 |
22.04.15
Присягнувший песне
Из дневников и блокнотов военного корреспондента
Григорий Улаев
(Продолжение. Начало в NN50-53 за 2014 год, NN1, 2, 4-15 за 2015 год)
Далее следуют знакомые воинам-западникам понятия. Иные из них уже упоминались в посвящении Константина Симонова. Правда, как и следовало быть, в своей оправе, при своих аргументах, построении и тональности. Далее шли… Смоленский тракт, сухой и гладкий, комья выжженной земли, огнем обугленные шпалы, винтовки в скрюченных руках, ночные душные привалы на белорусских большаках. Бомбежки сел и городов, сирены тревог воздушных, плач маленьких детей и скорбных женщин у дымных беженских костров, трассирующие пули, стрельба орудий, гул над головой. И вывод автора касательно себя и товарища:
В тех днях, расколотых снарядом,
Не сдал, не оступился я.
И было радостно, что рядом
Стояла молодость твоя. Автор указывает также когда, где, в какой обстановке родилась их дружба. Адрес дан весьма точный. Смоленский Днепр, свирепый ветер доносит гаубичный гром, а через Днепр по кромке ила шли бесконечные стада. И...
Здесь дружбой нас соединила
Большая летняя беда. А дальше – двадцать строк уже о самой дружбе. О ее существе, ее атрибутах и проявлениях. Так:
Черней осенней ночи вести
К нам шли из-за Березины.
И каждый понял - только вместе
Мы этот груз поднять сильны.
Сквозь ночь, казавшуюся адом,
В рассвет поверив горячо,
Мы стали пробираться рядом,
Рука к руке, к плечу плечо.
Где всех кругом подряд косила
Войны железная коса,
Любви и ненависти сила
Сливала наши голоса.
Сквозь дым ночей и сумрак серый
Мы бережно несли вперед
Негаснущее пламя веры
В наш русский, в наш родной народ.
А тех, кто верить не устали,
Союзом душ роднит беда,
Такая дружба крепче стали,
Она приходит навсегда. Находясь подо Ржевом, за который шли упорные кровопролитные бои, Алексей Сурков написал и второе стихотворение, посвященное Константину Симонову. Но о нем разговор будет позднее, в свой черед.
В период, когда наши войска, разгромив гитлеровские полчища под Москвой, продолжали наступление и на ряде участков уже вошли в пределы Смоленщины, у Алексея Суркова произошел праздник души. Его личное послание жене «Бьется в тесной печурке огонь» обрело музыку, стало песней "В землянке". А произошло это таким образом.
Однажды в здание "Гудка", куда перебралась редакция "Красноармейки", наведался композитор Константин Листов. Он "обложил" поэтов, требуя: "Давайте стихи для песен. И желательно лирические". Те мялись, выражая даже видом, что песенных текстов у них нет. Лишь Алексей Сурков, вынув заветную тетрадку, протянул композитору листок, написанный прямым, округлым почерком. Сказал, предупреждая: - На, посмотри. Только учти - вещь сугубо личная, послание жене.
Листов читал рукопись медленно. Может, уже прикидывал в уме что-то. Или пробовал про себя слова нараспев. Ответ же выложил скороговоркой и радостно:
- А это то, что надо. Великолепно!
Прослышав о посещении композитора и его решении написать песню на слова сурковского послания жене, фотокорреспондент редакции Михаил Савин, отличавшийся утонченной музыкальностью, взялся за гитару. Он подобрал музыку, и мы разучили песню.
Константин Листов вновь появился в редакции недели через две-три, с нотами песни "Землянка". Начинаем пробовать ее на голос. Она не шла. Мы невольно сбивались на мотив Миши Савина. Композитор прислушался к нему. Еще через неделю он принес несколько видоизмененные ноты. И тогда песня пошла. У нас в коллективе "Землянка" быстро стала такой же популярной, как народные песни "Ревела буря, дождь шумел", "Славное море - священный Байкал" или "Глухой неведомой тропою", но ближе и душевней их. Мы стали петь ее прямо с листа.
Первым эстрадным исполнителем "Землянки", по свидетельству самого Листова, стал боец-зенитчик из Николаева Михаил Парфенов. До войны он окончил музыкальное училище и некоторое время работал в Красноармейском ансамбле песни и пляски имени Александрова. На фронт Парфенов пошел добровольно и, неожиданно встретившись с Листовым, стал исполнять его песню. В мае 1942 года композитор прислал зенитчику экземпляр нот с надписью: "Первому исполнителю "Землянки" Михаилу Парфенову от автора. К.Листов".
После войны Михаил Парфенов стал профессиональным актером, работал солистом во Львовской филармонии, а ноты с автографом композитора подарил краеведческому музею родного города Николаева.
Фронтовики помнят, какую быструю и широкую популярность получила "Землянка" в войсках, перебрасываясь из части в часть, с одного фронта на другой. Для ее популяризации среди воинов-западников немало сделали и мы - корреспонденты газеты "Красноармейская правда". Бывая в частях, мы скрашивали ею настороженный отдых бойцов, делились с ними примечательными, душевными, берущими за сердце словами.
На Западном фронте Алексей Сурков создал еще два цикла стихов. Не равнозначных по количеству и отличных по манере письма. Один - семь стихотворений, автор посвятил жене Софье Кревс. Назовем их первоначальными строками. "Положи мне на плечи руки", "Сядь у костра", "Не спится все равно", "Дорога и трепет ракет над ней", "Полукружьем пологим выгнут каждой пули быстрый полет", "От пушки на лугу косая тень", "Знаю - ты тоскуешь, дорогая", "Трупы в черных канавах", "Разбитая гать", "День к вечеру клонился, чуть дрожа".
В этих строках поэт опять-таки лично обращается к своему самому близкому человеку-другу, отчитывается любимой. Даже можно сказать, исповедуется перед ней. Рассказывает о своей фронтовой солдатской жизни, о трудностях и опасностях, о думах, печалях и мечтах, о тяжкой душевной боли, которую доводится испытывать, видя выжженные города и села, кровь и смерть тысяч советских людей, зверства фашистов.
Приведу полностью начальный стих цикла:
Положи мне на плечи руки
И в глаза прямее взгляни,
Если б знала ты, сколько муки
Сердце приняло в эти дни!
Нелегко ходить без оглядки,
Не мигая, в огонь смотреть.
Возле губ наших горькие складки
Будет трудно стереть.
Даже если к полкам и ротам
Мир придет в окопную глушь,
Мы не скоро назад воротим
Равновесие наших душ.
Сменит вспышки ракет зарница,
Зарастут окопы травой,
А солдату все будут сниться
Рев мотора и бомбы вой.
Все же верю — пройдет война.
И над выжженными полями
Оживет убитая нами
В этот страшный год тишина.
═ ═ ═ ═ ═ ═ ═ ═ ═ ═ ═ ═Западный фронт. 1942г. Стихотворение настолько определенно и выразительно, что не нуждается в особых комментариях. Хочется только подчеркнуть неколебимую веру автора в конечную победу над врагом. Скоро ли она придет?
В другом стихотворении он говорит: "Да, война окончится не скоро, но придет ведь и конец войне". Что ж, отмечено верно. Стихи этого цикла сродни "Землянке". Та же манера письма, в форме личного обращения к любимому человеку, тот же сердечный доверительный разговор, та же неприкрытая правда войны.
Другой цикл включает двенадцать стихотворений, самых различных по содержанию и настроению, общих и личных, о себе и о других. Их объединяет место и время написания. В конце каждого значится: "Под Ржевом. 1942г.".
Почему под Ржевом? В июле-августе и в ноябре-декабре 1942 года там шли упорные кровопролитные бои. Войска двух фронтов - Западного и Калининского - штурмовали город, превращенный противником в мощный опорный пункт. Сражение не затихало ни днем, ни ночью. И все ж освободить город тогда не удалось. Поэт с болью писал:
Леса пожаром осени горят,
От северного ветра порыжев.
За косогором сорок дней подряд
Пылает старый русский город Ржев. Алексей Сурков побывал в районе Ржева несколько раз. Вначале как специальный корреспондент фронтовой газеты "Красноармейская правда", потом - уже представляя центральный орган Наркомата Обороны "Красную Звезду". Задерживался там на неделю, декаду, чтобы больше увидеть, с большим числом штурмовавших бойцов встретиться.
Все стихотворения этого цикла так или иначе подсказаны обстановкой или событиями, которые происходили тогда под Ржевом. Причем поэт отражал не общую картину баталий, а волнующие частности: приметы войны, типические черты характера советского человека, его психологического портрета.
Вот автор увидел, как "Над умытым росой кирпичом клонит горькие грозди калина", и услышал, что "неизвестно о ком и о чем на закате грустит мандолина...". А то уловил такую волнующую деталь: "Когда на минуту замрет канонада, в небе слышен печальный крик журавлей". И, выражая сочувствие перелетным птицам, говорил им: "Не найдете вы нынче, залетные гости, на просторной земле островка тишины".
Но совсем по-другому рассказал поэт о матери, пришедший "оттуда" и скорбевшей по убитой дочери. Ее слова болью обжигали души солдат. На них будто вдруг упали горы, будто вымер шумный их привал. И заключение, выражая ярость и ненависть к врагам: "Только кто-то скрежетом затвора тишину ночную разорвал".
(Окончание следует).
Источник: газета "Воронежская неделя", N 16 (2210), 22-28 апреля 2015 г.
Источник: Газета "Коммуна"
[Последние]
[Архив]
© Информсвязь, 2015
|
