"Вурдалаки той стороны"[Содержание "РП"] | [Манифест] | [Начало] |
|
|
В. ХОМЯКОВ
ОСМОТР
-- Выбросило… -- Мухов озирался, пытаясь сориентироваться. -- Кажется… Кажется, выбросило.
-- Куда? -- кажется, он видел сон. Странный такой сон, совершенно мелкобуржуазный, с предрассудками, будто он -- какой-то Антонин. Баба? Приснится же чушь… Но все, проснулся, голова пришла в порядок, мысли начали укладываться по привычным местам, сознание прояснилось. Только ноги подгибаются. Кажется, их сбросили с парашюта? А где они, парашюты? Ну, конечно, сбросили в загипнотизированном состоянии, с программой избавиться от улик, изобличающих факт заброса. Хотя, если они у себя, на Родине -- зачем избавляться?
-- Домой, товарищ Бляхер.
-- Вы уверены? -- действительно, нужно быть начеку. Возможны провокации.
-- А вы -- разве не чувствуете? -- у этого Мухова дурацкая привычка -- отвечать вопросом на вопрос. И как отвечать, с подковыркою. Мол, если он не может отличить воздух Родины от воздуха Неродины, то, значит, непатриот.
-- Бдительность, -- нашелся Бляхер.
-- Без нее никак, -- согласился Мухов. -- Я сам-то, конечно, только понаслышке знаю, но бывает -- невесть куда заносит. Лукавый путает.
-- Вы, товарищ Мухов, кончайте с лукавыми и прочим опиумом для народа.
-- Я бы и рад, командарм, но, боюсь, лукавый с вами иного мнения, -- оглядываясь по сторонам, пробормотал Мухов.
Смотреть бы и смотреть! Бляхер чувствовал, как слезы выступают из глаз. Эти березки, печальные в своей беззащитности, эта реченька, в которой, верно, купался до посинения в бесшабашном детстве, этот лес, еловое войско великанов, что стоит вдали, все свое, родное, как и синее -- синее небо, и солнышко, не чета тому, прежнему.
-- Гляди, -- нетактично прервал минуту встречи с Родиной Мухов.
-- Куда? -- Василий Константинович недоуменно смотрел на помощника.
-- Сюда! -- Мухов указывал прямо под ноги.
-- Ну и? -- под ногами -- травушка, сочная, летняя.
-- Вон солнце -- показал Мухов.
-- Так что?
-- Тени нет. Нетути тени-то!
Действительно, и так, и этак поворачивался Бляхер, а собственной тени не отыскал.
-- Странно, -- он потер лоб. -- Очень странно. Я, правда, слышал, что на экваторе тоже -- тени нет. Может, мы…-- и запнулся, поняв несуразность сказанного. Тени не было только у него да у Мухова. Дерево, что стояло в пяти шагах, тень давало, куст давал, бурьян, и тот давал, а от них -- ничего.
-- Феномен!
-- Да уж, командарм. Феноменовей не бывает, -- Мухов, казалось, был не удивлен, а, скорее, опечален.
-- Ладно, тень на плетень нам все одно не наводить. Пошли, что ли, -- Василий Константинович не терпел праздномыслия. На то ученые, чтобы разбираться со всякими природными явлениями.
-- Как велишь, командарм.
Они быстро вышли на проселок, пыльный, пустой. Нет, не совсем и пустой -- из-за поворота, ведущего к лесу, показалась троица. Никакая не святая, а самая, что ни на есть обыкновенная -- шли вольно, во всю ширь, и потому как громко и непринужденно они сквернословили, Василий Константинович утвердился -- они дома, в Стране Победившего Пролетариата.
-- Родненькие, -- едва не сорвалось с губ, но он удержался, и, напротив, суровым голосом окликнул:
-- Товарищи, можно вас на минутку?
Товарищи, однако, продолжали свою беседу, не уделяя словам Бляхера не то, что внимания -- взгляда.
-- Я к вам, кажется, обращаюсь, -- повысил голос Бляхер.
Судя по беседе троицы, Победа Пролетариата была Окончательной. Тут и Василий Константинович обратился к ним по-свойски по-простому, да так, что Мухов даже присвистнул от восхищения, ай, командарм, но беседующие прошли мимо, глядя на Бляхера, как на пустое место, тот едва и посторониться успел. Когда он, наконец, выбрался из седьмого коленца приветствия, глядеть оставалось лишь на спины.
Оторопело смотрел он вслед уходящим.
-- Не видят они нас, командарм Не видят, и не слышат, -- подошел и встал рядом Мухов.
-- Но почему?
-- Призраки мы для них, Василий Константинович.
-- Кто?
-- Призраки, привидения. Может, ночью, в потемках...
Бляхер утер пот.
-- Призраки, ха. В смысле -- особо секретные агенты?
-- Можно даже и агенты. Только, конечно, не Гепеушные.
Так и есть, перевербовали, мелькнуло в голове Бляхера. Под гипнозом перевербовали, заслали, а этот, Мухов, он чистая вражина и есть, резидент.
-- Убью гада! -- прошептал он. -- Убью! Убью -- в последний раз он уже крикнул и попытался ухватить компаньона за ворот.
Тот даже и не сопротивлялся.
-- Только одежду не рвите, здесь не починишь, придется рваным ходить. Ерунда, а неприятно. Вы прямо за шею, за шею хватайтесь и душите, раз невтерпеж.
Бляхер выпустил Мухова, насупился.
-- Я тебя душить не стану, не дождешься. Я тебя лучше сдам куда надо.
-- Эх, Василий Константинович, командарм ты наш несгибаемый. Души, не души, мертвее я ведь не стану. И ты, кстати, тоже. А куда надо… Куда надо сходить можно, почему ж не сходить. Посмотрим, каков прогресс там, где надо.
-- Ты… того, не заговаривайся.
-- Это насчет “мертвее”, что ли? Да полноте, командарм, хватит в песок голову-то прятать. Мертвые мы. Уже давно как мертвые.
Рехнулся Мухов, как есть рехнулся. Или притворяется, надеясь избежать кару.
-- Думаешь, с ума сошел, или прикидываюсь? -- угадал его мысли Мухов. -- Пора, Василий Константинович, правду, как есть, принять, а не кусочками. Ну-ка, пошли к тому дубку.
“Тот дубок” стоял шагах в ста, толстый, не чета хлипким березкам.
-- Ну, и? -- Бляхер не знал, на что Мухову дуб. Удавиться разве?
-- А смотри! -- с этими словами Мухов вытянул руку и подошел к дереву вплотную. -- Смотри!
Рука вошла в ствол -- сначала запястье, потом локоть, потом и все плечо. -- Что за фокусы?
-- Самые обыкновенные, привиденческие, Василий Константинович. Могу и весь уйти, -- и Мухов, действительно, шагнул в ствол и исчез.
-- Эй! Эй, Мухов! -- Блюхер оббежал вокруг дерева, но партнера нигде не увидел. Ушел. Ушел, подлюка, загипнотизировал и ушел!
-- Вот он я, весь здесь! -- из ствола высунулась голова.
-- Но -- как?
-- Да очень просто. Вы, командарм, можете проделать то же самое. Давайте руку!
-- Ну, уж нет, -- отступил командарм.
-- В другой раз, -- согласился Мухов, целиком выходя из дерева. -- Теперь убедились?
-- Я, кажется, тяжело болен, -- и в самом деле, заныл затылок.
-- Нет, вы мертвый, просто вам удобнее думать про месмеризм, гипноз, галлюцинации, нежели признать правду. Я понимаю, сам таким же был.
-- Были? А сейчас?
-- Я ведь давно умер. В одна тысяча восемьсот шестьдесят втором году. Привык понемножку.
-- Но как же...
-- Не знаю, я ведь простой полицейский. Ученые, слышал, толкуют о разных измерениях, совпаденных и несовпаденных координатах. Ежели все совпадает, то самый натуральный мир и получается. А я вот с дубом не совпадаю, оттого и… -- он опять окунул руку в ствол.
-- Нет, просто я болею, бред. Или… Или мне все просто снится.
-- Что снится?
-- Все! И заграница эта, и дерево, и вы -- все, совершенно все!
-- Долгонек сон у вас, командарм, получается!
-- Хоть и долог, а лучше вашей чертовщины. Есть такой… лета... лега… ну как медведь зимой в спячку впадает.
-- Летаргический?
-- Может быть. Да и вообще, я читал, будто во сне время по-другому идет. На человека палка падает, а ему за секунду приснится целая жизнь, мол, будто он король, в стране революция, его ведут на эшафот, рубят голову…
-- Мост через совиный ручей, -- пробормотал Мухин.
-- Где?
-- Нет, это я так. И мне тоже, выходит, снится?
-- А вас, товарищ Мухов -- или господин Мухов, и вовсе нет никакого. Вы -- мое сновидение. И весьма скверное сновидение!
-- Ученые допускают и такое, -- смиренно ответил Мухов. -- Тем не менее, партнер, во сне, или наяву, а нам пора идти.
-- Куда?
-- Вы же сами сказали. Куда надо.
Продолжение следует…
(С) "Rara avis", 1999