 |
09.07.14
На этом счастливом закате...
ЛИТЕРАТУРНАЯ ГОСТИНАЯ
Александр ВЫСОТИН г.Воронеж
Близок летний сельский вечер – огромный знойный диск солнца идет на закат. Соприкоснувшись с горизонтом, знойный диск солнца, словно надеется обрести прочность опоры, но тут же убеждается в земной непрочности, погружаясь и погружаясь в ее глубину, напоминая о себе игрой света на небе и покоем на земле… Предчувствие сельского вечера с его закатом как предчувствие мимолетного счастья, как самые трепетные мгновения жизни, когда возникает необъяснимо в человеческой душе радостное состояние и понимание общности и сближения людей: Я вами сейчас надышусь - На этом счастливом закате. Не стану сравнивать вечера сельские и городские, не стану хвалить одни, противопоставлять их друг другу. Все они по-своему хороши. Вечерний закат в Кольцовском сквере с его шуршащими струями фонтана, где также возможно: «Я вами сейчас надышусь - // На этом счастливом закате»... Летний вечер в моем родном селе, в панинском селе Криуше, как и в других воронежских селах, помимо красоты, еще и продолжение дневных забот. Идет полив на огородах, в цветниках. Тетя Шура, которая живет от нас через дорогу, согнувшись, она и ходит так постоянно в последние годы, поливает по-старому: из ведра, звякая кружкой. Соседка-дачница, там, где резиновый шланг не достает, поливает цветы из лейки. И пусть еле-еле, но уже прохладно тянет вечерней свежестью от политой водой земли, обжигающе нагретой за день. Есть во всем этом и другое - Поливает женщина цветы. Есть ли что привычнее и проще? Но ее движений легкий росчерк Вечеру добавил красоты... Раньше приметой летнего вечера у нас в селе, как и всюду, было возвращение стада домашних коров с пастьбы, особая радость при виде входящих в село коров. И ведь удивительно же, ничего же особенного в том не было, было все буднично, просто, привычно. И тем не менее осталась как память сердца, которая сильнее рассудка памяти: Отпел петух. Пригнали стадо. Ушел незримо день в луга. Сошла вечерняя прохлада, Как тень, на теплые дома. Конечно, отроческая тайна радости при виде возвращающегося с летнего пастбища стада коров тогда-то для меня, видимо, напрямую была связана с тем, что я во все глаза старался увидеть и сразу же громко звать Малинку. Но теперь-то зачем я, пусть и не выбегаю, но ускоряю шаг к калитке!? Смотреть-то уже не на кого: на огромную половину села - в один конец пять коров, в другой, именуемый Юровкой, - семь. Потому и нет, как раньше, наемных постоянных пастухов. Неподдающиеся селяне мои, держатели коров, сейчас пасут по очереди, сменяясь ежедневно. Все это вносит особицу при возвращении крохотного стада: иногда все проходит тихо и не слышно, иногда шумливо, крикливо, с хлопаньем кнута: в зависимости от того, кто пас. Дело, наверное, в том, что - А память прошлое хранит, Моя душа туда стремится: Так, вздрогнув, все еще летит Убитая в полете птица. ...Я иду от калитки, вспоминая ту очередность, что следовала тогда, после возвращения Малинки из стада. Она привязана. Мать, положив накошенную траву, доит корову. Мне можно собираться в наш сельский клуб. В клуб, скрытно и волнующе приближаясь к самому трепетному, что возникает на пороге юности - способности безоглядно влюбляться и уже постигать счастье от этой чистой влюбленности: И глаза голубей незабудки, И тот клуб, Где веселые шутки, И счастливое Черно-белое наше кино. Жизнь, как это часто бывает, разнесла в разные стороны. Но ведь было! И пусть, что - Это было давно... Я не помню, когда это было... Пронеслись как виденья, И канули в вечность года. Утомленное сердце О прошлом теперь позабыло... Это было давно... Я не помню, когда это было... Может быть, никогда... Нет, нет, было, было! Я невольно вздрагиваю, а могло и не быть! Как были бы незаметнее, беспамятнее вы, мое отрочество, моя наступившая безраздельно юность. Хорош прохладный вечер лета! Во мне он неудержимо рождает "Безумной нежности припадок" и к прошлому, и к настоящему. Подходит мой самый близкий, самый надежный человек и садится рядом на скамейку. Кто-то написал прямо-таки про нас: Мы не венчаны с тобой, На запаханной усадьбе Приголублены судьбой. Оба были бобыли, В угол брошенный пришли, Не могли налюбоваться, Наглядеться не могли. Сели мы под образа, И растеплились глаза... Скособоченной избой Мы повязаны с тобой, Где бока печные светлы, Где наличник голубой. Видно, нужен просто дом Да три грядки под окном, Да бесхитростные ветлы Над канавой, над прудом. Как же порой, действительно, мало надо для покоя в душе и простого житейского счастья. Сидим на деревянной скамейке, не весть когда выстроганной нашим сельским плотником, сидим больше молча, понимая друг друга с полуслова, когда вовсе не надо громко, потому что - Есть голос и у скрытой боли. ... А вдруг и ты - такая боль! Вдруг и молчанье - поневоле! И горек ветер над тобой? Вдруг только малость замечаю, Мой слух не стоит ни гроша: Живет, омытая печаль, Твоя негромкая душа. Хорошо, что хоть на миг подумал об этом, потому что в житейской обыденности, в суетливой круговерти не до того, да и проявления чувств начинаешь как-то стыдиться и потому скрывать... С приближением темноты укладываю во дворе небольшую кучку хвороста, припасаю еще и после этого зажигаю наш семейный костерчик: Горят веселые дрова, Как на ветру мои слова. И скачет пламя золотое, Пьяна без хмеля голова. А вечер выдался хорош. И унимает сердце дрожь, И блещут звезды золотые, И слышу, ты ко мне идешь. Ты сядешь молча у костра, Моя светлейшая сестра. Любовь, ромашка золотая, И ночь опустится быстра. И так хорошо, так хорошо! Но так мы люди, видимо, устроены - неотвратимо хочется чего-то большего, иного, неизведанного, несбыточного... Так ли уж потому, что утром попалась мне под руку публикация об истории романса "Калитка"? Оказывается, только в восьмидесятые годы века двадцатого установили, что слова романса, известного как "Калитка", принадлежат ныне забытому Алексею Николаевичу Будищеву (1867 -1916), автору романов, повестей, рассказов. Да, но мало ли что прочитаешь порой за день. Иная, иная, конечно же, здесь причина. Причина тому вот этот обычный летний сельский вечер, извечная пора таинства, любви и свиданий, которая утрачивается с возрастом, но усиливается в желаниях - Лишь только вечер затеплится синий, Лишь только звезды зажгут небеса. И черемух серебряный иней Уберет жемчугами роса. Отвори потихоньку калитку И войди в тихий садик, как тень, Не забудь потемнее накидку, Кружева на головку надень. Там, где гуще сплетаются ветки, У беседки тебя подожду И на самом пороге беседки Кружева с милых уст отведу. Вижу, как наш сад, не песенный, густо вбирает сумерки, может, потому, что сильно загущен по моей вине и - "как неприкаянный ребенок сад отбивается от рук". Беседку я там не выстроил. Но тень видится, тень мечты, потом исчезает. Нет, не исчезает, а та давняя - "Тень твоя, милая женщина, нежно идет на ущерб", как идет на ущерб и луна на вечернем небе. ... Костер наш догорел. Сидим на скамейке, терпеливо ждем, когда угли совсем почернеют... Все постепенно меняется вокруг. Идет непостижимая для человека борьба света и тьмы, отзываясь многоголосно в душе... Вечерний звон... Как много дум наводит он О юных днях, в краю родном, Где я любил, где отчий дом. И как я, с ним навек простясь, Там слушал звон в последний раз! Уже не зреть мне светлых дней Весны обманчивой моей! И сколько нет теперь в живых Тогда веселых, молодых! И крепок их могильный сон; Не слышан им вечерний звон. Лежать и мне в земле сырой! Напев унывный надо мной В долине ветер разнесет; Другой певец по ней пройдет. И уж не я, а будет он В раздумье петь вечерний звон! Если и не петь, то будет кто-то вот так же, как я сейчас, простодушно и зачарованно смотреть на вечерний закат... А вот уже разрастается и разрастается "Безумной нежности припадок, предвосхищенье смертных мук". И не о смертных муках думы, а о том, чтобы не вскоре случилось то, как в стихотворении Юрия Кузнецова, "Отсутствие" - Ты придешь, не застанешь меня И заплачешь, заплачешь. В подстаканнике чай, Как звезда, догорая, чадит. Стул в моем пиджаке Тебя сзади обнимет за плечи. А когда ты устанешь, Он рядом всю ночь просидит. Этот чай догорит. На заре ты уйдешь потихоньку. Станешь ждать, что приду, Соловьем загремлю у ворот. Позвонишь. Стул в моем пиджаке Подойдет к телефону, Скажет: - Вышел. Весь вышел. Не знаю, когда и придет. Ладно, видно будет: как и что. А пока... А пока я здесь, рядом и вместе. Чуть ласковее, чем всегда, зову идти спать, предварив все нашим привычным тихим поздним чаепитием. И в самом деле: зачем, как сказал древний мудрец, тревожить слабую душу проблемами вечности? Наша жизнь - это то, что сейчас. Ведь к неожиданной радости моей простое бытие наполнилось небесной и земной сутью, поскольку обрелось прикосновение к чему-то большему в этот очередной такой обычный по своей сути сельский вечер: Я к вам уже хорошо отношусь, И думаю - этого хватит. Я вами сейчас надышусь На этом счастливом закате.
Источник: газета "Воронежская неделя" N 28 (2169), 09.07.2014г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2014
|