 |
31.05.15
Тайна Бальсиерры
Предлагаем вниманию читателей новый рассказ давнего автора газеты «Воронежская неделя», известного испанского юриста Мануэль Гарсия Альвареса.
Мануэль Гарсия Альварес
Рассказ
Однажды вечером, когда я пытался сконцентрироваться на своей работе, услышал вдруг громкий стук в дверь.
– Откройте, пожалуйста, Дон Анхель!
Это был Эустакио, жандарм в отставке из Бургоса, работавший сторожем в старинном дворце Бальсиерра, где только что начались ремонтные работы. В нем готовились помещения для управления жандармерии.
- Я очень боюсь, Дон Ахель. Вот уже несколько дней я слышу странный шум во всем здании, а сегодня он стал громче. Такое впечатление, будто в дом кто-то ночью вселился. Поскольку вы родственник некоторых из бывших обитателей особняка…
- Что вы говорите Эустакио! Не привиделся ли вам "Заклинатель злых духов"? Я пойду с вами, но, а вдруг мы встретимся там с нечистой силой...
В ту пору я жил на улице Школьная, в доме, сохранившемся до наших дней и который стоял метрах в десяти от дворца Бальсиерра. Это было здание, построенное в XIX веке и превращенное теперь в жилое помещение, в котором проживали разные люди самых разных профессий.
По настоянию встревоженного сторожа мы решили обойти все комнаты трехэтажного здания - бывшего особняка местной аристократки. Верхний этаж, в котором когда-то размещалась гостиница, насчитывал несколько комнат. В одной из них, - я это хорошо помню, потому что она видна была из окон моего дома, - находился зал для тренировок боксеров. Наверное, именно там я пристрастился к "спорту двенадцати канатов". Моих друзей и меня иногда пропускали в этот импровизированный спортивный зал. Там мы садились на пол и с наслаждением наблюдали за тем, как боксеры наносили удары друг другу, слушали, какой шум был от кожаных перчаток, вдыхали запах линимента и канифоли.
Там также проводила свои репетиции труппа сарсуэлы1 общества "Досуг Продюсера", которая ставила сложные для исполнения произведения. Думаю, что там проводила свои репетиции местная капелла. Другое помещение было приспособлено для показа фильмов, возможно, они были первыми в моей жизни. Я очень хорошо их помню. Это были "Ломаный грош" в трех сериях, пришедший с Запада, незабываемая серия "Фуманчу" из трех частей: "Фуманчу", "Фуманчу нападает" и "Барабаны Фуманчу". Вспоминая эти последние, я должен признаться, что под их влиянием у меня появилось чувство какой-то ксенофобии, проявлявшееся в течении ряда лет по отношению к так называемой ";елтой расе", особенно - если китайцы носили косичку и круглую шапочку на голове. Таких китайцев изображали в рекламе торговой марки флана2.
На втором этаже прежде был игорный дом, описанный писателем Леопольдо Алас "Клари". Позднее, когда я был еще ребенком, помещение занимал бар общества "Досуг Продюсера". В баре мы, мальчишки района, покупали по доступной цене бутерброды. Естественно, мы не могли попасть в соседние комнаты, где находились игровые залы.
Была в здании дворца и библиотека, где посетители читали скорее свежие газеты, чем книги.
Первый этаж предоставлял людям, не имевшим ничего общего с "Досугом Продюсера", большое разнообразие возможностей. Там же находились комнаты, которые занимал консьерж.
На углу, между улицей Школьная и переулком с тем же названием, была сапожная мастерская Тинона - галисийца по происхождению, которому принадлежала еще одна мастерская на площади Провинции. Это было неприглядное место, похожее на старинную клоаку, служившую общественным туалетом. На углу улицы Сан Хосе была парикмахерская "Мончин", куда я ходил стричься. Там обычно велись разговоры, касающиеся слабого пола. Собеседниками владельца парикмахерской были его друзья, молодые люди, которые постоянно сидели там. Это обстоятельство послужило поводом считать их уволенными безработными, однако я ошибался.
Спустя годы, когда я увидел один из лучших фильмов моего любимого режиссера Ф. Феллини, то нашел много общего между его героями и завсегдатаями той парикмахерской Овьедо. Войдя в заведение добряка Мончино, я с удивлением увидел, без сомнения, забытый, очень ценный предмет, который в детстве привлекал постоянно мое внимание. Это была рамка с фотографиями игроков Атлетико Бильбао Кармело, Оруе, Арета и Гайнза. Я все время думал о том, что Эустакио, поклонник той команды, как многие испанцы того времени, взял этот портрет, чтобы, как он сказал, никто не унес его.
На улице Сан Хосе был главный вход, который по парадной лестнице открывал доступ к помещениям "Досуга Продюсера". Рядом с огромных размеров дверью был бар Лоло, публичный дом - предмет вожделений серой массы подростков, включая детей нашего района. Мы узнавали женщин, принимавших участие в сексуальном бизнесе. Некоторых из них мы даже знали по имени. Конечно, лучше всех их знали приятели брадобрея Мончино.
- Смотрите, смотрите вон на ту, что идет там! За эту я заплатил бы...
Хозяином бара Лоло был бывший футболист. Этот добрый малый, как я слышал, хотел поменять свой бизнес, чтобы его детям не было стыдно за отца.
Немного выше, на углу между улицей Сан Хосе и площадью Провинций, было какое-то подобие магазина. Я помню, что его владелица пыталась, как говорили, отравить родственника, за что ее посадили в тюрьму.
- Вот видите, Эустакио, мы обошли весь особняк - и не нашли даже следов тех, кто так напугал вас своим шумом.
- Ну мы еще не были в ресторане Каса Рибадедева. А там, Дон Анхель, и я очень сожалею, но осмелюсь сказать вам, что он принадлежит вашей семье, и думаю, что именно там происходят странные вещи.
Все двери и окна, выходившие на площадь Провинции, были заперты на засов с тех пор, как бизнес прекратил свое существование. На улицу Школьная выходило кухонное окно с решеткой. Еще одна дверца могла бы позволить прямо с улицы войти в ту часть здания, которая принадлежала семье. Было еще одно окно со старинной решеткой, выходившее в комнату моих дедушки и бабушки. Почти над землей было оконце - единственная ниша в стене и еще внутренняя дверь. Под всем этим помещением с окнами и дверями был подвал, служивший убежищем при бомбардировках и обстрелах во время войны. Подвал был темным и считался, несмотря на это, святым местом, потому что там висел образ Пресвятой Девы, считавшийся, как говорили, чудотворным. Совсем рядом с оконцем, что над землей, была огромная каменная глыба, в которой застряла неразорвавшаяся, по воле Богоматери, бомба.
- Как видите, Дон Анхель, с улицы невозможно войти в здание, потому что все двери и окна заперты на засов изнутри. Единственно, как можно было бы войти туда, - это по винтовой лестнице, но она замурована.
- Насколько я помню, ее замуровали тогда, когда открылся ресторан...
- Да, - сказал Эустакио, - но именно сейчас, когда он закрылся, архитектор из любопытства размуровал вход на винтовую лестницу. Я сам спускался по ней и смог снова увидеть помещение бара и ресторана.
- Ну, так пойдем туда, я сгораю от любопытства!...
Эустакио повел меня к скрытой от посторонних глаз винтовой лестнице, ведущий к одному из игорных залов казино, который позднее заняло общество Досуг Продюсера. Лестница позволяла спуститься на нижний этаж, где в течение почти 50 лет были открыты для всех желающих двери ресторана Каса Рибадедева. Через трещины в стене просачивался слабый свет. Он едва освещал ветхие ступеньки лестницы, представлявшей опасность, но позволял разглядеть внутренность помещения. Еще не было и одиннадцати часов, когда издалека стали доноситься какие-то голоса, вместе с ними зал начал понемногу освещаться.
- Я предупреждал вас, - прошептал Эустакио, - Дон Анхель, они уже там. Я пойду к себе и закрою на все засовы дверь.
Он удалился со скоростью, на которую был способен, чтобы закрыться в своей маленькой спальне, где проживал в одиночестве. Я уселся на одну из ступенек, навострил уши и попытался, напрягая зрение, разглядеть в царящем мраке, что там происходило. Я начал различать едва слышные голоса, становившиеся все более отчетливыми по мере их приближения к месту моего укрытия. Это были какие-то особенные голоса, отдававшиеся как будто эхом, как в храме. Казалось, будто люди давно не виделись и были рады встрече. Некоторые производили впечатление раньше никогда не встречавшихся. Свидетельством того была их манера приветствия друг друга:
- Очень приятно. Думаю, что мы никогда раньше не виделись.
- Обращайся ко мне на "ты", мы же - родственники.
- Я - Херман, твой прадед и прапрадед твоих детей. Для них я совершенно незнакомый человек, они даже не знают, существовал ли я когда-нибудь.
Беседа продолжалась, и я узнал из нее, что среди собеседников были мои дяди Адриано и Херонимо. Хотя в земной жизни они не разговаривали друг с другом, здесь они оживленно беседовали со своими предками и между собой.
- А где прабабушка? Она еще не пришла?
- Нет, - ответил Херман. - Она не из наших. Это злая женщина. Скорее всего, она в чистилище. Достаточно того, что она была сторонницей "красотки". Возможно, она в аду сейчас. Несмотря на то, что эта женщина причинила мне много зла, я иногда молюсь за нее, на всякий случай. Видеть же ее я не желаю. Чтобы стать привидением, как мы, нужно быть добрыми людьми.
Я поменял положение, чтобы лучше видеть, как движется эта процессия. Через щель я смог увидеть, как они выходили друг за другом из подвала, дверь которого была заперта. Тем не менее, это не служило препятствием, и, пройдя через нее, они стали входить в ту часть помещения, где раньше был ресторан. Помещение было наполнено странным светом, исходившим от фантасмагорических существ.
Я очень хорошо видел моего дедушку Басилио и бабушку Фиделу, которая шла под руку со своим мужем, как будто она только что оправилась от болезни, мучившей ее в течение долгих лет и приведшей в конце концов к инвалидности. Было такое впечатление, что она едва могла встать на ноги и с трудом передвигалась не без посторонней помощи.
Кажется, следующий день был днем ее именин, и она решила отметить его в кругу семьи накануне вечером вместе с привидениями тех, кто раньше работал в ресторане Каса Рибадедева. Моя бабушка Фидела была большой любительницей уточнять и разъяснять возможные недопонимания. Она заявила, что ее святого покровителя Сан Фиделя Сигмаринга, умнейшего человека, не следует путать с другим человеком с таким же именем. Ее святой знал в совершенстве немецкий язык, его замучили протестанты. Бабушка сказала, что при крещении ее нарекли именем Фидела по просьбе крестного отца - баварца, приехавший в Кангас де Онис, чтобы построить там пивоваренный завод "Фавила", который затем, в течение многих лет, пользовался заслуженной славой.
Понемногу появились все сотрапезники. Кроме моего прапрадеда Хермана, моего прадеда Хасе, прабабушки Мануэлы и моего дедушки Басилио, и бабушки Фиделы были здесь мои дяди Адриано и Хернонимо и еще один дядя Исмаэль и тетя Исидора. Пришел также близкий друг семьи Торкуато Мелиндрадерас. Кроме того, что Торку, как его называли, был близким другом владельцев Рибадедева, он был героем, принимавшим участие в войне Мелильи в 1909 году, в которой не участвовал мой дедушка Басилио, хотя и должен был. Его освободили от призыва по той причине, что он был сыном вдовы. Торкуато вернулся из кровавой битвы в Волчьей балке живым и здоровым. Умер он в преклонном возрасте и, как видно, сохранил связь с семьей и после смерти.
По неизвестной мне причине, среди привидений не оказалось и других предков - родителей Фиделы, умерших в начале века. Кажется, Фалин и Эдельмира тоже занимались гостиничным бизнесом, точнее сказать, они владели лавкой, торгующей сидром возле кафедрального собора. Не было среди присутствующих и моих родителей Норберто и Каролы, которые давно эмигрировали в Аргентину. Когда они собирались вернуться в Испанию на корабле "Ева Перрон", наступил экономический кризис, так часто поражавший ту страну, и они вернулисьна родину много лет спустя.
Меню было обычным для семейных праздников: суп из хлебной корки и морской лещ, запеченный в духовке. На десерт был миндальный торт из кондитерской Агилар, мороженое с нугой из известного кафе-мороженого Верду и сладкий сидр из торгующей им лавки Секчини. В конце ужина откупорили бутылки с пенящимся сидром "Эль Чайтеро", выпили кофе с коньяком и анисовой водкой. В то время еще не было обычая завершать такие праздники бутылкой шампанского.
К моему удивлению, когда суп уже был подан, пришел каноник Исидоро, двоюродный брат моей бабушки. Священник, по словам бабушки, был "златоустом", хотя и несколько жеманным. Он успешно выиграл конкурс на получение сана каноника, немного спустя после окончания семинарии. Ходили слухи, что его пригласили в королевский дворец в Мадриде, где ему не пришло в голову ничего лучшего, чем привлечь внимание короля своим непристойным поведением, которое наносило ущерб монархическому строю и устоям семьи и брака. Поведение каноника вызвало гнев короля, он выставил его из дворца, указав на дверь и приказав немедленно убраться в Астурию со словами: "Ты, деревенский поп, распутник, невежда, что ты о себе вообразил!.."
Правда это или нет, Исидоро умер молодым, немного спустя после возвращения в Кангас де Онис, его родной город, где, по слухам, он открыто проклинал короля. Его кончина произошла за четыре дня до того, как он явился в виде привидения на семейный ужин, о котором идет речь. Каноник ограничился тем, что благословил стол и вскоре удалился, простившись со всеми как обычно, но особым образом - со своей кузиной Фиделой, которая, услышав, как он воскликнул "Да здравствует Республика!", упрекнула его:
- Не говори этого, Исидоро, будешь наказан.
До той ночи я никогда раньше не видел своего прадеда Хосе. Узнал я его по портрету, написанному известным мастером по акварели, который использовал в качестве модели старую фотографию. Хосе был человеком необычайно серьезным. Во время того ужина он говорил много, но ни разу не улыбнулся и не спел. Прадед очень много курил, как и дедушка Басилио, не вынимая изо рта сигару с утра и до вечера. Поскольку оба были привидениями, они не глотали дым, как это делают обычные курильщики, пропуская его через все тело. Естественно, это было мало приятно окружающим, как я заметил со своей винтовой лестницы.
Прабабушка Мануэла не отличалась большой серьезностью, как и ее супруг, но в течение всего ужина едва ли произнесла слово. Ела она с отменным аппетитом, выпила сладкий сидр с явным удовольствием. Возможно, поэтому она казалось пухленьким привидением.
- Я не вижу здесь, - сказал прадедушка Хосе, - фотографии Дона Карлоса, которая висела на стене дома. Ее повесил в своем доме в Коломбрес мой отец Херман - прадед самых молодых из присутствующих здесь. Сам он сейчас здесь с нами. На фотографии была дата, кажется, 1872 год. После смерти отца я женился и переехал в Овъедо, взяв фотографию с собой. Надеюсь, что она никуда не денется, и ваши потомки сохранят ее. Это прекрасная фотография, где Дон Карлос предстает перед нами величественным монархом с огромной собакой у ног... Я всегда был его верным подданным. Однако, особое отношение у меня к маркизу Серальбо. Это был настоящий предводитель. Доказательством моего восхищения им была поездка в Саламанку, чтобы только послушать его речь, произнесенную по случаю его избрания в Ледезме. Нас было несколько членов кружка карлистов3в Астурии. Какое волнение я испытывал, когда Дон Энрике де Агилера и Гамбоа пожал мне руку, сказав: "Когда позволят обстоятельства, я поеду в Астурию и заеду к вам в Коломбрес". Он так и не смог приехать ко мне из-за урагана. Я безуспешно пытался найти его в нашем фантасмагорическом мире. Наверное, после смерти он попал прямо в рай и сейчас сидит по правую руку от Бога Отца.
- Здесь, в столовой, - сказал Басилио, - был портрет генералиссимо4, однако в доме, в жилой его части всегда на главном месте висел портрет Дона Карлоса - Карлоса VII, чтобы было понятно. Как вам известно, я всегда был и остаюсь карлистом, а мой дед и? думаю, что мой прадед, были сторонниками Карлоса V, то есть Дона Карлоса Мария Исидро.
- И ты, мама, тоже была карлисткой, - вмешался один из моих дедушек.
Моя бабушка Фидела уточнила:
- Я была "Маргаритой". Хочу сказать, что все женщины носили имя доньи Маргариты, первой супруги Дона Карлоса. А наш берет был не красного, как у мужчин, а белого цвета. Кстати, мой берет, наверное, лежит в одном из баулов в кладовке. Жаль, если он пропал. Надеюсь, что наш внук Анхель позаботится о том, чтобы подобные вещи не пропадали. Хотя, как сказал один придурок из Нореньи, он не карлист и даже немного "красный".
Мой прадед Хосе очень сердился на тех, кто утверждал, что привидения только и делают, что пугают людей.
- Эти злые языки дали нам почувствовать недоброе отношение на нашей шкуре (это лишь выражение). Совсем недавно двое наших друзей, Джон и Анхелина, стали объектом преследования, что едва не стоило ему жизни (еще одно выражение), в лесу Кампосаграда в Леоне. Хорошо еще, что им помог скрыться Дон Самуэль Ордас, близкий друг, который вот уже почти триста лет бродит по тем местам. Благодаря ему Джон и Анхелина остались с нами счастливые и довольные. Однако я много болтаю и курю, поэтому задыхаюсь и ухожу. Кстати, где мы будем сегодня? Я не хотел бы встречаться со сторожем Эустакио. В прошлый раз я напугал его до смерти. Бедолага!... Я постараюсь не пугать его больше. Я понял, что он не отваживается больше обходить здание один, а поскольку он холостяк...
- Теперь, когда вы в отставке, расскажите нам, что за инцидент произошел в казино между дедушкой Хосе и одним полковым офицером, - попросили мои дяди дедушку Басилио.
- Ну, как вам известно, существуют две версии. По мнению моего отца, бывшего тогда университетским надзирателем, он сломал бильярдный кий об голову одного военного, оскорбившего честь Доньи Маргариты, тогдашней супруги Дона Карлоса. Они все говорили, что она была настоящим ангелом. По другой версии, мой прадед, в ту пору - молодой холостяк, разбил голову одному офицеру: тот, по его словам, был наглецом и "положил глаз" на девушку из казино, которую мой отец опекал по неизвестной причине. Дело в том, что мой прадед Хосе был человеком благородным, очень благородным. Он очень тяжело перенес героическую гибель одного лейтенанта в Мелилье, в так называемой "малой войне маргальо". Он даже поехал на поминки в Сан Панкрасио, недалеко отсюда, когда пришла туда печальная весть.
После нескольких минут молчания начались заунывные песнопения. Тут, как обычно, начал напевать мой дед Басилио:
"Когда по пляжу моя прекрасная Лола идет, выставляя напоказ свою дивную косу..." - сотрапезники подхватили пение с чувством, затем продолжили уже в другом ритме, напевая хабанеру: "Деревенская простушка, нежная как легкий ветерок...".
Все это напомнило мне прежние времена, превращаясь в нечто похожее на гимн семьи. Вспомнились мои родители, эмигрировавшие в Аргентину, когда ухудшилось экономическое положение в нашей стране.
Потом сотрапезники запели хором "Голубку", уступив место солистам. А ну-ка Исмаэль, спой "страстную девочку". Мой дядя не заставил долго ждать и запел фламенко, подражая как только мог певцу Ианоло Караколь.
- Как жаль, что нет с нами здесь Норберто. Сейчас он спел бы романс "Ла Долороса", прислушиваясь к самому себе: "Холодная скала страданий...". - Все молча слушали, вспоминая Норберто и Каролу, которые были далеко отсюда, по ту сторону Атлантики.
- Как жаль!.. - воскликнула моя тетя Иси. - Иногда мне хочется оказаться в Буэнос-Айресе, чтобы повидаться с ними, но я боюсь океана. - Ну ты же - привидение, и тебе нечего бояться, потому что с тобой ничего не может случиться, - ответил ей мой дедушка.
- Вы видели? Рядом со стойкой продолжает висеть портрет Карлоса, - сказала моя тетя Исидора, чтобы поменять тему разговора. - Я думала, что вы принесли его сюда, чтобы порадовать собравшихся на вечеринку "гальдосцев", но, видно, его кто-то снова повесил здесь каким-то чудесным образом. Не знаю, сделал ли это монах... В прошлый раз я встретила наверху отца Теодуло, августинца, того, что иногда приходит на вечеринки преподавателей. Он сказал, что хотя его Орден августинцев сделал все возможное, чтобы поддержать канарского писателя5 при присуждении Нобелевской премии зависть и козни здесь, в Испании, так велики, что усилия оказались напрасными.
- Хорошо еще, - вмешался мой дядя Херонтмо, - что хотя бы среди нас, страшилищ, не принято завидовать. Вам известно, что тот, кто грешит этим, не остается с нами, он исчезает из нашего пространства и отправляется в чистилище или в ад. Это самое подходящее для него место. Надо признать, что у нас есть свои проблемы, это не рай небесный, но оказаться рядом с Педро Ботеро или, если даже на время попасть в чистилище... Ну, нет!..
Мой дядя вновь замолчал, как обычно. Однако самое удивительное было впереди. Я все еще и сейчас не могу найти этому объяснение. Дело в том, что вдруг все собравшиеся начали звать меня хором:
- Пусть явится сюда Анхелин! Пусть явится сюда Анхелин!
Можете себе представить, читатель, какой шок потряс меня! Меня охватил ужас. Я был жив, сидел на ступеньке винтовой лестницы, видел и слышал ту призрачную компанию людей, ушедших в мир иной. И вот они вызывают меня, ребенка, к себе. К счастью, я никогда не покидал этот мир. Впрочем, я иногда сомневаюсь в этом, особенно после того случая и некоторых телепередач. Мое потрясение дошло до того, что я на какое-то время потерял сознание, оказавшись там за столом под часами, получающим подарок от привидений моего дяди Исмаэля и тети Исы, к которым я питал особое чувство. Подаренные ими часы были квадратной формы марки Кауни Прима на ремешке. Они были куплены в городе Авилес у одного моряка сторожевого судна "Тамбре", который торговал контрабандными товарами.
Следует сказать, что когда я очнулся, Анхелин, тот девятилетний мальчик, вдруг исчез, а вместе с ним исчезли часы. Я же продолжал сидеть, скорчившись, на винтовой лестнице и наблюдал за происходящим. Уже ушли прапрадед Херман, прадедушка Хосе и прабабушка Мануэла, когда оставшиеся сотрапезники заявили, что пришло время закончить вечеринку.
- Мне хочется размяться немного после долгого сидения, - сказал один из моих родственников.
- Да, мне тоже хочется побродить немного, - сказал другой, - называй это как хочешь.
- Давайте попрощаемся до следующей встречи. Кстати, мы еще не знаем, где она состоится. Что касается этого места, если не произойдет чудо....
- Дай бог, чтобы оно произошло! - сказали все хором. B начали исчезать в том месте, откуда явились, то есть через темную комнату с образом Пресвятой Девы Ковадонга, поддержкой которой они, наверное, пользовались. Не напрасно, да будет сказано это с большим почтением, она также, в некоторой степени, была привидением.
После всего пережитого я отправился к себе домой, на улицу Школьная, где так и не смог сомкнуть глаз весь остаток ночи. Должен сказать, что даже после того, как прекратились коллективные встречи привидений, продолжали происходить странные вещи паранормального характера. Они прекратились лишь после того, как начались ремонтные работы внутри особняка.
Однажды Эустакио пришел ко мне снова, сказав, что уже несколько ночей не может сомкнуть глаз из-за шума, который доносился из подвального помещения. Шум напоминал барабанную дробь, сопровождаемую нестройной игрой на волынке. Было такое впечатление, по словам Эустакио, что исполнители не умели играть на этих инструментах.
Слушая рассказ сторожа, я вспомнил, что мой дед Басилио рассказывал, будто два музыканта - волынщик и барабанщик, игравшие на городских праздниках, - однажды, на праздник Ла Веласкина, пошли, как всегда после выступления, в ресторан Каса де Рибадедева. Там они выпили леонского вина и закусили тем, чем их угостили поклонники их таланта. Случилось так, что захмелевшие музыканты забыли свои инструменты в ресторане, надеясь вернуться за ними, когда понадобится. Однако сложившиеся в стране обстоятельства в стране упразднили прежние процессии, сопровождавшиеся игрой на традиционных инструментах. Более того, с приходом демократии и кельтомании были разрушены на моей малой родине многие традиции, и в их числе - игра на народных инструментах, уступив место воинственным маршам, исполняемым оркестрами которыми управляли жезлы музыкантов галлоязычных стран.
Естественно, что в такой ситуации об упомянутых волынке и барабане забыли, и в ресторан за ними никто не пришел. В связи со всем этим мне пришло в голову, что звуки, напугавшие Эустакио, доносились из склада в задней части ресторана и были неким мрачным протестом против кельского засилья в нашей стране.
Любопытно было то, что совсем другое впечатление производили звуки, издаваемые игрой на пианино, которые появились сразу же после выселения жильцов из ветхого здания дворца. Дело в том, что пианино было продано одному торговцу подержанными музыкальными инструментами. Что касается звуков, издаваемых пианино, то в тот раз, когда она звучала, действительно была мелодия одного американского произведения, которое много лет назад любил исполнять мой дядя, напевая "У меня есть один жених, которого зовут Джим, другого зовут Том, а третьего - Тим". На этот раз музыку услышал не Эустакио. Я могу поклясться, что услышал ее я сам, и звучала она, как последнее "прости".
Однажды Эустакио пришел ко мне, чтобы сообщить, что архитектор наконец приказал разобрать все внутренние перегородки дворца Вальдекарсана. Несмотря на все мое уважение к архитектору, его решение показалось мне дикостью. Все же я решил проститься с особняком, принадлежавшим моим родственникам. С помощью знакомого, бывшего жандарма, я вошел в последний раз в особняк Каса Рибадедева и обошел все помещения. Первое, что бросилось мне в глаза, это то, что исчезли столовые приборы и остатки ужина привидений. Стол был убран. На столе были только часы Кауни Прима, подарок Анхелину от его дяди Исмаэля и тети Иси. После минутного раздумья я взял их и спрятал как драгоценную вещь. Однако спустя годы часы исчезли при странных обстоятельствах, о которых я сейчас поведаю.
Мне всегда казалось, включая последние годы жизни Басилио и Фиделы, что условия семейного очага напоминали то, что русские называют "коммуналкой". Мои дедушка, бабушка и дяди Адриано и Херонимо спали в одной и той же спальне. Их разделял только шкаф. В спальне было только одно окно и не было двери. Вместо двери висела занавеска из дешевой ткани. Пользовались они одной и той же ванной комнатой без двери. Кухней служило помещение, также завешанное занавеской. Это помещение имело что-то общее с тем, о чем говорил Нобелевский лауреат Иосиф Бродский в известном рассказе "Полторы комнаты". Что касается остальных удобств, то следует отметить, что в ту пору в Овьедо, да и во всей Испании, в домах было мало ванных или душевых комнат. Особенно это касалось старых домов. Поэтому во дворцах, каким считался Вальдекарсано, проблемы гигиены решались либо с помощью огромных ведер, либо использовались общественные бани. Проблемы со сточными водами были решены задолго до этого с установлением в домах более или менее приемлемых туалетов.
В мрачном помещении дворца было некое подобие небольшого салона с книжным шкафом. В нем хранилось полное собрание "Энциклопедии Эспаса", которой пользовались постоянные посетители дворца. Энциклопедия пополнялась приложениями и дополнениями по мере их публикации. Кстати, мой дед Басилио с гордостью рассказывал, что, несмотря на такой вид обслуживания общества, знаменитая энциклопедия с годами почти не изменилась внешне, если не считать исчезновения одного из томов и нескольких вырванных страниц, которые позднее были восстановлены мной. В шкафу еще было первое издание книги "Сокровища молодежи", чтением которой я наслаждался в детстве.
Самое же удивительное было то, что в шкафу хранилось несколько томов "Национальных эпизодов" Переса Гальдоса. Удивительное было то, что их владельцем был известный руководитель Социалистической партии Астурии, близкий друг моего деда. Несмотря на их разногласия идеологического характера, их связывала большая дружба, что и заставило его оставить книги деду "до возвращения", как он сказал прощаясь. Но друг не вернулся. Ему помешали обстоятельства, сложившиеся в провинции в начале 1934 года. Дело в том, что друг нес ответственность за развитие тех событий. Случилось так, что после закрытия Каса Рибадедева "Энциклопедия Эспаса", "Сокровища молодежи" и "Национальные эпизоды" обогатили мою библиотеку, в которой они и сейчас занимают особое место.
Спустившись в последний раз в подвал, я увидел, что образ Пресвятой Девы упал на пол и разбился вдребезги. Возможной причиной этому были коты, в огромном количестве бегавшие по опустевшим комнатам. А может быть, это было самоуничтожение, вызванное неуважительными высказываниями в адрес Пресвятой Девы известным в те времена писателем.
Чуда, которого ждали призраки, не произошло. Вопреки их ожиданиям старый особняк Бальсиерра, где располагался ресторан Каса Рибадедева, был полностью перестроен. От здания остались только фасады, которые и сегодня украшают площадь Провинции. К худу или к добру, в нем больше не появятся призраки, хотя иногда там происходят интересные события, которые стоит упомянуть. Так, например, когда полностью разрушили внутренние строения ветхого здания, произошло нечто любопытное. Не знаю, связывать ли это с событиями, о которых я только что поведал тебе мой читатель.
Я решил поделиться пережитым со своим другом-врачом, часто выступающим по телевидению в одной известной программе. Однако он не отважился высказать свое мнение. Дело в том, что недорогие, но для меня представляющие большую ценность часы, подаренные дядей и тетей, вдруг исчезли из тайника, о котором знал только я. Они были спрятаны мной в особняке одного родственника на Леонском плато. Но это уже другая история, поскольку у особняка, бывшего дома священника, была своя тайна, связанные с которой события описаны мной в другом рассказе. У отважившихся прочитать его описанные события вызвали немало тревог и волнений.
Прошло несколько лет с тех пор, как произошло событие, в котором было что-то, на мой взгляд, смешное. Я расскажу о том, что мне пришлось пережить однажды ночью, когда сон никак не приходил ко мне. Случилось так, что в полусонном состоянии я услышал звуки хабанеры, одной из тех, что любили напевать мои предки.
"А ну-ка, посмотрим, повторится ли!.." - сказал я сам себе.
Я вскочил с постели, прислушался. Мое напряжение было велико. Удивление, граничившее с разочарованием, охватило меня, когда я понял, что хабанеру исполнял на английском языке король рок-музыки. Оказалось, что один из моих сыновей - страстный поклонник североамериканской рок-звезды - слушал по радио песню "La paloma", написанную испанским композитором Ирадьером полтора века назад.
Леон, февраль 2015г.
Перевод В.А.Белоусовой
1═Сарсуэла - в Испании вид оперетты
2═Флан - десерт из взбитых яиц, молока и сахара, традиционное сладкое блюдо в Испании.
3═Карлист - сторонник короля Карла VII.
4═Генералиссимо - имеется в виду диктатор Франко, захвативший власть в Испании после поражения Республики и правивший около сорока лет.
5 Канарский писатель - Бенито Перес Гальдос, родившийся на Канарских островах.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2015
|
