 |
20.11.14
Рисунок в блокноте
Годы и люди
Александр Бровашов и Василий Песков. Фото из архива «Коммуны»
Как ни крути, а почти все памятное связано у меня с Доном.
Василий Михайлович Песков не раз гостил в Петропавловке у моего товарища, натуралиста и фотохудожника Александра Федоровича Бровашова. Но "гощение" это было, как правило, рабочим: то фотографирует Василий Михайлович найденное Бровашовым на меловой круче гнездо филина, то очерк о зыбучих наших песках, "Донской Сахаре", пишет.
Александр Нестругин,
член Союза писателей России
Петропавловский район, Воронежская область Но, видно, сильно запали наши места ему в душу. И вот летом 2002 года решил Василий Михайлович вместе со своими друзьями, журналистом, издателем, государственным деятелем советских лет Борисом Ивановичем Стукалиным и заядлым охотником и любителем природы Анатолием Яковлевичем Митронькиным, бросить у нас якорь основательно, на недельку: всмотреться неторопливо в тихую пойму, разглядеть озера-старицы, на Дону порыбачить. Время было выбрано во всех смыслах самое подходящее: конец июля – начало августа. Ни комаров, ни гнуса-мошкары, утренние зорьки уже прохладные, клев, оборванный срединнолетней жарой, начинает оживать. Правда, погода не всегда ведет себя предсказуемо - а уж о рыбе и говорить нечего.
Накануне приезда гостей Саня Бровашов попросил меня выступить в роли эксперта-Донознатца, место для лагеря подходящее присоветовать.
Перебрав с полдюжины самых клевых мест, остановились на высоком, поросшем дубом и вязом крутобережье чуть ниже Суходонецкой переправы. Место, что называется, самое то: и тень есть - от дневного солнца укрыться, и под обрывом - глубокие омута-водокруты, а выше по течению, прикрывшись тальниково-песчаной излукой, зеленая заводь широко так, вольно легла.
К этой заводи пересыхающим устьем Земкинского ерика выходит донская старица, давно уже превратившаяся в многокилометровую цепь озер, больших и малых. А подле той старицы - тальники, перелески, заливные луга-займища, полузаросшие полойные озерца-саги - лебединый край, воля вольная…
Там, на Суходонецкой, гости наши и расположились. Все необходимое, в том числе лодки, самые разнообразные снасти и наживки-приманки, они привезли с собой: Анатолий Митронькин приехал в Воронеж из Саранска на УАЗе с прицепом, битком набитым всякой полезной всячиной. Главными рыбаками в той дружеской компании были Борис Иванович и Анатолий Яковлевич, и ловить они собирались не что-нибудь, а сомов-крупномеров.
Василий Михайлович, по-доброму посмеиваясь над своими увлеченными друзьями, говорил, что сам он - рыболов доморощенный, и нужна ему всего лишь такая малость - поймать донского сазана на пуговицу. О том и меня спросил: можно ли так сазана поймать? Я удивился: что за странный способ такой?
Оказалось, что в странствиях своих повстречал Василий Михайлович где-то местного рыболова, ловившего сазанов особенным китайским способом. Снасть-то давно и хорошо в наших местах известная - жмыховая донка, но роль крючка в ней выполняла пуговица на крепком поводке: ее сазан всасывает (вроде бы) вместе с размываемым течением жмыхом, а потом, как "несьедобицу", выбрасывает через жабры. И таким вот необычным способом "засекает" сам себя: когда поводок натягивается, пуговица срабатывает как концевой стопор на кукане.
Рассказывал Василий Михайлович об этом без свойственной всем заядлым рыболовам охотничьей страстности, но живо, увлекательно. Чувствовался в его словах неподдельный интерес. Не "добытческий", а скорее азартно-мальчишеский: дескать, если и впрямь так ловить можно, то отчего же не попробовать? А вдруг получится!..
Разговор этот зашел, когда вскоре после приезда гостей заглянули мы с Александром Бровашовым и тогдашним редактором местной "районки" Александром Поповым к ним "на донской огонек". Заодно и жмыха привезли - твердого, кругового, как раз для сазаньей охоты годящегося. Интересом своим Василий Михайлович и нас, аборигенов, увлек. Стали размышлять-прикидывать, как самим такую снасть сделать.
Василий Михайлович уточнил, что пуговица должна быть не простая, а "золотая" - большая, металлическая, солдатская. При скорых московских сборах у него под рукой таковой не оказалось, но Борис Иванович Стукалин ради друга пошел на крайние меры - срезал искомую пуговицу с мундира, в котором он, Чрезвычайный и Полномочный Посол Советского Союза в Венгерской Народной Республике, появлялся на официальных приемах.
До проверки особого китайского пути в русской рыбалке тогда дело не дошло, поскольку беседа такая душевная собралась - не оторвешься. Мне, впрочем, оторваться пришлось. Дело в том, что накануне в общем рыбацком разговоре я упомянул, что успешно ловлю лещей, язей и "еще кое-что, только т-с-с!" на метелику.
Василий Михайлович хоть и думал, казалось, о своем, сразу заинтересовался: это что, дескать, за зверь такой? Рассказал я тогда, что метелика (мытылыка, матылыка) - местное название личинки бабочки-поденки. Личинка эта обитает в Дону не повсеместно, а лишь там, где проступает на береговых обрывах особая глина - синеватая, вязкая, на ощупь вроде бы маслянистая. Слои этой глины похожи на потемневший от времени дырчатый сыр, столько в ней норок-ходов личинками-отшельницами понаделано.
Песков о поденке, конечно же, знал, но видеть ее личинок ему не доводилось, и он сразу загорелся: "А показать сможете?" Я пообещал. Теперь пришло время обещание свое выполнить. Достал из багажника "Нивы" специальную, с подогнутыми "трубочкой" краями лопату, приладил длинный держак из орешника. И двинулся на промысел. А промысел тот - дело непростое. Нужно, стоя на краю обрыва, опустить лопату в воду и вогнать ее с силой в вязкую глину почти отвесного берега, потом снасть свою провернуть-вышатать да на берег аккуратненько поднять. И потом уже, осторожно разламывая вынутый из лопаты глиняный кругляш, добывать столь обожаемую рыбьим царством наживку.
На Суходонецкой метелики в тот год было мало, но я надеялся, что хоть пару-тройку личинок добуду на показ. Упорствовал долго, из сил выбился, дело к ночи - и ни-че-го! Прежде со мной такого конфуза не случалось. Как будто черт под руку толкал. Пристыженный, вернулся я в лагерь. Повинился. Гости в один голос стали меня утешать - не беда, подумаешь, будет еще случай. А Василий Михайлович Песков тут же нашел выход из положения:
- А вы нарисуйте!
- Что нарисовать?
- А метелику.
- Не умею я рисовать, совсем.
- А вы попробуйте!
И подает мне свой походный блокнот, который у него всегда под рукой был. Что тут говорить станешь? Наобещал, оконфузился, давай теперь, хвастунишка, перевоплощайся в художника... Взял я карандаш и давай выводить загогулины.
То, что мне удалось изобразить, было больше похоже на какую-то сухопутную сороконожку, чем на обитательницу подводных донских глин. Но Василий Михайлович меня похвалил:
- Хорошо. Теперь понятно, о чем речь.
Пошутили еще малость на тему моего художества, да и к другим темам перешли. Расставаясь, договорились, что через день-другой я приеду на Суходонецкую с ночевкой, и мы с гостями порыбачим вместе - на самых верных местах, по-серьезному. И про метелику подумал, но теперь уже в свои задумки никого посвящать не стал. Когда я спустя два дня вольным пятничным казаком, с банкой отборной, намытой на Стрибной яме метелики подъехал к Суходонецкой переправе, то уже издали разглядел, что лагерь друзей-"песковцев" исчез.
Место было чисто прибранным и - пустым. Уехали, но куда? Ночь прошла в разговорах с другом-костерком. Утром, едва сереть стало, выплыл, стал на якорь выше притопленного вяза. На рассвете крупная густера на метелику не брала, а прямо-таки била: поклевка так сильно отдавалась в руку, что и на кивок смотреть не нужно, только подсекай. И подсекал - раз за разом. Но не было ощущения острой радости от счастливой рыбалки - может, потому, что не с кем было радостью той поделиться? А так хотелось...
Потом узналось, что московско-саранские гости наши просто не выдержали - не столько зноя-бесклевья (ни сомы, ни сазаны знакомиться с ними не захотели), сколько шумных соседей с их оглушительной музыкой и хмельным гвалтом до утра. И откочевали в другие места - туда, где потише. Разминулись мы всего несколькими часами.
Так и не удалось мне показать Василию Михайловичу метелику вживе. Но у меня есть утешение-оправдание - тот самый рисунок в блокноте, чемто напоминающий наскальное творчество древнего человека.
Готовя очерк о том донском путешествии, Василий Михайлович не мог не пролистать свои путевые записи. Увидел тот потешный рисунок - и улыбнулся. Во всяком случае, мне так это видится...
Источник: газета "Коммуна" N155 (26371), 20.11.2014г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2014
|
