ищейки бросили мне в лицо это письмо за ненадобностью.

Ссылка в Воронеж для Лазарева закончилась, и он вновь вернулся в Москву. На прежнее место его не приняли, и он сначала устроился на насосную станцию, а потом стал работать монтером в трамвайном Сокольническом парке. Его писательство как-то сошло на нет (литературное наследие Н.А.Лазарева невелико: семь рассказов и путевой очерк путешествий по Кавказу, выпущенные издательством в Харькове и толстовским "Посредником"). А увлекся он изобретательством. Придумал машину, предназначенную для посыпки песком рельсов железнодорожного полотна. Как Левша, докопался, почему "аглицкие" веретена, используемые на прядильных фабриках, во сто крат лучше российских. И сделал подобные - не хуже заграничных. Были у него какие-то вагонные усовершенствования, придумал и межвагонные заграждения...

Но вскоре его свалила болезнь. Несколько месяцев провел в больнице.

Тщетно.

Умер 21 мая 1910 года.

Хоронили его на Ваганьковском кладбище.

Среди рабочего люда, провожавшего Лазарева в последний путь, оказались и стихотворцы.

Кто-то прочитал над могилой строки:

Знал он рабочих тяжелые муки,
Сам человек был труда,
И успокоил уставшие руки
В темной земле навсегда!..

Через год на могиле Лазарева сын Н.Н.Златовратского, скульптор, установил простой гранитный памятник с этими самыми стихами. А через полтора года умер и Николай Николаевич Златовратский, которого тоже упокоили на Ваганьковском кладбище.

Портрета Н.А.Лазарева разыскать не удалось. Да его, по-видимому, и нет. Правда, по воспоминаниям известно, что "лицо у него было энергичное, черты грубоватые, но правильные - открытый умный лоб, густые волосы на голове и бороде".

Не нашел я и его книг. Но уж если сам Владимир Галактионович Короленко интересовался рассказами писателя-рабочего, то, значит, было в них что-то замечательное!

(Продолжение следует)

Источник: газета "Воронежская неделя" N 18 (2159), 30.04.2014г.

Источник: Газета "Коммуна"

[Последние] [Архив]