"Вурдалаки той стороны" [Содержание "РП"] | [Манифест] | [Начало]

If you have problem with brosing this site, contact WebMaster

СТРОЙКА 

(проект “Бляхамуха”)  

Жизнь в Красных Чирках, по образному выражению электрика Бурова, “переключилась со 110 вольт на 220, а местами и на 360”. Неторопливый, веками устоявшийся уклад, главным лозунгом которого был “Работа не волк”, менялся на глазах.

Опять издалека прикатили автопоезда, да не один, как при установке ларька, а три. И сновали туда-сюда, оборачиваясь за день многажды. Рабочих же приехало едва дюжина, и многие в Чирках ждали, когда объявят набор строителей. Наиболее прозорливые призывали на первую цену не соглашаться, а требовать, чтобы платили им, как в Москве.

-- Даже больше. В Москве-то условия труда -- эвон: и душ с горячей водой после работы, и обеды от Мак-Дональда, и на метро на работу едешь, я сам по ящику видел. А у нас грязь месить задарма? Нет уж, не выйдет, господа городские, -- кипел бескорыстным энтузиазмом пенсионер Рудаков, и народ степенно кивал головами.

Однако набирать людей не торопились.

-- Вы, ребята, не волнуйтесь, -- говорил ответственный председатель АОЗТ “Потемкин” Игнат Переверзев, -- будет вам дело по вас. А сейчас нужно быстренько-быстренько построить комплекс. Смотрите и учитесь.

А смотреть было на что. Привезенный на платформе экскаватор вырыл фундамент за сутки. Землю не оставили лежать кучей, а рассортировали: чернозем вывезли на поле, арендованное АОЗТ у колхоза (Переверзевым -- председателем АОЗТ “Потемкин” у Переверзева -- председателя колхоза “Красные Чирки”), глину -- отдельно, на герметизацию пруда. Пруд, вырытый еще в незапамятные времена, в пору рыбоводческой кампании сорок девятого года, давно пересохший, углубили, почистили от хлама (одного металлолома оказалось три машины), дно и стены укрепили утрамбованной вибропрессом глиной, открыли ключи и, огородив забором, оставили наполняться. Большим японским автокраном уложили железобетонные блоки фундамента фермы (стройку с легкой руки Анциферова, называли “Фермой Успеха” или просто “фермой”), а затем по кирпичику начали возводить стены. И все это -- рытье, очистку, укладку блоков, погрузку металлолома и выгрузку кирпичей делали молчаливые, смуглолицые, худые но жилистые приезжие рабочие. С народом они не общались, перекуров не устраивали а работали, работали, работали.

-- Мексиканские индейцы, -- разъяснял ответственный председатель Переверзев. -- Исключительно неприхотливый и выносливый народ.

Выносливость ни у кого не вызывала сомнений. Мексиканцы разделились на две бригады по шесть человек. Одна без передышки трудилась днем, другая -- ночью, в тусклом свете пары малосильных прожекторов, освещавших стройплощадку.

-- Давайте, я вам настоящий свет поставлю, -- приставал Буров к ответственному председателю, но тот отговаривался условиями контракта.

Стена, вечером достигавшая груди, к утру вырастала до второго этажа, а к вечеру подводилась под крышу.

Чирковцы только вздыхали.

-- Конечно, культура производства у буржуев на высоте. Мусора не оставляют, каждый кирпич полиэтиленом упакован, трубы пластиковые, столетняя гарантия, -- разглагольствовал Рудаков. -- Но все это -- жесточайшая потогонная система, высасывающая из пролетариев все соки. На них, на работяг мексиканских, и глядеть страшно!

А Демьяновна, надеявшаяся подзаработать на строителях валюты и нагнавшая для этого бочку особенного, с добавлением кактусов (собирала по всем Чиркам, заглядывая в каждый дом) самогона, причитала:

-- Ни баклажки не взяли, окаянные. Даже пробовать не стали!

Впрочем, убытка не было -- Анциферов продал всю бочку в районе, где на местном заводике выпустили партию “Чирковской текилы”, тут же переименованную остряками в “Чикатилу”.

На стройку приезжали санитарные врачи, инспектора, землеустроители. Всех их встречали ласково, но твердо:

-- Проект сертифицирован Государственным комитетом по строительству.

-- А канализация? -- спрашивал главный врач районной санитарно-эпидемиологической службы. Этим простым вопросом он уже построил коттедж себе, женатому сыну и еще один -- впрок.

-- Наше производство безотходное и представляет собой совершенно замкнутый цикл. Утилизируется абсолютно вся органика, стопроцентно, -- заверял его доцент Рябушинский. -- Космическая технология. Никакого загрязнения окружающей среды не предполагается, напротив, ферма будет способствовать очищению прилегающих земель от нежеланной органики, -- тут он как-то странно посмотрел на главного санитарного врача и хихикнул. Видно, стараясь исправить впечатление, доцент поспешил пригласить всю комиссию отдохнуть в рекреационный центр, выстроенный ночной бригадой три дня назад на берегу речушки Шаршок в получасе езды от фермы.

Отдых подразумевал мексиканскую финскую баню и застолье, которое видавший виды главный санитарный врач района сразу признал более, чем удовлетворительным. Тянулось застолье всю ночь, а утром не было более яростных приверженцев АОЗТ “Потемкин”, чем члены комиссии.

Открытие комплекса-фермы планировалось на пятнадцатое августа. Проводить его собирались без лишней помпы, приглашения, отпечатанные не без шика на фирменных бланках АОЗТ “Потемкин” получили не более двадцати человек, районной элиты. Не получившие обижались, тревожились за социальный статус и пытались набиться на приглашение.

-- Непременно, непременно, но немного позже. Возможности нашего рекреационного центра обеспечить комфорт пока ограничены, -- отвечал доцент.

Не только рабочие, но и все правление “Потемкина” трудилось, не покладая рук.

-- Даром деньжищи не даются, -- сочувственно-злорадно говорили чирковцы, провожая взглядами исхудавшую фигуру ответственного председателя.

Действительно, настала особо горячая пора -- установка и отладка оборудования. Его привозили в контейнерах, больших, многотонных, и разгружали за забором, на территории фермы.

-- Чисто двадцать первый век, -- рассказывал электрик Буров, заглянувший на территорию фермы со столба электропередачи, на который он залез, якобы ликвидируя обрыв линии. -- Такие цистерны с окошечками, хром и никель, и вообще… Много чего.

А вскоре над забором показались серебристые купола.

-- Белкосборники, -- коротко объяснил на правлении колхоза Переверзев -- председатель “Красных Чирков”. Последнее время он почти совсем забросил колхозные дела, объясняя, что после того, как ферма выйдет на проектную мощность, сам колхоз станет целиком работать на ферму, получая за труд живые деньги -- и много больше, чем пишет на векселях областное агроуправление.

Конечно, на пороге богачества глупо было надрываться, но зерновые чирковцы все-таки убрали.

-- На ферму пойдут, по твердой мировой цене, -- ободряли они друг друга.

-- Непременно, -- укреплял их веру Переверзев. -- Совсем малость осталось ждать.

* * *

Трофим Кузькин тянул с ремонтом печки до последнего. И в самом деле, к чему летом печка? Но тетя Дуся ворчала и ворчала, почему-то считая, что за летом непременно наступит осень, а потом зима, и Кузькин сдался.

Капитально перекладывать печь он не собирался. Вот когда отдадут долги за “Урожай -- 90”, тогда, может быть… Натура у Кузькина была двойственной. С одной стороны, лентяем он не был и всегда с охоткой брался за дело, сулившее бутылку с закуской. С другой он свято чтил завет деда, чудом уцелевшего во время колхозного строительства : “Жить нужно чуть хуже других”. Слово “чуть” в разные времена Кузькин толковал по-разному, но последние годы сделали из него максималиста. И -- правильно! Ни копейки не пропало у него ни в “МММ”, ни в “Русском доме Селенга”, ни в “Хопре”, ни в других ваучерных фондах, ни в банках -- потому как нечему было и пропадать. Курс доллара его не интересовал совершенно, курс рубля -- тоже, который год пахал он огороды из твердой таксы “чекушку в час”, правда, к общему удовольствию, брал не монополькой, а первачом.

Нет, перекладывать печь -- после. А вот подправить вконец развалившийся угол этой печи придется. Всего-то и нужно, что с полсотни штук кирпича.

Натура у Кузькина была совершенно не воровская. Если бы кто привез ему этого кирпича даром, разве бы он стал красть? Ни в жизнь! Виноваты исключительно обстоятельства. Обстоятельства, подлые обстоятельства, -- он бормотал под нос, отыскивая в чулане мешок попрочнее. Конечно, полста кирпичей зараз он не утащит, придется сходить еще…

Ночь выдалась темная, аккурат для кирпичного похода. Кузькин шел споро, а если и спотыкался, то больше из-за четвертинки, выпитой для куражу.

Ворота фермы были заперты, но просвет внизу -- аккурат по его мерке. Голова пролезла, значит, и все пролезет.

Так и вышло.

Прожектора горели совсем тускло, на руку Кузькину. Где тут потемкинский кирпич? Там, дома, он представлял штабели звонких красных кирпичин, но что-то не видать. Ничего, найдет.

Вдалеке возилась ночная смена. Работали не по-русски, молча, без мата, без сигаретного огонька. Нет, к ним подходить не стоит.

Он направился вдоль стены основного цеха. Ну, кирпичики, где вы?

Вдруг откуда-то сбоку возникли двое. Черт, только их не хватало. Кузькин остановился, прижался к стене. Прожектор на него не светил, может, и не заметят.

-- А, Трофим! Привет, привет, -- проговорил один. Прямо на него идут, словно ждали его появления.

-- Да я… -- начал было Кузькин.

-- Ничего, ничего, мы тут люди свои.

Кузькин узнал в говорившем Битюга. С местной шпаной он не цапался, годы не те, а сейчас, когда Битюг стал вроде солидным человеком, боятся и вовсе было нечего. Но -- неприятно.

-- Да я, Иван, хотел опилок для курей поискать, в курятник, они, опилки, для чистоты хороши, а вам все мусору меньше. Или стружек каких, -- затараторил он.

-- Говорю, ничего страшного, -- повторил Битюг.

-- Ну, что делать с этим? -- спросил Битюга второй. Точно, кореш его, Косой.

-- И вы тут, Ерофей? -- сроду Кузькин не говорил Косому “вы”, а -- молвилось.

-- Что ж с ним делать? Матка спит еще, а на функционера мужик не тянет, -- ответил Косому Битюг.

-- Может, просто в холодильник положить? Чтобы, значит, под рукою был. На всякий случай.

-- Вы чего это, мужики? -- и мужиками их прежде Кузькин не звал никогда.

-- Да не смонтирован пока холодильник. К утру только заработает.

-- А если… -- тут Косой противно булькнул.

-- Забудь. Протоплазма нужна живой, помнишь, господин доцент говорил. Матка любит витальный белок.

-- Да не для матки. Просто, -- Косой опять булькнул, -- и концы в воду. Нет человека -- нет проблемы.

-- Зряшных трат не допускать.

-- Мужики, пойду я, а? -- запросился Кузькин, но те словно и не слышали.

-- Так что делать?

-- Ты вот насчет воды сказал. Сколько там в пруду ее?

-- Да с тысячу кубов набежало.

-- Вот мы его и определим -- в пруд. Пусть ходы чистит, и вообще… При деле, как раз по нему работа.

-- Так неглубоко еще.

-- Ничего, он на карачках поначалу ползать будет. Будешь ползать, а? -- обратился вдруг Битюг к Кузькину.

-- Я… да что… куда… -- втянув голову в плечи, забормотал Кузькин.

-- Будешь-будешь, -- и Битюг надел Кузькину мешок на голову, тот самый мешок, что Кузькин приготовил для кирпичей. -- И не трепыхайся, это я для твоего же блага. Нечего покамест тебе это видеть, -- он вел Кузькина в глубь фермы, и с каждым шагом механизатору становилось страшнее и страшнее.

-- Да хватит вам, мужики, пошутили, и ладно, -- сказал он, еще надеясь на что-то, но ему не ответили.

-- Отпирай, -- голос Битюга доносился словно издалека.

Дохнуло теплом, сыростью, ощутимой даже сквозь мешковину.

-- Ну, друг, давай. Да ты не бойся, это почти не больно…

Silver Lion

(С) "Rara avis", 1999