 |
12.10.17
"Столп общества"
Поиски и находки | Сразу две ранее неизвестные картины признанного воронежского художника Валентина Яковлева, 130-летие которого отмечается в нынешнем году, удалось разыскать журналисту "Коммуны"
Виктор СИЛИН
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Н.А.Заболоцкий. Яркое солнце нестерпимо колет глаза. Да так, что особо не разбежишься по спуску Помяловского. Прыг-скок, прыг-скок по гранитным ступенькам. И ты оказываешься не просто в старом, а в древнем городе. А вот и крохотная улица, короткая, как перочинный нож, под названием Правая Суконовка. Говорят, что здесь ещё в первой половине восемнадцатого века, на земле, принадлежавшей фабриканту П.Н.Гарденину, поселился рабочий люд основанной им мануфактуры.
А вот и нужный мне дом. Он тоже очень старый, построен аж в 1879 году!
Вообще, это невероятное чудо, когда ты не ведал и не предполагал, и вдруг сиюминутно становишься свидетелем открытия настоящего клада. Причём происходит всё крайне обыденно: приходишь к незнакомому человеку, говоришь, что из сохранившегося наследия художника Валентина Яковлева видел от силы три - четыре картины, и тут хозяин дома из-под кресла достаёт завёрнутый в тряпицу квадрат и говорит: "Ну вот, прибавишь к своему списку пятую", - и протягивает мне картину.
- Это портрет моей бабушки, Валентины Александровны Яковлевой, в замужестве Немейко, старшей сестры художника, - поясняет хозяин картины Александр Неловкий.
На синем фоне - чёткий, почти графический профиль молодой женщины. Чёрная, ещё не тронутая сединой копна волос, аккуратно уложена, высокий - стойка - воротник; покатые плечи скрывает чёрный бархат с золотой оторочкой по краям. Глаза устремлены вниз, взгляд пасмурныйБЂ¦ И при этом чувствуется какое-то внутреннее напряжение, несгибаемая воля героини портрета.
БЂ¦Краснослободск слыл провинциальным городком. В его центре, неподалёку от базарной площади, собиралось немало извозчиков, как в наши дни таксистов. Отсюда они разъезжались во все концы городка. Сторгуются об оплате с каким-нибудь гражданином или дамочкой, и понеслась пролётка по булыжной мостовой. А если куда подальше - там уже как по просёлочной, по накатанной дороге. В грязь, само собой, не разгонишься, и застрять немудрено. Тут уж извозчик подставляет своё плечо, поднимает пролётку из дорожной хляби и выслушивает упрёки пассажира.
Валентин Яковлев, "Автопортрет". Фотокопия картины из архива В.Г.Фролова.
В тот приезд Яковлевых в Краснослободск случилось два происшествия, о которых потом ещё долго вспоминали. И оба случая были связаны с Валентином. О них я и расскажу.
Как-то Валентин вышел днём прогуляться. Солнце с утра нестерпимо палило. В палисадниках, что были разбиты у каждого дома, чахли мальвы вперемешку с жухлым паслёном, на котором виднелись мелкие ягоды, да лебеда и осот с молочаем. То лето оказалось очень жарким. Дожди перепадали редко, от случая к случаю, словно вырвавшиеся из заточения струи воды наспех хлестали булыжную мостовую и всех прохожих, не успевших спрятаться в укрытие. И тогда жители Краснослободска вздыхали с облегчением: хоть на часок становилось легче дышать - дождь смывал грязь и пыль, воздух становился влажным и прохладным. Но вскоре тучи словно испарялись, как влага с мостовой, уходили куда-то за горизонт, и с новой силой начинало палить солнце.
Так вот, не дошёл в тот день Валентин ещё до базарной площади, как в самом начале улицы, поднимая клубы пыли, во всю прыть нёсся, не разбирая дороги, тарантас. Слышно было, как в панике с криками разбегался люд, хватая на руки малолетних ребятишек, а куры, с невероятной ловкостью отрываясь от земли, словно они и не куры, а голуби, беспрерывно и ошалело кудахтали. То был старый тарантас, такие уже давно повывелись, и непонятно, как он мог сохраниться. Устроен он был для просёлочных дорог, и на большее его не рассчитывали. А тут нёсся со всего размаху по булыжной мостовой, беспрестанно подпрыгивая и тарахтя на всю округу, готовый в любую минуту развалиться на части. Что испугало лошадь, почему она сорвалась с места, словно угорелая, приходилось только гадать. Автомобилей в то время в Краснослободске ещё не видели (в обеих столицах много случаев тогда произошло: лошади шарахались от невиданных доселе авто и безостановочно неслись во всю мочь), так что лошадь не могла испугаться, может, так жара подействовала на животинушкуБЂ¦ Кто его знаетБЂ¦
Но факт остаётся фактом: тарантас нёсся прямо на Валентина, ещё какое-то мгновение - и он мог оказаться под копытами лошади. Потом он не мог толком объяснить, в какую долю секунды пришло решение броситься наперерез ошалевшей от испуга лошади, изловчиться и схватить под уздцы, неимоверным усилием затормозить и удержать её. Лошадь стояла, но фыркала и гребла под себя передними копытами.
- Спаситель вы наш, сами-то не пострадали? - опомнился извозчик. - Нигде не зашиблись?
Валентин ответил не сразу, стоял как вкопанный. Потом словно что-то его толкнуло, опомнился:
- Да нет, вроде цел, - ответил он и ощупал себя с головы до ног.
- Вы уж не серчайте, - просительно-подобострастно обратился извозчик. - Чего уж она взбеленилась - ладу не дам. Да разве угадаешь тутБЂ¦ А вам мы премного благодарны, не знаю, как и сказатьБЂ¦
В то лето Яковлевы гостили в Краснослободске всем семейством. Они не упускали возможности наведаться на свою малую родину (здесь родилась мать семейства Валентина Петровна и все её дети, кроме самой младшей, Марии, появившейся на свет в Воронеже). Останавливались всегда в домике их няни и её дочери Сашеньки Зайцевой.
Всё им здесь было мило и благостно, всё трогало душу: и ранние петушиные переклички, начинавшиеся, когда ещё только теплился рассвет, и утренние чаепития за большим столом, на котором главенствовал почти ведёрный самовар, и вечерние прогулки по Краснослободску, где с малолетства знаком каждый уголок. По вечерам с окраин ветер доносил звуки гармошки и балалайки. И уже здесь, где-то по соседству, женские голоса жалостливо выводили:
Зачем тебя я,
милый мой, узнала,
Зачем ты мне
ответил на любовь?
Ах, лучше бы
я горюшка не знала,
Не билось бы сердечко
моё вновьБЂ¦ - Хорошо поют, - говорил Валентин, второй по старшинству из братьев Яковлевых. - За душу трогают.
И он брал в руки балалайку, садился у окна и начинал играть. Сначала шли какие-то простые, щемящие мелодии, потом он останавливался, обводил взглядом улицу, по которой чинно прогуливались барышни, почему-то под зонтиками от солнца, хотя уже вечерело, и вдруг неожиданно, будто с разбега, начинал играть что-то из Шуберта. Гулявшие тут же приостанавливались и обращали свои взоры на открытое окно, из которого и лилась музыка. И так стояли до тех пор, пока балалайка Валентина Яковлева не замолкала.
- Вот вам и плебейский инструмент, - слышалось в холле. - Нет, если балалайка в умелых руках, то и Шуберт, и Мендельсон ей подвластны.
Валентин, как и все дети в семье Яковлевых, оказался способным во многом: он был музыкален, прекрасно танцевал, был ловким и сильным, а главное, мог на листе бумаги, в портрете или в зарисовке, выразить сиюминутное настроение.
Однажды ему (по одной версии, известный композитор, по другой - непревзойдённый скрипач) предложили всерьёз заняться музицированием на балалайке и при этом многозначительно заметили: "А после повезём вас в Европу, и вы там обязательно прославитесь". На что Валентин, как утверждает семейное предание, ответил как отрезал: "У меня есть одна страсть, и я ей не изменю. Страсть эта - рисование".
В тот приезд в Краснослободск Валентин не только играл по вечерам на балалайке, развлекая домашних и соседей, но и помогал по хозяйству, не отказывался ни от какой работы. Благо силёнок у него хватало, каждодневно он делал физические упражнения, как тогда говорили - с отяжелением, то есть с гантелями.
Произошёл ещё один случай, когда Валентину пришлось проявить и силу, и смелость.
(Продолжение следует).
Источник: газета "Коммуна" | Б„–81 (26725) | Пятница, 13 октября 2017 года
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2017
|
