Воронежские новости - Словом можно соврать, а тело не соврет

06.04.15

Словом можно соврать, а тело не соврет

Культура | Известный театральный критик и переводчик Павел Руднев рассказал воронежцам о процессах, происходящих в российском театре XXI века

Виталий Черников

Павел Руднев значительную часть времени проводит, знакомясь с театральной жизнью регионов. Фото Виталия Черникова

На лекции Руднев напомнил слушателям о том, что театр всегда зависит от незыблемых правил (конфликт, трактовка, режиссура, перевоплощение). Но всякое новое поколение должно ставить вопросы по отношению к этим основам, подвергать их сомнению.

Благодаря множеству театральных фестивалей, родившихся в России за последние 15-20 лет, зрители - и те, кто работают в провинциальных труппах - "увидели бесчисленное множество приемов, способов, как делать театр, о которых не ведали. В том числе потому, что в советской культуре нам не давали об этом узнать". По сути, искусство XX века было советскому человеку неизвестно. В том числе то, что родилось в России во времена Серебряного века и первое десятилетие Советской власти. Если бы не была прервана травлей и арестами деятельность обэриутов, театр абсурда был бы явлением русским.

Если бы сталинское государство не уничтожило танцевальные школы, которые создала у нас в 1920-е Айседора Дункан, возможно, Россия была бы одним из лидеров в современной хореографии.

- Советский театр был бесконечно прекрасным и удивительным, но в условиях цензуры существенная часть культурных процессов, новых режиссерских приемов были отрезаны от нас. И только в начале нулевых зритель узнал, что театр - чуть больше, чем мы себе представляли. Теперь зритель, приходя на спектакль, не знает, с чем он столкнется. У него нет нормативности в голове, правила игры каждый раз изобретаются заново, - констатирует критик.

В современной России, добавлю от себя, мнение какого-нибудь невежи, который судит о кинематографе по фильмам Пырьева и Рязанова и возмущается, случайно попав туда, где смотрят шедевры Пазолини, Бунюэля или фон Триера, зрителя, который единственной формой театра считает архаичную буквальную постановку "чего-нибудь из классики" (чтобы актеры с наклеенными бородами, в костюмах "прошлого века" изображали перед ним "старую жизнь", никак не связанную с жизнью нынешней), может иметь печальные последствия для развития искусств. Традиции доносительства в России переживают свой ренессанс: помню, как смеялись пару лет назад с коллегами, читая чьюто жалобу на то, что в Борисоглебске создатели спектакля по вампиловскому "Старшему сыну", показывая его в том числе подросткам, "нарушают федеральный закон", ибо в нем, дескать, присутствует "несколько сцен распития алкогольных напитков". "Я понимаю, для взрослых людей будет интересна эта пьеса, - гневался доносчик, - но зачем же такими методами "выручать" театр?". Человек искусства вынужден реагировать на кляузы "оскорбленных", большинство из которых сроду в театре не бывало, да и вообще идеалом для себя видят стародавние времена, когда не было ни театров, ни университетов, ни канализации, а население поголовно не умело читать и, как правило, не доживало до сорока: из-за самодурства правителей, войн, антисанитарии и прочих проявлений "вековых традиций".

Напомню: многие люди советского театра пережили травлю, изгнание из страны (как Юрий Любимов), кто-то был уничтожен физически, как Всеволод Мейерхольд, Игорь Терентьев.

Но с оттепелью театр возрождался и запоздало преодолевал запреты на имена, темы, трактовки. Иные причины вызвали кризис 1990-х: после распада СССР зрительская аудитория - интеллигенция обнищала, театр стал утрачивать свое значение. Появилась антреприза, заигрывающая с невежественным человеком толпы. Однако вскоре начался процесс самовосстановления: - В разных географических точках страны появились люди, для которых театральное строительство стало личным волеизъявлением. Очень важно, что эти процессы - современная пьеса, современная хореография, лабораторное и фестивальное движение - во многом было движением снизу. Оно возникало не по указке государственных институций. Это была частная инициатива конкретных людей, которые верили, что театр может поменять жизнь общества.

Руднев отметил, что литературоцентричности все меньше в театре: тот ищет свой голос, не всегда желая быть слугой литературы.

- Это следствие колоссального недоверия к слову. Слово девальвировалось. Словом можно соврать, им можно манипулировать. Оно - один из мощнейших инструментов пропаганды. А тело нам не соврет.

Еще одно наблюдение: в театральных вузах молодые режиссеры не идут на учебную площадку, а пытаются как-то преобразить, перевернуть, сломать эту модель театра как привычной нам коробки со сценой, возникшую еще во времена позднего Средневековья и в чем-то воспроизводящую модель иерархического общества. В наши дни иерархия разрушается. Общество разобщено, атомизировано, у каждого - свой культурный багаж.

И так ли это плохо, что современная жизнь не допускает в искусстве стрижку всех под одну гребенку вопреки мечтаниям тех, кто пытается закатать под асфальт ростки нового в жизни, искусстве, политике?

- Когда разговариваешь со зрителями после спектакля, ты чаще всего обнаруживаешь, что зритель бесконечно умен и разнообразен, - признается Павел Руднев. - Он развитее, у него нет единого культурного багажа, который присутствовал в советской культуре с единой системой образования. Приходится отказаться от представления о зрителе как о некоем внушаемом большинстве, к которому ты можешь обращаться с чувством морального превосходства. Как только театр начинает выходить на территорию пафоса, некоего "нравственного урока" или просто "урока", возникает вопрос: "Ты кто такой, чтобы меня воспитывать?"

Еще один из характерных признаков нового театра - он идет по пути приращения других направлений искусства, его главный "слоган" - "Театр плюс". Он заходит на территории арт-терапии, социологии, философии. Порой выполняет для зрителя роль психоаналитическую.

- Искусство занимается не тем, чем люди похожи друг на друга. Это не биология, не анатомия... Искусство занимается индивидуальностями, отличиями, отклонениями от нормы. В качестве примера приведу спектакль по книге Марка Хэддона "Загадочное ночное убийство собаки", где речь идет о мальчике-аутисте, который обладает удивительной способностью по-другому видеть мир. Это одна из форм социальной реабилитации, когда аутсайдеры, люди с альтернативным мышлением оказываются вовлечены в общий круг.

Павел Руднев считает, что театр способен изменить отношение российского общества к инвалидам, жизнь которых практически не отражена в отечественном искусстве.

- Пьеса Мартина Макдонаха "Калека с острова Инишмаан" идет сейчас во многих городах России, и она заставила общество понять, что это проблема, не справившись с которой, мы не будем совершенствоваться.

Источник: газета "Коммуна", N37 (26426) | Вторник, 7 апреля 2015 года

Источник: Газета "Коммуна"

[Последние] [Архив]